Страница 47 из 123
— А я же его сфотографировала!
— Отлично! — дед был явно доволен. — Покажи!
— Да… Конечно… Сейчас, — не стала я спорить и потянулась за рюкзаком, в который перед выходом из своего номера закинула фотокамеру. Нашла нужный кадр и показала ему то странное лицо.
Камеру выхватили у меня из рук, со знанием дела приблизили изображение и воззрились в лицо на нём, как в нечто фантастическое. В салоне машины повисла тишина. Душная. Напряженная.
Я вглядывалась в сосредоточенный профиль деда: в то, как крепко он пальцами стискивал фотокамеру; в то, как напряжённо всматривался в кадр и словно не верил собственным глазам, и задавалась вопросами, ответов на которые у меня не было:
«Что его связывало с тем человеком? Почему он смотрел на него, как на врага?»
Не знаю, сколько времени пронеслось, но дед вдруг словно отмер и прошептал:
— Не может быть…
— Ты его знаешь?
— Лучше бы не знал… Неужели терапия дала результат? Выходит, способности вернулись? А ведь я слышал о побочках… Серьезных… Поэтому и отказался ее применять.
— О чем ты? Отказался ее применять по отношению к кому?
— Мне надо подумать…
— Подумать о чем?
— Надо взвесить все за и против… Как он себя чувствует? Как себя ведет?
— Кто?
— Тот, кого ты встретила. Это Жаров — мой заклятый… друг.
— Верно. Олег Жаров. Именно так к нему обращались… Вы дружили?
— Когда-то. В прошлой жизни. Что ты заметила? Дай оценку его состояния.
— Он хромает. Ходит с тростью. Не расстается с ней… Постоянно недоволен.
— Недоволен? Чем?
— Похоже, всем… Всей своей жизнью, я бы сказала так. Агрессивен. Мучается навязчивыми идеями.
— Побочки… Значит, они все-таки есть… Так и не были устранены… Тестировался «сырой» продукт… А ведь он в шаге от запуска в производство.
— Ты вообще о чём?
— Об одной инновационной разработке. Ноотропной. В экспертных кругах ее называют панацеей. Но по моим данным — это далеко не так. Жертва тестирования — не один Жаров. Там целая группа… Я не ошибся. Я сделал правильный выбор. Судя по тому, что ты сообщила.
— Пожалуйста, не говори загадками. Какой выбор ты сделал?
— Выбор в пользу других методов. Более проверенных.
— Ты сказал, что выбрал другой метод. Для кого ты ее выбрал этот, «более проверенный метод»?
— Для своего пациента.
— Какого?
— Не важно. Что еще по Жарову выяснила? — резко сменил он тему.
— Ненавидит нас. Ищет папу. Считает, что ты его от всех прячешь. Хочет его найти.
— Зачем?
— Думаю, чтобы «насолить» тебе.
— «Насолить»?
— Да. Он считает тебя везунчиком. Себя — неудачником. Хочет изменить ход вещей. Если я правильно поняла суть того, что он говорил…
— Откуда у тебя эти водные?
— Подслушала один разговор.
— Где?
— В «Империале».
— А Жаров как там оказался?
— Приезжал отдохнуть.
— Отдохнуть именно в те дни, когда ты оказалась в том же месте?
— А что такого? Простое совпадение. Это же Дом отдыха, дедуль. Каждый имеет право приезжать туда, когда захочет, разве не так?
— Ладно, оставим это сейчас. С кем он говорил?
— С Предсказательницей.
— Не понял?
— Он называл ее Элей.
— Эльвира свет Марковна… Мастер манипуляций.
— Она тоже тебя знает. Направила меня к тебе с вопросами по папе.
— Зачем ты спрашивала ее о Василии?
— Должна же я найти отца! А ты отказываешься помогать. Вот приходится и… — выпалила я и осеклась.
— И?
— Что «и»? Я уже ответила, — недовольно бросила я. И повторила: — Она отказалась отвечать на мои вопросы. Направила меня к тебе. Но ты тоже молчишь! Получается замкнутый круг. Но я вырвусь из него и всё выясню, так и знай!
Со мной не спорили, просто сидели неподвижно, показательно проигнорировав мою тираду.
— Ладно… — помолчав, проговорила я, — Оставим это пока… Зайдем с другого бока.
— Ну попробуй, — усмехнулся дед. Он как-то сразу воспрял духом. Оно и понятно: решил, что я отступила с расспросами о папе.
— Поговорим о моих воспоминаниях. Ты спросил: «Кто убрал блок?» — начала я и заметила: — Передаю твой вопрос дословно. А кто этот блок установил?
— Что-то душно стало.
— Можно приоткрыть окно, — предложила я, догадываясь, к чему он клонит. Знакомый трюк с отвлечением моего внимания.
— Просквозит. А не попить ли нам чего-нибудь прохладительного, Катерина?
— Не слетай с темы, пожалуйста. Мы не закончили, — предостерегла я его.
