Страница 44 из 123
— Никифор — мой былой сослуживец, Катюш. И по совместительству: главный в СБ этого комплекса, — через весомую паузу поделился Николай Николаевич, ладонью «обрисовав» корпуса нашей общаги.
— Вот как…— задумчиво откликнулась я. И посетовала: — Кругом СБ. И тут мы у него под колпаком…
— За всем должен осуществляться контроль, Катюш. Кто ж за порядком следить будет?
— Полиция, например, — предположила я, — Ну, так… Для разнообразия. Не?
— В нужный момент и она бывает задействована, — со знанием дела известили меня.
Как ни странно, дед не прервал нашу миленькую беседу, позволив мне задавать «лишние» вопросы. Не пресёк, как обычно, окрестив ответы на них «информацией для внутреннего пользования».
— Проясню, шеф, — миролюбиво пообещал Серов, добавив: — Думаю, ничего серьезного. Забавляются ребятки. А ты это, шеф, на девочку-то не дави, лучше порадуй красавицу новым гардеробом. Держи нос по ветру, Катюш, все будет ровно, — успокоил он меня своей привычной присказкой. Подмигнул и был таков.
— О чем это он? — не удалось мне скрыть любопытства, когда за Серовым закрылась дверь.
— Не забивай голову. Лучше расскажи, что творится с твоими часами.
— А что с ними не так? — я внутренне напряглась и задумалась:
«Неужели он просек мой рисковый эксперимент с Орловым? Были они тогда на мне или нет? Кажется, были…»
— Несколько часов были не активны, — услышала я и возрадовалась:
«Неужели вездесущий „Цербер“ милостиво позволил хоть немного пожить без своего „всевидящего ока“? Фантастика!»
— Сломались что ли? Может промокли? — спохватилась я, что задерживаюсь с ответом. И вдруг вспомнила, что совсем забыла снять их, когда после всего, что произошло отправилась в душ. — Я в них душ принимала. — Придирчиво оглядела циферблат и воскликнула: — А они работают, дедуль, смотри!
— То ломаются, то чинятся сами по себе, — недовольно пробурчал он, — Без ведома хозяйки. Что бы это могло значить?
— Не знаю…
— А я вот догадываюсь. Похоже, что их сигнал в «Империале» периодически глушился.
— Что значит «глушился», дед? Зачем?
— Хороший вопрос. Сверюсь с отчетом и отвечу.
— Сверься. Конечно, сверься!
— Даже не сомневайся.
— Не сомневаюсь. Конечно, не сомневаюсь.
— Не попугайничай!
— Не попугайнича…
— Катерина!
— Да, дедуль!
— Что с тобой?
— А что со мной? Ничего со мной… — залепетала я, — Что со мной может случиться?
На меня воззрились, словно на диковинную штучку под микроскопом.
— Правильно: ничего, — не унималась я, понимая, что лучше б уже умолкнуть, чтобы не усугублять положения. Но язык мой, казалось, жил сейчас своей жизнью. — Устала я просто, дедуль. Спать хочу.
Всё, запал сомнительного красноречия, наконец, иссяк, и это было к лучшему, потому что мой проницательный собеседник уже вглядывался в меня с подозрением. Явным таким. Как летом в синий экран своего, внезапно вышедшего из строя компа. Вглядывался, вглядывался, а потом взял и отнес Николаю Николаевичу на плаху. То есть — на диагностику.
«Как бы сейчас он и меня домой не отправил… На диагностику!» — спохватилась я и услышала:
— Не уподобляйся своей подружке. Иначе я разочаруюсь в вашем общении. Окончательно и бесповоротно.
— Что значит окончательно и бесповоротно?
— Положу ему конец. «Прикрою лавочку», если следовать сленгу Стоцкой. Я так понимаю, ты его уже освоила?
— Не то, чтобы очень… Да и цели такой не ставила…
— Значит, не все еще потеряно. Это полнит мое сердце оптимизмом.
— Полнит… Или наполняет?
— Полнит, — буркнул он. И добавил, чуть скривив губы: — Прямо-таки заражает.
— Да… «заражает» по смыслу больше подходит… Наверное, — снова принялась лепетать я, — Звучит, знаешь, более красочно… Более эмоционально насыще…
— Катерина! Не мели чепухи!
— А? А я вот всё думаю… Знаешь ли… Откуда у Маши… эта способность общаться… на разном уровне?
