Страница 112 из 123
— Да вон же он, бедолага унылый! — с усмешкой откликнулась подруга.
— Где? — уточнила я, оглядев комнату рассеянным взглядом.
— На порожке прикорнул, глянь! — распорядилась она. И продолжила: — Ты, мать, его за неделю так ушатала, что он еле до хаты… то есть до родных пенатов дополз. Сил хватило за поребрик заступить и вырубиться!
— И где ты, интересно, таких манер нахваталась?.. Папа — при должности, мама — сама интеллигентность, дед — военный пенсионер, бабуля — вообще божий одуванчик, если судить по видео, где она курочку с ананасами запекает… — чуть слышно бурчала я, бредя за рюкзаком чуть ли не на полусогнутых.
— Так и быть, расколюсь… эммм… поведаю тебе как-нибудь по случаю, — услышала я в ответ. И заявлено это было с ее фирменной коварной ухмылкой. В том, что она имелась на губах подруги, я ничуть не сомневалась — спиной почувствовала! Марья всегда так ухмылялась, стоило ей в сотый раз заставить меня сгорать от любопытства по поводу ее сленга. Похоже, практиковалась она в нем не день и не два…
— Я его и сегодня встретила. В кофейне, — поделилась я, обернувшись к девочкам.
— Кадр свежий? — уточнила Вика. — Сегодня в кофейне снимок сделала? При ярком освещении?
— Нет… — растерянно пробормотала я, сжимая в руках кофр с камерой, которую достала из рюкзака, но так и не расчехлила. — Не до того было… Да и потом… не думаю, что он согласился бы позировать… Он и тогда, в сквере, желанием не блистал. Не любит он фотографироваться…
— Ну, не стой изваянием, Кать! Подойди, покажи кадр! — распорядилась Маша. И вдруг воскликнула: — Подожди, так вы обе о Каменнолицем твоем щас толкуете, что ли? Ведь это его ты в пятницу щёлкнула?
— Похоже на то, — пробормотала я, сражаясь с чехлом и выуживая из него камеру.
— То есть и ты и Вика с ним знакомы, так?
— Похоже на то, — снова пробормотала я, вытянув, наконец, из чехла свою подружку-фотокамеру и принявшись искать нужный кадр.
— Не факт, что мы сейчас говорим об одном и том же человеке, — предположила Виктория. Предположила с некоторой опаской, как мне показалось.
— Вот, взгляни! — Я протянула гостье фотокамеру с кадром на экране. — Этот человек ко мне в сквере подошел.
Она аккуратно взяла мой агрегат и всмотрелась в лицо на экране.
— Что может тебя и Вику связывать с Каменнолицым? — прошептала мне Марья, пока Вика всматривалась в кадр, — Вот чую: есть кто-то третий. Связующее звено, так сказать.
— Не знаю, Маш… — тихо ответила я, — Логика в твоих словах явно есть… Но я никак не могу ухватить ее за хвост… Чувствую, что должна вспомнить что-то важное, но никак не могу…
— Не может она… — чуть слышно разочарованно пробурчала подруга, — А где ж твоя хваленая память, а?
— Не знаю, — вздохнув, шепотом посетовала я.
— Вышел из тени, значит… — задумчиво проговорила Вика, вернув мне камеру.
— Из тени?.. — переспросила я.
— Десять лет жил — не тужил… На связь не выходил… Почему сейчас? В чем цель активации? — рассуждала наша гостья вслух, будто ведя беседу сама с собой.
— Все-таки чудная ты, Вик! Будто не о человеке говоришь, а о машине, — усмехнулась Марья и повторила за гостьей: — «цель активации», блин.
— А цель у него есть! — подала я голос, — Я бы назвала ее целью всей его жизни.
— И в чем же она, по-твоему? — уточнила обладательница оливковых глаз.
— Он хочет испортить нам жизнь, — ответила я, пожав плечами. И приземлилась на свой стул. Ноги почти не держали меня от усталости.
— Кому «нам»? — уточнила Виктория.
— Нам с дедушкой.
— Зачем?
— Он мстит за… «своих девочек». Он так сказал.
— Каких девочек? — засыпала меня вопросами Виктория. Засыпала так настойчиво, что Марья предпочла не встревать.
— Он мстит за дочь и внучку.
— Почему именно вам? И что с ними случилось?
— Там что-то… непонятное… Я точно не знаю… Тяжелые роды… В общем… их не стало… Обеих… И Каменнолицый… То есть Жаров винит в этом мою семью… Маму и деда. И меня… Наверное…
— Это твое предположение или утверждение? — продолжала допрашивать меня Вика.
