Страница 45 из 123
— Как это?
— Зависела от моих решений — стала зависеть от решений своей подружки. Позволь напоминать, что поездка в «Империал» стоила тебе травмы. Именно Стоцкая ее организовала.
— Что организовала? Травму?
— Поездку. Травма шла следствием.
— Неправда! — праведным гневом возмутилась я.
— В чем конкретно я неправ? — Дед искоса взглянул на меня. Еще после моих слов о компромиссе он перестал буравить меня взглядом. Видимо, заметив, что не достиг им должного эффекта, отвернулся и какое-то время смотрел прямо перед собой.
— Да во всём! — посетовала я. — Совсем мне голову заморочил. Я сама принимаю решения. И по собственной воле поехала в «Империал».
— Можно с натяжкой допустить, — оспорили мое мнение, позволив снова любоваться своим профилем с напряженным подбородком, — что поехала по собственной воле, но идея с поездкой принадлежала исключительно Стоцкой. Тебя поставили перед фактом. Бессмысленно отрицать очевидное, Катерина. Учись правильно оценивать ситуацию и распознавать причинно-следственные связи. Не разочаровывай меня.
— Вот зачем ты взялся настраивать меня против Марьи?
— И не думал. Просто дал совет: выясни, где она нахваталась этой спорной манеры общаться. Удостоверься в надежности той, кто сейчас рядом с тобой. В общем, займись подружкой. Поиски отца оставь мне.
— Ах вот ты о чем! — встрепенулась я, ухватив догадку за хвост, — Решил отвлечь меня от дела папы, да?
— Никакого дела нет.
— Может и нет, а вот вопросы у меня есть! И я продолжу искать на них ответы, так и знай! Только теперь мне будет сложнее. Потому что придется работать на два фронта. Параллельно по Марье и по папе. Ты же не поможешь ни там, ни там, верно?
Дед продолжал молчать, на первый взгляд безмятежно созерцая снежный вихрь, занимающийся за лобовым стеклом машины.
— Хотя… Думаю, что могу смело сконцентрироваться на поисках отца, — не унималась я, — Потому что уверена, что ты «пробил» Марью по своим каналам. Ведь ты навел справки о ее женихе! В ресторане, помнишь? Когда Маша просила твоего разрешения на нашу поездку в «Империал». То есть Сашу ты проверил, а саму Машу — нет? Это нелогично. — старалась я говорить вдумчиво, спокойно, — Этого просто не может быть. Я знаю тебя всю свою жизнь. Ты всё всегда контролируешь. Ты просто не можешь иначе. Вывод: ты бы никогда не позволил нам с Марьей общаться, если бы «нарыл» на нее что-то реально компрометирующее. Значит, она чиста.
— Как слеза ребенка, — сыронизировал дед, усмехнувшись. И добавил: — Учись разбираться в людях без посторонней помощи. Всегда надейся только на себя.
— То есть мне и на тебя не надеяться?
— Я не вечен. Сейчас у тебя есть отличная возможность попрактиковаться на Стоцкой. Советую ее не упускать. Сконцентрируйся на белых пятнах в жизни подружки и нароешь много любопытного, уверяю тебя.
— Ясно. В общем, Марья — твой отвлекающий маневр. Чтобы я не искала отца. Я просекла твой трюк. Он раскрыт.
— Просекла, говоришь… Молодец. Но главного смысла всё же не уловила. Печально…
— И какой же главный смысл, по-твоему?
— Слушала невнимательно… Слишком много эмоций. Они и помешали тебе уловить суть. Ладно, повторю: воспользуйся билетом во взрослую жизнь, который я тебе предоставил. Начни, наконец, ее строить, пока я не передумал.
«Интересно, что он скажет, если узнает, что я уже воспользовалась этим его билетом по полной?» — мысленно задалась я вопросом и не смогла сдержать коварной усмешки.
— Чего усмехаешься? Есть то, чего я не знаю? — сразу ухватился он.
— Сейчас узнаешь.
— Потрудись объяснить.
Тон его голоса казался спокойным, но я почувствовала, как он напрягся.
— Все просто: или ты мне рассказываешь, где папа, или мне придется добывать вводные у третьих лиц.
— Каких еще третьих?
— Не важно…
— Не трать время — ты ничего не выяснишь!
— Почему?
— Потому что всё под контролем.