— Так и не поинтересовалась у нее?
— Интересуюсь вот… У тебя.
— Вопрос не по адресу.
— Как не по адресу? Ты же ее «пробил» по своим каналам… Прежде, чем позволил нам общаться, я имею в виду.
На меня взглянули с чем-то, похожим на удивление.
— Я предоставил тебе билет во взрослую жизнь, Катерина. Как ты и просила, так?
— Так, — согласилась я, не совсем понимая, куда он клонит. И на всякий случай поблагодарила: — Спасибо.
— Это означает, что я вмешаюсь только в экстренном случае.
— В экстренном?.. Это в каком?
— Если увижу, что не справляешься. На данном этапе предпочёл предоставить тебе возможность самой… «пробивать» свой круг общения.
— Как это?..
— Пора стать самостоятельной на деле, а не забавляться тем, что на придумывала себе относительно этой самой самостоятельности.
— Напридумывала? Относительно самостоятельности?..
— Да. И пресловутой независимости, о которой ты все последнее время талдычишь.
— То есть… Ты не наводил справок о Марье? — вдруг осенило меня. Казалось, глаза мои сами собой полезли на лоб. — Не может быть… А что же мне теперь делать?
Я вдруг почувствовала себя беспомощной. Абсолютно. Как новорожденный котенок, которого вывели погулять и забыли на улице — в незнакомой ему среде, без всякой страховки… Прекрасно зная тягу деда контролировать всё и вся, я была уверена, что он вдоль и поперёк прошерстил мою новую среду обитания еще до того, как нога моя впервые ступила на порог комнаты в общежитии. И что же теперь выясняется? Оказывается, еще в сентябре мне был предоставлен полный карт бланш?
— Чего зависла?
— Ты бросил меня на произвол судьбы⁈ — вдруг обрушилась я на него с обвинениями. Неожиданно для самой же себя. — Я же тебе доверяла! А ты!
— Не понимаю возмущения… Чем конкретно ты недовольна?
— Я думала… Да нет, я была уверена, что ты всё проконтролировал! Ты же всегда это делаешь!
— То есть тебе была нужна только видимость свободы? — пошел он в наступление, — А по факту — ты готова и дальше находиться под моим «колпаком»? Кажется, именно так ты окрестила мою заботу о тебе… Я правильно понял? Ну что ж, раз так, то не вижу смысла тебе оставаться в общежитии. Пришло время возвращаться домой. Николай будет возить тебя на занятия. На том и порешим.
— Что? Нет! Ну зачем ты всё с ног на голову переворачиваешь? И делаешь такие странные выводы!
— А что, отличный вариант, — принялся он размышлять вслух, — Полина будет рада твоему возвращению. К слову, она уже и блинчики твои любимые приготовила. Каждый вечер, ждет, что одумаешься и вернешься домой. И Лорд будет в восторге. А вывод один—единственный, Катюша: к самостоятельной жизни ты еще не готова. Он напрашивается из твоих же утверждений, девочка.
— Ну, что ты в самом деле… — совсем растерялась я, — Ну, каких еще утверждений, деда?
— Не ты ли минутой назад заявила, что я бросил тебя на произвол судьбы? Я принял твое обвинение к сведению. Предлагаю альтернативу: вернуться домой.
— Ты не предлагаешь, а навязываешь! И шантажируешь меня Полиной! И Лордом! Это нечестно!
— Они любят тебя и скучают. Очень.
— Ну зачем ты так… Я тоже по ним скучаю. И скоро приеду! На праздники. Я… Я просто растерялась… Потому что не думала, что ты на самом деле предоставишь мне полную свободу. Подожди, — осенило меня, — а как же полная свобода и «Цербер», который следит за каждым моим вздохом? Как это вообще увязывается у тебя в голове?
— «Цербер», как ты его называешь, просто следит за состоянием твоего здоровья. Оставь мне хотя бы эту малость заботы о тебе, девочка.
— Ну конечно же! Я же совсем не против, дедуль! А давай, «Цербер» останется при мне и будет следить за моим здоровьем, а я — при общаге? Чем не компромисс, а? И тебе хорошо и мне! Славно же, правда?
— То есть каждый остается при своих?
— Давай не будем рубить с плеча. Ты же сам меня этому учил.
— Ну что ж… Только займись Стоцкой. Узнай, чем дышит. И рассей мое ощущение, что ты просто сменила объект зависимости.