Страница 25 из 123
— Какого центра?
— Центра… В котором служили твои родители…
— И ваш отец?
— Да.
— И вы?
— Расскажи, что почувствовала, когда он на тебя смотрел. В сквере.
— Говорю же, вспоминать начала…
— Расскажи подробнее. Мне нужны факты для аргументации.
— Аргументации чего?
— Неважно.
— Ладно… Сначала опустилась тишина… Потом перед глазами появился океан… Я стояла на берегу. Поднялся шторм… Высокие волны обрушивались на берег… Но почему-то не сбивали с ног… Просто растворились в песке… В шаге от меня.
— Растворялись в шаге у ног…
— Это что-то значит, да?
— Я небольшой специалист в этой сфере… Хоть и перелопатил море литературы. Хотел понять, как он это делает… Но навскидку… Думаю, нет прямой угрозы. Лично для тебя нет. Возможно, пока… Пока угроза направлена на другого.
— На кого?
— На того, кто связан с тобой напрямую.
— На дедушку? Он ведь единственный, кто связан со мной напрямую.
— Вполне возможно. Между ними старая вражда. Уже много лет. Важно то, что состояние нестабильно… — принялся едва слышно рассуждать мой задумчивый собеседник, — Агрессия… Волны разбиваются у самых ног… Пограничное состояние…
— Чьё пограничное состояние? Вернее, пограничное состояние чего?
— Сознания… Сознания самого Жарова. Не силен в этом… Нужна консультация специалиста.
— Как бы то ни было, вы уверены, что ваш родственник нездоров? А как же тогда так получилось, что его признали дееспособным? Кто был его опекуном? Ну, до того, как он снова стал дееспособным?
На меня посмотрели с вызовом. Но ответом не удостоили. Да он был и не нужен — его выдало выражение лица Кирилла Андреевича.
— Опекуном были вы, да? Получается, что так… И теперь за вашим родственником нет специального присмотра, так? Так. Значит, у него полностью развязаны руки… И делать он может всё, что пожелает. А ведь он люто ненавидит дедушку! — заметила я, вспомнив подслушанный в лесу разговор. Разговор между Каменнолицым и Предсказательницей. — И маму ненавидит, хоть ее уже и нет… И меня… Всех нас…Как же вы позволили этому случиться? Почему не проконтролировали должным образом? Почему разрешили ему… выйти из клетки?
— Так ты меня обвиняешь в кознях против своей семьи?
— Скорее, подозреваю.
— Знакомая реакция. И лексика та же, — коварно усмехнулся мой визави. Его настрой резко изменился — доброжелательности и след простыл.
В мгновение ока Орлов выбрался из кресла и оказался рядом. Пальцами обхватив мой подбородок, навис надо мной и выдал прямо в губы:
— Твоя… мать, помнится, заявляла мне то же самое. Скажи, это у вас традиция такая? Изощренная Метода Громовых?
— Традиция… Метода… — лепетала я, подбородком ощущая жёсткость его пальцев. — И в чем же, по-вашему, ее суть?
— Обвинять оппонента во всех смертных грехах. Заставить его оправдываться. А лучше — каяться. Похоже, так члены вашего семейства повышают свою значимость. Вижу, ты тоже это практикуешь. Но перед тобой мне оправдываться не в чем.
— А перед мамой? Перед ней было в чем? — зацепилась я за слова, смысл которых был непонятен. Пальцы крепче сомкнулись на подбородке. Хоть и ненадолго — всего на пару мгновений, но они вцепились в него мертвой хваткой, словно клещи. Жесткие. Беспощадные. И, будто вдруг одумавшись, ослабили захват.
Отвечать мне не спешили. Да, кажется, и не собирались вовсе.
— Расскажите мне о родителях? — поймав его напряженный взгляд, попросила я. Миролюбиво настолько, насколько была в состоянии попросить. Стараясь сгладить возникшее вдруг между нами напряжение. — Что вас связывало? Ведь связывало же, да?
— Вечер воспоминаний подошел к концу, Миледи: лимит вопросов исчерпан. — сказал он — как отрезал. А потом… Потом вдруг задумался на секундочку и выдал: — Но счетчик можно обнулить.
— Какой счетчик? Что вы хотите сказать?