— Совсем забыл! Полина же приготовила твой любимый мусс и очень расстроится, если я тебя им не напою!
Он взглянул на меня с тихой радостью, с которой всегда упоминал о нашей «заведующей по хозяйству». Затем ловко перегнулся через спинку переднего кресла и дотянулся до бардачка. Отбросил крышку и вытянул из его «недр» мой любимый термосок, с которым я не расставалась, пока жила дома и который Полина бережно хранила «до моего возвращения, когда одумаюсь». Именно это она пообещала, узнав о моем переезде в общежитие.
— Держи свой антиквариат!
В мои руки опустился термос, явно наполненный до краёв.
— Черничный? — уточнила я. Скорее для проформы.
— А какой же еще? — с шутливым удивлением откликнулся дедушка, будто и не было нашего недавнего напряженного разговора. Я отвинтила колпачок и вдохнула любимый аромат. Сделала небольшой глоток вкусняшки, которой была верна всю жизнь, и даже на пару мгновений блаженно прикрыла глаза.
— Ммм, как же вкусно! Поблагодари ее. Обязательно.
— Не сомневайся.
— Так, о чем мы говорили? Ах да! О каком-то там блоке, который кто-то там установил. Ты собирался ответить на этот вопрос. И уже ответил бы, если бы не вспомнил о Полине, — завершила я свою очередную тираду и заговорщицки улыбнулась своему строптивому собеседнику.
— Я не собирался на него отвечать, Катерина.
— А придется, раз уж у нас с тобой вечер откровений и неожиданных воспоминаний, верно?
Глава 25 Цель (не) достигнута?
— Это лишняя информация, — продолжил артачиться мой несговорчивый собеседник. — Она тебе ни к чему.
Я сделала еще пару глотков из термоса и прошептала:
— Подожди…
В памяти вдруг всколыхнулось что-то знакомое. Давнее. Почти забытое.
Я сунула термос с недопитым муссом дедушке в руки, откинула потяжелевшую голову на подголовник кресла и прикрыла глаза.
Перед ними — прикрытыми налившимися свинцом веками, принялась «материализоваться» комната с массивным столом у окна. Каким-то внутренним зрением я наблюдаю, как картинка наливается красками, оживает и будто втягивает меня в себя. Мне знакомо это место. Это большой дом тети Аллы. В нем много разных комнат. Во всех я уже побывала. Во всех, за исключением одной. В нее мне не разрешается заходить. Дверь в неё всегда закрыта. Но сейчас я нахожусь в кабинете. Оглядываюсь по сторонам, как Алиса, попавшая в Зазеркалье, и замечаю на коричневой столешнице стола пустой стакан. Совсем недавно он был доверху наполнен моей любимой «вкусняшкой». Я только что выпила её и всё еще ощущаю на языке насыщенный, такой любимый вкус.
Я сижу рядом со столом, в коричневом кожаном кресле, откинув голову на его высокую спинку. Лениво болтая ногами, смотрю на тетю Аллу, мамину подругу. Она склонила голову к моему лицу и всматривается в мои глаза, а длинными гибкими пальцами перебирает локоны моих распущенных волос. Вот подушечки этих пальцев добираются до кожи головы и несколько раз «пробегаются» от ушей к макушке и обратно. Останавливаются и надавливают на некоторые участки кожи. По спине несутся мурашки. Ощущаю, как подушечки ее пальцев сдвигаются ниже, недолго «топчутся» на месте и начинают вовсю «разгуливать» по затылку. Становится щекотно. Хочется зажмуриться, но мне сложно это сделать. Мое тело успело стать «ватным». Я больше не могу дрыгать ногами. Могу только смотреть тете Алле в глаза. Они интересные. И немного странные: один зеленый, а другой — карий. Почти черный. Иногда мне хочется отвести взгляд от черного, потому что мне кажется, что он видит всё—всё, даже то, что у меня под кожей. Но взгляда отводить нельзя. Потому что тетя Алла не разрешает. Я должна смотреть строго ей в глаза и ни на что не отвлекаться, пока она «феячит», ведь она может превращаться в фею. Когда она в нее превращается, то видит всё. Даже то, что видела я, когда в тот день шла с мамой в школу через «тоннель». И старика, которого мы тогда с мамой встретили, она тоже «видит». «Видит» и велит мне его забыть. Потому что он мне не враг. И не друг тоже. Она говорит, что он — никто и значит его не существует. Я с ней не соглашаюсь, а она настаивает. После движений ее пальцев и взгляда, зоркого, как у сокола, о котором она нам читала, мне всегда нестерпимо хочется спать. И я снова засыпаю, так и не дождавшись, пока она заплетет мне красивую косу. Но когда просыпаюсь, коса бывает уже заплетённой. Меня всегда будит девочка. Она там живет. Она тоже слушала сказку о соколе и согласна, что у тети Аллы иногда бывают глаза, точно такие же зоркие, как у него. Никак не могу вспомнить, как зовут эту девочку. Имя вертится на языке, но не вспоминается. То ли Лика, то ли Ника, то ли Вика…