Страница 116 из 123
— Катя, заеду на «Финике». «Бэха» — в хлам.
— Как в хлам⁈ Совсем?
— Реально.
— Кто был за рулем?
— Я.
— Ааа ты…
— Со мной всё ровно — не волнуйся.
— Ууффф, — шумно выдохнула я.
— Скажи, когда будешь готова, мне нужно рассчитать время.
— Погоди, дядь Коль. А как всё вышло?
— На светофоре. От души так чмокнули. Чет прям сюр…
— Это же дедушкина машина! А сам он как?
— Нет. Это вторая, Катюш. На своей Даниил в командировку укатил.
— Надолго?
— На три дня.
— Ясно. Дядь Коль, я тогда в общаге останусь. Дедушки все равно дома нет.
— Не дело это, Катюш… Шеф будет недоволен. Побереги его нервы, девочка. Он и так из-за аварии расстроится…
— Не знает еще?
— Пока на связь не выходил.
— А куда уехал?
— По делам. И Полина тебя ждёт, — сменил он тему, — Говорит, соскучилась. Блинчики твои любимые стряпает.
— Она рядом?
— Да. Я как раз на кухню заскочил.
— Передай ей трубку, пожалуйста.
«Полина, Катя тебя просит», — услышала я на том конце. А потом:
— Алё, Катюш, когда будешь?
— Полиин… Я так соскучилась, но понимаешь… Мне нужно будет тут остаться на выходных.
— Как остаться, милая? Даня будет недоволен…
— А мы ему не скажем.
— Как не скажем? — растерялась она.
— То есть скажем, конечно, но потом. Я сама ему скажу, Полин. Объясню, что сессия на носу, а у меня…
— А что случилось? — забеспокоилась добрая душа, как называл ее дедушка.
— Ничего страшного, не волнуйся, — успокоила я ее, — Просто ещё не все к сессии готово, понимаешь. Одну работу доделать нужно. В общем… Прости… не получается приехать.
— Ну, что ж, Катюша… Я понимаю… Учись, милая. Только с дедом вечером на связь выйти не забудь!
— Ладно… — проговорила я, размышляя, как же я выйду на связь, если в клубе буду. Но вдруг услышала и выдохнула от облегчения:
— Коля говорит, что Дана пару дней не в сети будет. Связь с тобой б тобой сам Николай держать будет.
— Ладно… Но сегодня мы с ним уже поговорили. Значит, следующий сеанс — завтра, да? Уточни у него, пожалуйста.
— Он слышит. Говорит, что завтра позвонит. Жду тебя через неделю, моя хорошая.
— Ты уже печешь блинчики? Или только собираешься?
— Тесто уже затеяла, да. Ну ничего, мы с Николаем управимся. Его мальцы подсобят. Береги себя, моя принцесса.
— Люблю тебя. Прости меня, ладно?..
— И я тебя, милая. А за что прощать-то?
— Мне жаль, что не приеду…
— Не расстраивайся — всякое случается. Нужно остаться, значит — нужно. Правда, Коля, — видимо, обратилась она к нему, — Вот и он согласен. Ничего не попишешь. Ты у нас девочка ответственная. Учеба у тебя сейчас на первом месте должна быть. Ну всё, моя лапушка, побегу я. Тесто ждать не любит.
— Да… Да… Конечно… Целую тебя.
— И я тебя, милая, — ответила она в своей привычной мягкой манере. И добавила, наверняка, с доброй улыбкой: — И крепко-крепко обнимаю!
Разговор этот оставил в сердце неприятный осадок. Я почувствовала себя настоящей предательницей и большой врушкой. Самой бессовестной на свете врушкой.
— Ну, чего скисла, Кать?
— Нехорошо получилось… — ответила я и удрученно вздохнула,
— Почему? Нехорошо было бы, если бы не приехала без предупреждения. А ты предупредила заранее, так что всё норм! Брось киснуть, слышишь! Мы щас на финишной прямой. Теперь главное — не зассать!
— Маша… — прошептала я с осуждением в голосе и удрученно вздохнула.
— Что, Маша?
— Слух режет. Не смогу так… лексикон расширить, слышишь? Мне дед за это… не похвалит. И объясни уже, где ты его… ммм…?
— Подцепила? Омагад! — воскликнула плутовка, театрально закатив глаза. — Вижу, девочка созрела! Готова самую мякотку с потрохами заглотить!
— Чего? Не поняла…
— Да, забей. Так… Чела одного примочки.