— Обнулить… И заработать новый отсчет…
На меня смотрели в упор. Смотрели, сминая пальцами подбородок. Так вызывающе провокативно… По-взрослому. Но страха не было. Ни страха, ни отвращения, как с Юркой. И мой персональный «ливень», который обрушивался, стоило кому-то подойти так близко, в эту минуту почему-то медлил, не спешил проливаться. В ушах даже отдаленно не звучал его шум.
— Как заработать? — уточнила я. Почему-то шёпотом… Может, потому что уловила намёк? Догадалась по его взгляду, ставшему вдруг двусмысленным. Глубокому, какому-то тягучему, с вмиг потемневшей радужкой. Взгляду, от которого было ни спрятаться, ни скрыться. Взгляду, бросавшему мне вызов.
— Привычным тебе способом, — негромко, с расстановкой подтвердили мою догадку.
«Почему привычным?» — захотелось спросить мне, но не успела.
Мой подбородок «получил вольную», но… Меня обхватили за талию и выдернули из постели. Выдернули, как пробку из бутылки. Резко. Так внезапно, что я задрыгала ногами и застучала кулаками по его напряжённой груди. В ответ от меня вдруг оторвали руки. Совсем ненадолго. На миллисекунду — не больше. И я полетела бы на пол с высоты его роста. Полетела бы, если бы не ухватилась за его бёдра ногами и не вцепилась бы в плечи подрагивающими от адреналина пальцами.
Глава 15 Не устоять…
Я вцепилась в него всем, чем могла. Прилипла намертво — как вата к ране. И немного успокоилась только снова ощутив крепкий закреп его рук на спине. Успокоилась и ослабила свой, переместив ладони ему на грудь. Даже ноги спустила, повиснув, как игрушка на ёлке. Он вмиг воспользовался этим: продолжая держать меня на весу, одной рукой обхватив за талию, а ладонью свободной руки умудрился сгрести кисти моих рук. Наложив их одну на другую, он какое-то время удерживал их в захвате, явно тестируя мою реакцию, видимо, запомнив, как я повела себя днем ранее. Удостоверившись, что ее не последовало, освободил мои ладони из плена. А после — поставил на ноги и не спеша отступил на шаг. Не спуская с меня глаз, выверенными движениями расстегнул ремень на своих джинсах и вытянул из кармана квадратный пакетик.
— Неужели, — только и удалось пролепетать мне.
Шокированная, я уставилась на то, как свободной рукой он потянулся к ширинке брюк. Послышался короткий металлический звук расстёгивающейся молнии… На поверхность «выпрыгнул» «прибор», как назвала его Марья в нашем единственном разговоре на эту тему, и спружинил в ладонь своего хозяина. Тот, без тени смущения, как-то по-будничному, будто делал это ежедневно, зубами разорвал пакетик и со знанием дела «натянул на дружка изделие номер два», как окрестила его тогда подруга. Почему именно 2, поинтересоваться я так и не решилась — не хотелось прослыть полным профаном в глазах подруги. Но сейчас… сейчас определение занимало меня меньше всего.
Мои глаза настолько вылезли из отбит, что их сковало ломотой. Все, что сейчас перед ними разворачивалось, выглядело настолько нереальным, что даже проснувшиеся было мурашки, притихли, а может и вовсе «лишились чувств». Но, как ни странно, я не испытывала ни страха, ни ужаса. Я наблюдала за происходящим в изумлении. Наблюдала и не верила собственным глазам. Смотрела и ощущала себя героиней какого-то сюра. Сюра, в котором в главной роли выступала совсем не я, а мой, откуда-то взявшийся двойник. А всё потому, что в голове никак не укладывалось: мое личное пространство было так откровенно нарушено, запястья «побывали в плену», а я… Я всё еще не ощущала ни дрожи, ни головокружения, ни комка в горле, ни картинки с деревом перед глазами, ни моего воображаемого ливня, мощным потоком сбивающего с него несчастные листочки. И это обескураживало.
«Что это? Сбой программы?» — мысленно недоумевала я, не отводя взгляда от «дружка», так демонстративно и провокационно выставленного мне на обозрение.
Месяцы напролет, после случившегося тем злосчастным вечером, я заставляла себя смириться с тем, что всю жизнь проведу за операционным столом, насилуя себя работой. Чтобы не оставалось ни минутки свободного времени на лишние мысли и занятия. Полгода я планомерно готовила себя именно к такому раскладу. Я почти свыклась со своим незавидным будущим и даже старалась найти в нем плюсы.