Страница 41 из 99
И ведьма касается одного за другим.
А они звенят. И вправду стеклянные. Над чашечками вырастают облачка Силы, а та тянется, уходит к ведьме.
Надо…
Поздно. Ведьма поворачивается. Ее лицо белым-бело, а глаза – что провалы.
– Ворон, ворон. – Голос ее похож на карканье. – Ты пришел за мной, ворон?
– Вроде того.
Круг слабо светится. И тянет отступить. Он сумеет выбраться, найти путь. Но стоит почему-то.
– Думаешь, если будешь там, я до тебя не доберусь?
– А тебе надо? Добраться? – уточнил Эдди.
– Не знаю. – Она поднялась, а потом зачерпнула лунного света, смешанного с пыльцой ведьминых цветов, и отерла этим лицо. – Ты интересный. Иди ко мне. Поцелую.
– Спасибо, как-нибудь обойдусь.
– Я ведь красивая? – Она повернулась боком, изогнулась, подражая когда-то увиденной позе.
Получилось нелепо.
– Красивая, – согласился Эдди.
– Тогда в чем дело?
– Домой пора.
– Кому? Мне? Нет, ночь ведь лунная! Полнолунная! Так и хочется танцевать! – Ведьма крутанулась, расставив руки. – И Сила… ее столько… Я знаю, кто ты. Ты нравишься моей сестрице. Она дура. Всегда была.
– А ты, стало быть, умная?
– Да. Или нет. Не знаю. Все так… смешалось. Мне нравится ее дразнить.
Ведьма резко села.
– Где я?
– В круге.
– Это я вижу. Что за место?
– Круг Силы.
– Моей?
– Думаю, что не только. – Эдди опустился на траву. Он все еще предпочитал держаться по ту сторону границы. – Когда-то здесь что-то было.
– Везде что-то да было, – фыркнула ведьма и стянула рубашку. – Так-то мне больше нравится!
Ее кожа была бела, слишком уж бела. И лучше бы не смотреть, но не смотреть не выходит.
– А хочешь, я поделюсь с тобой? Силой? Или собой? Разрешу сделать то, что делают с женщинами мужчины. Не думай. Я видела.
– Завтра тебе будет стыдно.
– Вряд ли. – Ведьма хихикнула. – Я ведь ведьма! А ведьмам не бывает стыдно. Но ты боишься, да? Кого? Моей маленькой занудной сестрицы?
– Нет, не ее.
– А чего?
– Того, что она огорчится. А мне не хочется ее огорчать.
Смех у нее похож на карканье.
– Ты влюбился?
– Еще нет. Но, наверное, могу.
– А в меня?
– Вряд ли.
– Почему? Мы ведь так похожи. Почему не я? Я ведь лучше! Я всегда была лучше! И буду.
– Это не имеет значения.
– А что имеет?
– Если бы я знал. – Эдди погладил дудочку. – Я тебе тоже не нужен. И ей ты навредить не хочешь. Пока. Потом… потом я найду способ защитить ее. И от тебя в том числе. Если ты не сумеешь справиться.
– С чем?
– С Силой. Это она в тебе колобродит. Или ты с ней сладишь, или она с тобой.
Ведьма нахмурилась.
– Места всякие бывают, – продолжал Эдди. – Возможно, тут храм стоял. Не человеческий.
– А бывают такие?
– Отчего нет. Пусть даже на храмы и не похожи, но сюда приносили жертвы.
– Человеческие?
– Может, и так, а может, и нет. Жертва – это дар, а уж что дарить, сам думай. – Эдди погладил дудочку. – Но приходили многие. И дары их, судя по всему, принимались. Место помнит. И хранит отголоски Силы. А может, здесь когда-то погиб кто-то сильный. Очень и очень сильный.
…Или уснул, как то существо, что пряталось под городом.
– Маги должны были почуять.
– Глазами не увидеть музыку, а ушами – картину. Маги видят свою сторону Силы. У ведьм другая. Я так думаю.
– И поэтому я здесь?
– Тебя позвали. И ты пришла.
– Кто позвал?
– А мне откуда знать? – Эдди скрестил ноги. – Это ты сама услышать должна. Я же не ведьма.
Она крутанулась, нарочито медленно, позволяя разглядеть себя. Ладони скользнули по животу, по груди.
– Прекрати, – попросил Эдди. – А то я уйду.
– Уходи.
– И позову твоего отца. Как ты думаешь, ему понравится?
– Ты его найди сперва.