— Маш… давай по-русски, а? — смиренно попросила я, подцепив на вилку очередную мидию. — Так для чего я у тебя созрела? — уточнила я, поймав на себе ее насмешливый взгляд.
— Для моих откровений о сокровенном, о чем же ещё⁈ Но об этом позже. Помучайся ещё малежка, — попросила она с лукавой улыбкой, подняв наманикюренный указательный палец перед самым моим носом.
— Ты сменила маникюр? — спросила я удивленно.
— А то!
— Когда успела?
— Слетала, пока ты дрыхла.
— А зачем? Тот же свежим был совсем. Ты же недавно делала?
— Тот был дизайнерским!
— И что?
— Что-что! Потому и сменила на нейтральный — французский.
— Не понимаю…
— Ну, зачем «светиться», Кать! По дизайнерскому же меня просечь — раз плюнуть!
— Кому это надо?
— Кому-кому! Там такой гламурятник соберется! На изи сдеанонят! Кстати, дай руку!
— Зачем?
— Боже мой! Больше десяти часов продрыхла, а тупишь, как вчера! Мозгишкам-то шевели уже, Кать! Или они у тебя совсем в пюре превратились?
— Маш…
— Ну, что ты машкаешь? Ты на мидий налегай! Что ты каждую по полчаса мусолишь-то?
— Наелась.
— Доедай! — было приказано мне.
Я сделала над собой усилие и доела порцию. Доела и, действительно, почувствовала себя лучше. Мои серые клеточки окончательно проснулись. Ощутив прилив бодрости, я улыбнулась Машке и уверенно заявила:
— Напрасно ты… Я отлично выспалась. А после сытного обеда — так вообще — как огурчик. Так обычно Полина говорит.
— Хорошо, если так, — вздохнула подруга и добавила: — Хотела бы я на нее взглянуть…
— На Полину?
— А на кого ж!
— Вот Новый Год у нас с Сашей встретите — не только взглянешь, но и вкусняшек ее отведаешь.
— А я ведь с ним еще об этом не поговорила… — задумалась моя авантюристка, — Блин, забыла совсем… После клуба улажу, — пообещала она. Подхватила мою ладонь и недовольно выдала, придирчиво обозрев неброский маникюр: — Лупится уже… Сколько ему?
— Неделя примерно… — задумчиво ответила я. И припомнив, добавила: — Перед твоей помолвкой делала.
— Не такой и древний… А выглядит не ахти. А этот ноготь как сломать умудрилась?
— Ааа… Это в «Империале» еще. Когда с горы слетела. Я ж подточила его, Маш… Чего ты, нормально же выглядит.
— Где нормально-то? Короче остальных. Намного! Поэтому палец и смотрится, как обрубленный. В глаза знаешь, как бросается!
— А что делать?
— Нарастить бы надо, да времени нет. Ладно… Сойдет и так, чего уж… Только руками особо не маши, внимание не привлекай, ясно!
— Ясно… А у нас же около пяти часов ещё есть, — заметила я, взглянув на настенные часы.
— А волосы тебе покрасить? Знаешь, сколько мороки с гривой твоей будет!
— Зачем их красить?
— Викина затея. Замаскируем тебя так, что никто не узнает.
— Зачем? — снова тупо спросила я.
— Чтобы сохранить анонимность, Кать, зачем же ещё. Говорю же Вика велела. Вон, даже краску притащила.
— Волосы высохнуть не успеют.
— А высыхать им не придется. Она сказала, что краска ложится на сухие и высыхает в лёт. Смывать не надо.
Марья метнулась к моей тумбочке и схватила с него тубу внушительных размеров и вручила мне со словами: — На, глянь, какой!
— Что-то я такую краску ни разу в продаже не видела. А изучила я их немало, поверь мне… Летом, когда имидж меняла, — бормотала я, рассматривая плотную слегка перламутровую поверхность предмета немалых размеров, без каких-либо обозначений, за исключением причудливо изогнутого локона волос цвета вороного крыла, изображенного в квадратике у основания тубы.
— Да, — не стала спорить Марья, — спецпродукт какой-то. Вроде лимитированный товар. Не парься, Вика дает гарантию. Сказала, что краска не стойкая, вроде смоется на раз. Приступим?
— Давай, — вздохнув согласилась я и принялась расплетать косу.
— Сейчас Вика должна прийти.
— Зачем?
— Вот, что ты заладила: зачем, зачем! Она сама тебе волосы красить будет.
— Почему она? Ты не сможешь, что ли?
— Я с этой краской не знакома, поэтому не рискну. А пока ее ждём, слушай важное!