— Утверждение. Я собственными ушами это слышала.
— Вы беседовали?
— Да. В кофейне… Правда, не совсем об этом…
— А о чем?
— Он ищет папу. Спрашивал у меня: знаю ли я, где он.
— Решился вступить в прямой контакт, значит…
— Да, — подтвердила я слова Виктории, — Зашел в кофейню и направился прямо ко мне. Сел за столик. Без разрешения… А про вендетту я услышала в прошлые выходные. В «Империале». Мы там отдыхали. Там Каменнолицый… То есть Жаров обсуждал это с Предсказательницей.
— Кто такая? — удивленно вскинула брови гостья — похоже, ещё один мой дознаватель.
— Видимо, его жена. Она все время рядом с ним.
— Почему ты назвала ее предсказательницей?
— Потому что она… предсказала мне встречу… с одним человеком.
— С Орловым же, да? — встряла в мой допрос Марья. Я молча кивнула ей в ответ. Кивнула и услышала Викино задумчивое:
— Интересно…
— Так Катькин Каменнолицый и есть твой мозгоклюй, Виктория? — уточнила Маша.
— Каменнолицый… — задумчиво проговорила наша гостья, — Верно подмечено… Птоз… Последствия инсульта… Ассоциативное мышление, акцент на образность, — негромко размышляла она вслух, — Помню…
— Что помнишь? — поинтересовалась я.
— Что? — выплыла из раздумий гостья.
— Ты сказала «помню». Что ты помнишь?
— Не важно…
Взгляд моей собеседницы стал строго-назидательным. Так обычно смотрит учитель на нерадивого ученика, задающего глупые вопросы. Таким же взглядом одаривает меня и дедушка, когда я задаю «лишние».
— Прости, но мне кажется это важным… — не сдавалась я.
— Забудь! — велела она и снова странно взмахнула перед моим носом ладошкой. Так же, как вчера — на кухне — и пару раз сегодня. На меня снова опустилась странная пелена. Уютная и пушистая, она напомнила мне большую мягкую, но плотную скатерть с ажурными кистями, покрывавшую стол в доме бабушки из тайги. Когда-то я любила под ней прятаться от Кудряшки. Но та меня всегда под ней находила. Вскоре пелена перед глазами рассеялась, но я забыла, о чем только что спрашивала.
— О чем это я… — устало пролепетала я.
— Мы говорили о лице в кадре, — подсказала мне Вика, указав взглядом на фотокамеру, которую я сжимала в ладонях.
— Ах да… Каменнолицый. Так ты рассказывала о нем? Ну… до того, как я показала тебе кадр с его лицом? — неуклюже пыталась я собрать свои разрозненные мысли в вопрос.
— Возможно… То лицо было моложе… Не таким мертвым…
— Ты всё-таки видела его раньше⁈
— Видела… В детстве… Лишь однажды, — нехотя ответила мне Вика, — На фото.
— У кого? У кого ты видела его фото? — не унималась я. Мне навязчиво казалось это важным.
— У мамы… В комоде… — стало мне ответом, а в памяти всколыхнулось нечеткое видение огромного темно-коричневого шкафа, высотой мне по грудь…
— Там, где таится всякое старьё, да? — выдала вдруг я.
— Что? — с интересом спросила притихшая было Марья.
— Так… Что-то вдруг вспомнилось…
— Что именно вспомнилось?
— Красивый комод… На нем фигурки… А внутри «таится всякое старьё». Так говорила…
— Кто говорил? — допрашивала меня теперь Маша.
— Не знаю… Не помню…
— Тут помню — тут не помню! — недовольно воскликнула она, — Не узнаю я тебя, Кать! Что с тобой происходит? Ты с легкостью вспоминаешь всякую муть, а важное — не можешь! Фигурки какие-то на комоде — это что, важно⁈
— Красивые фигурки… Нэцкэ… — пробормотала я, устало прикрыв глаза.
— Ну-ка вспоминай, с кем ты возле того комода тёрлась!
— Не могу… Хочу вспомнить. Очень хочу, Маш… Но не получается… Блуждаю, как ежик в тумане…
— У нее перегрев, — заметила Вика. И велела Марье: — Не дави на нее: может случиться срыв. Твоему мозгу нужен отдых, — обратилась она ко мне, — иначе случится сбой.
— Да, в последнее время быстро утомляюсь. Это всё воспоминания… Они забирают много сил… Вот доберусь до дома — и отдохну.