Страница 36 из 50
Несмотря на несомненный успех на ниве торговли скрипками и всеми связанными с ними изделиями, Козио никогда не приходило в голову продавать эти драгоценные реликвии. После его смерти в 1840 году рабочие инструменты перешли сначала к его дочери, а затем к внучатому племяннику. Можно было бы заклеймить жену его внучатого племянника как невежественную обывательницу за то, что та выставила их на продажу в 1920 году, но оказалось, что это было лучшим, что она могла бы сделать.
Марчеза Паола делла Валле уже была готова продать реликвии французскому послу в Риме, когда получила письмо от Джузеппе Фиорини, одного из самых известных мастеров в Европе. Как и Козио, Фиорини осознавал силу предметов, способных вдохновлять нас на поступки, которые могут изменить ход нашей жизни, и он разглядел потенциал реликвий Страдивари в реализации своей мечты об открытии школы скрипичного мастерства, где можно было бы осваивать все старые итальянские техники. «Я быстро принял решение, - рассказывал Фиорини другу, - и написал Марчезе Паоле делла Валле примерно следующее: “Я не богатый человек, и я не спекулянт, желающий только заработать; напротив, я мастер и знаток, моя цель - купить реликвии Страдивари и использовать их для возрождения редкого искусства и, в конечном итоге, передать их итальянскому правительству, если оно согласится открыть школу лютерии. Прошу вас, мадам, способствовать достижению этой патриотической цели”». После этого он вложил все свои сбережения, взял дополнительную ссуду и обеспечил сбор на сумму, эквивалентную 37 000 фунтов стерлингов[100].
Фиорини предложил инструменты и другие реликвии властям нескольких городов, поставив лишь условие: они создадут новую Международную Школу Лютерии, в которой молодые люди смогут обучаться изготовлению скрипок на самом высоком уровне, и назначат его директором этой школы, выставив рабочие инструменты Страдивари на всеобщее обозрение. Кремона опередила другие города и приняла его предложение. Реликвии были переданы в 1924 году, и начались поиски помещения для новой школы.
Двухсотлетие со дня смерти Страдивари было в 1937 году, но с открытием Школы власти затягивали, и оно не успевало к дате. Тем не менее Роберто Фариначчи, мэр Кремоны от партии фашистов, не мог оставить это событие незамеченным, поскольку прекрасно понимал, что такой важный юбилей может стать центром пропаганды славного прошлого Италии и, в частности, золотого века скрипичного дела. Он обратился напрямую к высшим властям со своими предложениями и получил одобрение на организацию двух выставок непосредственно от Муссолини, который, кстати, и сам играл на скрипке. L'Esposizione Internazionale di Liuteria Antica Cremonese должна была стать великолепной демонстрацией «древних итальянцев» из Кремоны, а La Mostra Nazionale di Liuteria Moderna представила работы 119 современных мастеров со всей страны. Все новые инструменты автоматически участвовали в конкурсе, на который правительство выделило 70 000 лир (25 000 фунтов стерлингов) в качестве призовых[101].
Когда дело дошло до поиска «старых итальянцев» для экспорзиции, у организаторов возникла серьезная проблема, потому что с тех пор, как Таризио в конце восемнадцатого века вывел их как товар на международный рынок, они все больше и больше удалялись от дома. Обращаясь к владельцам по всему миру, организаторам в конце концов удалось собрать тридцать девять скрипок, альтов, виолончелей и арфу, причем более половины из них прибыли из-за океана[102]. Фариначчи, которого вскоре назначили секретарем фашистской партии, подготовил Кремону к наплыву гостей из других частей Италии и из-за границы, реконструировав центр города. Проект реконструкции, рожденный извращенной фантазией партийного функционера, включал снос зданий на площади Сан-Доменико, где когда-то жили и работали Страдивари и Гварнери, в чьих мастерских были изготовлены многие представленные на выставке скрипки, а также полный снос домов в остальной части Изолы и замену замысловатых лабиринтов улиц и расположенных на них мастерских строгой сеткой прямых дорог и зданий, выстроившихся в ряд и призванных выразить современную мощь фашистского правительства. Среди этих новых зданий был Палаццо дель Арте, красивое строение, в котором сейчас находится Музей Скрипок, собравший реликвии, вызвавшие как возобновление интереса к лютерии, так и связанные с ней, но совершенно не соответствующие замыслу действия. Празднование двухсотлетия стало триумфом. Юбилейные мероприятия длились всего месяц, но в них приняло участие более 100 000 посетителей со всего мира, приехавших, чтобы увидеть выставки и посетить концерты, устроенные в рамках фестиваля[103].