– Или Берта. С ним проще. А то и вовсе маменьку.
Ведьма скривилась.
– Скучный ты.
– Какой уж есть.
– А ты и вправду бастард императора?
– Что? – Эдди хмыкнул. И совершенно честно ответил: – Нет. Но в это не поверят.
– Почему?
– Потому что людям нравится верить в сказки. Или не в сказки, но в истории, которые на них похожи. А еще понимать, что кто-то другой тоже грешен.
– Сыграй, – попросила ведьма. – Пожалуйста.
– Эта не та дудочка.
– Не та. У тебя есть еще одна. Я чувствую. – Она наклонилась, потянулась всем телом, и волосы скользнули по обнаженной спине.
Все-таки не стоило идти сюда одному.
Эдди молча достал вторую дудочку.
– Она… не думаю, что на ней теперь можно сыграть. – Он погладил потемневшую кость. – Когда-то давно она служила шаману. Сильному, я думаю. Но его убили. А она попала в грязные руки. И все одно пыталась служить.
Ведьма завороженно уставилась на дудочку.
Даже дышать перестала.
– Она забрала много жизней. И душ. И грязи. И теперь сломать ее – неправильно. Она живая. Это как убить собаку за то, что хозяин у нее дерьмовый. Но и играть на ней я не рискну.
– Дай. – Рука протянулась за черту круга. – Дай же! – выкрикнула ведьма. И голос ее заставил ветер закружиться. Зазвенели стеклянные цветы, а пыльца их поднялась облаком. – Дай, она моя… моя она!
Не самое умное решение. И ведьма молодая, бестолковая, и дудочка слишком опасная.
– Это не игрушка, – предупредил Эдди.
– Я знаю. Просто это мое! Понимаешь? Я вижу. Что ты хочешь? Я все отдам. Себя. Сестрицу мою. Все, что только попросишь.
– Оденься, – попросил Эдди.
– И тогда дашь?
А в глазах безумный блеск. Но не в этом дело, а в том, что и дудочка хочет к ней. Эдди чувствовал ее тоску, ее боль.
И надежду.
Ведьма-шаман? Бывает такое?
– Попробуй. Но если не выйдет, я ее заберу. А вздумаешь дурить, то и тебе горло перережу.
Произнес он это спокойно. И так же спокойно положил дудочку на край круга. И отступил.
Ведьма натянула грязную рубашку и волосы спутанные за спину забросила. Дрожащие пальцы ее коснулись дудочки. Замерли, будто прислушиваясь, будто не веря, что им и вправду можно.
А потом она схватила.
Прижала к груди.
Закрыла глаза. И, поднеся к губам, тихонько дунула.
Стон-плач пронесся над поляной, и второй, и третий. Вот шепот. И почти крик, на грани слышимости, но такой, что душу наизнанку выворачивает. И усидеть получается с трудом.
Снова шепот.
Спор.
Ведьма кружится по поляне, и волосы ее разлетаются шелковым покрывалом, в котором прорастают белые звезды лютиков.
Ведьмин цвет.
Ведьмин танец.
Ведьмина ночь.
Она замерла, покачнувшись, а потом молча, разом утратив силы, опустилась на землю. И мир стал прежним. Он, еще хранивший эхо этой песни, замер. Ни звука. Ни шороха.
Ничего.
Эдди поднялся и переступил границу.
Ведьма оказалась довольно увесистой. Эдди перекинул ее через плечо, подумав, что, если кто его заметит, объяснить происходящее будет трудно.
А дудочку она так и не выпустила. И, даже беспамятная, сжимала крепко.
Мамаша Мо только хмыкнула. И глянула этак выразительно.
– Не бросать же ее было. – Эдди хотел сбросить ведьму на кровать, но увидел, что та занята.
Эванора Орвуд сладко спала, сунув под щеку ладони. Она завернулась в одеяло и…
– Матушку позови. Пожалуйста. Если еще не легла.
– Нечего беспокоить, – отмахнулась Мамаша Мо. – Вона, туды клади. Сейчас отмоем… Ишь ты, взаправдашняя ведьма. С ведьмами не связывайся. Дурковатые они. Иди вон, поешь. А после отнесешь. А я с ними останусь, пригляну, чтобы чего не случилось.
Почему бы и нет.
Не скажу, что я так уж сильно волновалась. Нет, волновалась, конечно, не без того, все-таки первый день учебы, но не до огненных шаров. Так, слегка в душе поскребывало недоброе предчувствие.