Страница 17 из 50
— Независимо оттого, что ты написал в книге, я никогда не поверю, что ты мог совершить насилие, — Алан и секунды не сомневался в порядочности своего приемного отца. — Не хочу об этом даже слышать.
— Насилия не было, а разврат был, — Антэн издевательски хмыкнул. — Пятнадцатилетний мальчишка решил стать сексуальным символом Дармунда и два года корчил из себя великого соблазнителя. Все так противно и пошло, что я не хочу об этом говорить.
Антэн устало потер лоб, концентрируя память на тех давних и неприятных событиях.
— Короче, меня двадцатилетнего порядочного отца семейства вызвали на Совет четырех и предъявили обвинение в попытке изнасилования беременной женщины. Я отказался давать какие-либо объяснения такой нелепости. И заявил, что если они верят всем этим россказням, то пусть найдут другого кандидата в преемники главы клана. А я буду жить тихой семейной жизнью, без дурацкой миссии по спасению человечества и моих пресловутых обязанностей перед кланом.
Мое поведение возмутило Совет четырех. Наш главный законник Ардал посоветовал не разбрасываться словами, а серьезно разобраться с обвинениями, порочащими мою репутацию. Главный лекарь Катэйр заявил, что у меня временное помутнение рассудка и велел успокоиться, а затем все внятно объяснить. Бирн вообще предложил сначала выбить из меня все дерьмо, а потом уже разговаривать.
А дед сказал мне: «Нельзя пытаться обмануть судьбу, иначе будешь расплачиваться всю жизнь. А если не успеет расплатиться, то за тебя это сделают дети. Боги избрали для выполнения нашей миссии тебя, а не твоего отца или сына. И ты не имеешь права даже в мыслях пытаться изменить свое предназначение. Тем более кричать во всеуслышание о дурацкой миссии. За такие слова я отлучаю тебя от клана на пять лет. Поживи тихой семейной, а главное самостоятельной жизнью. И когда станешь по-настоящему взрослым мужчиной, мы поговорим о миссии и о преемственности».
Антэн словно наяву видел себя — самоуверенного молодого глупца, знающего все лучше всех и покачивая головой, тихо сказал:
— Я понял, что совершил ошибку уже в первый месяц после свадьбы. Надо было во всем признаться деду и попросить его о помощи. Он нашел бы достойный выход из ситуации для любимого внука, — ностальгия тяжелой волной накатила на него. — Ты не представляешь, как он меня любил и потакал во всем. Когда мне снесло крышу, и я начал спать со всеми желающими девчонками, он не надрал мне задницу, как следовало бы, а купил отдельную квартиру, чтобы было, куда их приводить. Мне казалось, он гордился мной, даже пять оберегов в ухо вставил.
Заметив непонимающий взгляд сына, Антэн пояснил, потеребив себя за верхнюю часть уха.
— Такие обереги есть и у братьев Лаки. Возможно, ты обратил внимание на гвоздики-пусеты, заговоренные от болезней и зачатия. Дед боялся за своего наследника, вот и придумал такое своеобразное средство контрацепции. Я был такой сволотой, сынок. Одним из тех козлов, которых так красочно и достоверно описала Лаки. Только женитьба остановила меня от дальнейшего разврата. Остановила, но не принесла ожидаемого счастья. Мне было стыдно, что дед оказался прав, но признать это было равносильно смерти. Молодость, дерзость и глупость сделали свое дело. Я заявил деду, что не буду ждать пять лет и сразу отказываюсь быть его преемником. Снял с шеи золотую гривну, которую в нашем клане носит наследник, и швырнул ее на стол, как простую безделушку. По сути, бросил в лицо своему владыке символ власти, с гордостью носимый мной после принятия клятвы стать его преемником.
Антэну стало неловко, что он изливает на сына душевные терзания и обиды.
— Я уже утомил тебя своими воспоминаниями. Пожалуй, неинтересно, и даже неприятно услышать такое о человеке, которого столько лет считал порядочным человеком и своим отцом.
— Что значит, считал? — искренне возмутился Алан. — Я и сейчас считаю тебя своим отцом и порядочным человеком. За двадцать лет жизни с тобой у меня не было ни малейшего повода усомниться в этом. А в твоем рассказе о тех давних временах главный герой просто еще юнец, для которого груз ответственности оказался непомерно тяжелым. В двадцать лет у тебя уже были жена и двухлетний сын, и куча обязанностей как мужа, отца и наследника рода. Это не всякий и тридцатилетний выдержит, а в двадцать все видится только в белом и черном цвете. Но я так понял, что за те пять лет в твоей жизни произошло что-то очень серьезное, если ты не вернулся к своим, а изменил имя и начал новую жизнь. Расскажи мне все. Поверь, для меня это очень важно и интересно потому, что я люблю тебя.
Алан обхватил руку отца и прижался к ней щекой, как в далеком детстве, вызывая на глазах Антэна предательскую влагу. Сын вырос и стал взрослым мужчиной, но он все равно его ребенок, ведь бывших детей не бывает.