Фариначчи, увы, преуспел в том, чтобы от Изолы ничего не осталось, но это не помешало мне объездить там все на велосипеде во время моего недавнего визита в город. Я оставляла велосипед у эстрады и бродила по извилистым дорожкам сквера, разбитого на месте старой церкви Сан-Доменико, в поисках хоть каких-то следов ремесел, которые когда-то процветали на узких улочках Изолы. Но единственным продуктом, произведенным местными ремесленниками, попавшимся мне, было свежее пиво, подпитывающее шумное веселье студентов в баре с видом на сад, где голуби наслаждались своим собственным аперитивом из чипсов и крошек фокаччи под столами. Несмотря на утрату Изолы и всего, что она символизировала, в 1938 году все же открылась Международная школа Лютерии, и мечты графа Козио и Джузеппе Фиорини наконец осуществились. К сожалению, для Фиорини, умершего четырьмя годами ранее, это произошло слишком поздно. Тем не менее, это послужило началом нового периода в истории Кремоны, новой главы, которая, в конечном итоге, должна была завершить цикл, вернув городу ту же известность центра скрипичного ремесла в наши дни, каким он был при жизни Страдивари. Ничего бы этого не произошло без загадочной атмосферы, созданной старыми инструментами из его мастерской, поскольку их возвращение в Кремону привело к овеянному чудом возрождению интереса города к своей собственной истории.
На следующее утро, проворочавшись всю ночь на кровати хозяйки, я отправилась в Школу. Сама хозяйка, как обычно, спала на диване, отказавшись от своего брачного ложа, на котором она провела сорок лет, предоставив мне возможность выбора, в какой впадине матраса устроиться: покойного мужа или ее. В то утро, покинув свое жилище, я проехала по булыжникам на площади Пьяцца-Сант-Агостино мимо диких маков, буйно разросшихся в опустевшем водоеме у подножия церкви, и оказалась на Виа Коллетта. Улица уже была заполнена студентами, многие несли на спине инструменты в футлярах и этим напоминали гигантских насекомых с плохо подходящими им панцирями. Все они направлялись в Палаццо Раймонди, где разместился Музыкальный Лицей, высшая школа, где учащиеся обучаются музыке, и единственная в мире государственная школа лютерии.
К тому времени, когда я добралась до школы, первый урок как раз закончился, и студенты беспорядочно перемещались по двору в самом центре палаццо. Некоторым из них было всего лет четырнадцать, потому что школа лютерии также является лицеем, или старшей школой, где они могут начать изучать мастерство изготовления скрипок сразу после окончания средней школы. Те, которых я встретила, уже целый год осваивали рабочие инструменты и учились безопасно ими пользоваться, узнавали, как идентифицировать разные породы дерева и как предсказывать их поведение в разных условиях.
Вместе с итальянскими учащимися во дворе были студенты самых разных возрастов со всего мира. Многие из них ранее уже овладели разнообразными профессиям, так что в течение недели я встречала профессиональных скрипачей и музыкантов, краснодеревщиков и плотников и даже людей, которые уже прошли обучение лютерии в других заведениях. Школа Кремоны учитывает приобретенный ранее опыт, так что некоторые из этих подготовленных учеников присоединяются к группам только на втором или даже третьем курсе, а затем следуют индивидуальной учебной программе с упором на пробелы в их знаниях.
100
Toby Faber, Stradivarius: Five Violins, One Cello and a Genius, Macmillan, 2004, p. 200.
101
Ibid, p. 201.
102
Ibid, p. 201.
103
Ibid, p. 201.