— Послушай, ты же знаешь, что с ним случилось! Ну, точно ведь знаешь! Расскажи мне! — пошла я в наступление и расслышала:
— Даже Орловского щенка трясти бессмысленно.
Расслышала и… Перед глазами на мгновение все померкло. Но как следует испугаться я не успела. Потому что в ни с того, ни с сего загудевшей голове неожиданно зазвучал голос Кирилла Андреевича:
«Только не молчи. Рассказывай всё по пунктам: что видишь, ощущаешь и так далее. Сможешь? Твой отец умеет».
Именно этого он потребовал, когда «тестировал» меня в номере «Империала», а я доказывала, что умею вспоминать ничуть не хуже своего отца.
Я распахнула глаза и в следующее мгновение вдруг будто шмякнулась лбом о косяк двери. Удар и боль показались настолько реальными, что я потерла лоб ладошкой и на секунду снова прикрыла глаза. А когда разлепила веки, увидела, что стою за дверью дедушкиного кабинета. У нас дома. Глаза слепит от солнца. Яркого. Летнего. Я жмурюсь от его назойливых лучей и прячусь за косяк двери от настежь распахнутого окна напротив. Шторы собраны по его бокам и совершенно не мешают настырным лучикам атаковать мое лицо.
Сражаясь с ними, слышу настойчивый голос мамы и стремлюсь передать ее слова.
«Кому? — мысленно задаюсь вопросом и отвлекаюсь, — Кириллу Андреевичу? Кажется, его нет рядом…»
Чувствую, что он сейчас далеко. И ему не до меня. Это печалит настолько, что становится обидно до слёз. Почему-то остро ощущаю себя брошенной. Соленые капли жгут щеки и стекают к губам. Они мешают мне разглядеть маму и дедушку, которые стоят недалеко от меня и о чем-то разговаривают. Они меня не замечают. Отираю щеки рукавами чего-то плотного, мягкого, словно бархатного и удивляюсь, почему в такую жару на мне надето что-то теплое и такое толстенное. Похожее на пальто…
Впрочем, это сейчас не важно. Гораздо важнее услышать то, что говорит мама. Меня гложет острое предчувствие того, что сейчас я узнаю нечто, касающееся меня напрямую. Нечто, способное ранить в самое сердце.
«Папа, ты же знаешь, что случилось! — в висках стучит мамин голос. Я вторю ему — озвучиваю всё, что слышу. Как было велено: — Точно знаешь! Расскажи мне! Или я пойду к нему!»
«Пустая трата времени» — звучит голос деда.
Кажется, я уже слышала эту фразу… Совсем недавно.
«Не отвлекайся, Катя!» — устало приказываю себе.
Мама что-то говорит. Пропустила… Надо «отмотать» кадр чуть назад. Даю себе установку: «Я смогу! Это мое кино. Я им управляю!»
Получается. Прислушиваюсь.
«Почему? — спрашивает мама у дедушки: — Он скажет мне всё что знает».
«Рассчитываешь узнать через постель?»
Дедушка сердится. Очень. Не помню, чтобы он так сердился на меня. А на маму сердится.
«Прекрати! Я же дала тебе слово!»
«Мне — да. А себе?»
«Что ты хочешь сказать?»
«Я слышу, как жужжат мысли в твоей голове, пока сидишь там! — Он вытягивает руку перед собой и указывает на что-то за окном. И продолжает говорить. Обвинять: — Под тем кустом роз. Именно ему ты уделяешь все свое внимание. Других даже не замечаешь».
«О чем ты, папа? Под каким-таким кустом я сижу?»
«Под тем, который он тебе презентовал!» — Дедушка продолжает сердиться. И делает ударение на слове «он».
«Ну и что? У них особый аромат. Притягивают», — оправдывается мама.
«Они или тот, кто подарил тебе рассаду?»
«Не мели чепухи! Все в прошлом. В конце концов я дала тебе слово!»
«Ты его не содержишь… Одна надежда на щенка Орловского! Надеюсь, я правильно всё просчитал, и он больше к тебе на пушечный выстрел не подойдет!»
«Не понимаю, о чем ты…»
«О том, что он слишком горд и не возьмёт объедки с чужого стола».
«С какого еще стола, папа?»
«Со стола твоего мужа!»
«Что? Ты сейчас обозвал меня объедками⁈»
«Ты — блюдо Василия. Значит будешь стоять на его столе. Пожизненно. В конце концов семь лет назад сама сделала выбор».