Антэн устало вздохнул, откровенный разговор давался нелегко. Алан заметил, что лоб отца покрылся бисеринками пота и осторожно промокнул его полотенцем.
— Папа, если не хочешь ничего рассказывать, то и не надо. Только не утаивай свои болезни. Ты всех очень испугал, а меня так до смерти. Если бы Лаки не успела вернуться или не смогла бы тебе помочь, мы оба потеряли бы отца. Не забывай, что теперь ты у нас один на двоих, — с легким упреком сказал Алан и сделав «страшные» глаза, шутливо произнес притворно-грозным голосом: — Быстро говори, чем еще болен, а не то пожалуюсь на тебя Лаки.
Легкая улыбка коснулась губ Антэна. Как непривычно сладко называть Лаки дочерью. Внезапно он нахмурился, вспоминая, что формально они еще не уладили этот вопрос, и решил прямо сейчас пойти к своей девочке и попросить ее взять его в отцы.
— Я больше ничем не болен, клянусь тебе, — поспешил успокоить он сына. — Скажи, а утром Лаки приходила ко мне?
В его глазах вспыхнула надежда, что с дочерью все нормально и сразу же погасла. Он был уверен, будь с ней все хорошо, она сидела бы рядом с ним.
— Сейчас она не может прийти к тебе.
Алан тщательно подбирал слова, чтобы еще больше не расстроить взволнованного отца.
— Лаки потеряла много сил, когда лечила тебя, а до этого ей еще пришлось лететь сквозь снежную бурю.
— Как же удалось прилететь при таком ветре? Какой пилот рискнул поднять в воздух вертолет?
— Она прилетела не на вертолете, папа. Сейчас Лаки спит. Вик напоил ее разными снадобьями, чтобы она не заболела.
В голове Алана еще слабо укладывалось, что кто-то летает, как птица не только в сказках. Особенно, если этот кто-то тебе так дорог. Он пытался абстрагироваться от мысли, что его любимая связана с миром магии, тем более, что за все время пребывания в ее доме, она вела себя, как обычная девушка. Разве за исключением редких моментов, наподобие вчерашнего прилета. Но, именно в такие моменты, Алан понимал, насколько разные их жизни, да и сами они очень разные.
Вчера он впервые задумался над тем, что может Лаки правильно делает, стараясь погасить его любовь, ведь у них нет общего будущего. Но утром, когда Вик разрешил ее увидеть, он ругал себя последними словами за такие малодушные мысли. Увидев Лаку, измученную и бледную, забывшуюся тревожным сном, Алан почувствовал, как любовь разрывает ему сердце, и он готов отдать все, что у него есть — деньги, здоровье, жизнь, лишь бы быть с ней рядом.
Антэн тяжело вздохнул, чувствуя себя виновным в том, что его дочь едва дышит.
— Я был у нее час назад. Вик уверяет, что все в порядке, и скоро она проснется, — поспешил успокоить его Алан. — Пожалуйста, расскажи, как получилось, что Лаки осталась одна, без тебя и матери, и вы встретились только через двадцать лет.
— Я не знаю, кто в этом виноват, сынок, — Антэн вновь погрузился в воспоминания. — После моего такого гордого ухода из клана, я должен был сам заботиться о своей семье. Было очень трудно. Рассчитывать на помощь моих родителей мы не могли, ведь они были категорически против нашей женитьбы и сразу предупредили, что не будут нас содержать. Отец Линды пригрозил, что пристрелит меня за нарушение границ частной собственности, если я появлюсь на пороге его дома. И он реально бы это сделал, потому что ненавидел меня. После свадьбы нашу семью три года содержал дед, но после моей выходки, сам понимаешь, он прекратил это делать. Передо мной остро стал вопрос, чем кормить семью? Мы с Линдой выросли в более, чем обеспеченных семьях, и не привыкли в чем-то себе отказывать. Да и маленькому Николасу постоянно требовались новая одежда, игрушки, хорошее питание. Знаешь, я ведь неплохо учился в Школе и запросто мог стать одним из экстрасенсов, предсказывающим судьбу и продающим любовные амулеты. Скажу без ложной скромности, стал бы даже знаменитым на фоне обычных шарлатанов. Но гордость не позволила использовать то, что я так презрительно отверг. Тогда я решил серьезно заняться гонками, которыми увлекался с детства, как зритель, конечно. В семнадцать лет дед сделал мне подарок и познакомил с хозяином ирландской «конюшни» Формулы-1. Тот был его приятелем и позволил прокатиться на болиде. Когда я сел в него, мне показалось, что я это делал сотни раз, и с первого раза показал такой результат, что приятель деда предложил серьезно подумать о профессии гонщика. Похоже, любовь к гонкам у нас в крови. Дед тоже любит гонки, как и моя девочка. Она прирожденная гонщица.