Страница 18 из 247
Бао-юй сразу догадался, что Дай-юй уже окончила жертвоприношение, и смело вошел в комнату. Дай-юй лежала на кровати, обратившись лицом к стене, и вся ее поза показывала, что она совершенно обессилела.
– Пришел второй господин Бао-юй, – сказала ей Цзы-цзюань.
Дай-юй медленно приподнялась и, сдерживая улыбку, пригласила Бао-юя сесть.
– Как ты себя чувствуешь, сестрица? – спросил ее Бао-юй. – Вид у тебя как будто лучше. Чем ты так расстроена?
– Не говори глупости! – оборвала его Дай-юй. – Чем я могу быть расстроена!
– Я вижу на твоем лице следы слез, – проговорил Бао-юй, – зачем ты меня обманываешь? Ведь ты, сестрица, много болеешь, и тебе ко всему надо относиться спокойнее, не грустить и не печалиться! Если ты и дальше будешь так убиваться, я…
Он поперхнулся и умолк. Бао-юй вырос вместе с Дай-юй, они без слов понимали друг друга, и он мысленно клялся, что умрет с нею вместе. Однако эти мысли он таил в глубине души, не осмеливаясь высказывать их открыто. Кроме того, Дай-юй была обидчива и болезненно реагировала на каждое опрометчиво сказанное на ее счет слово. Бао-юй, пришедший утешить ее, опасался, как бы она не обиделась на него, и поэтому сразу умолк. Он пришел сюда, от чистого сердца желая утешить Дай-юй, а сейчас не мог выразить своих чувств. Ему стало тяжело, и он заплакал.
Дай-юй сначала рассердилась, но, заметив, что он так расстроен, была тронута; она любила плакать по всякому поводу, и сейчас, сидя против него, молча проливала слезы.
Между тем Цзы-цзюань принесла чай. Поглядев на Бао-юя и Дай-юй, она решила, что они поссорились, и недовольно сказала:
– Барышня только что поправилась, а второй господин Бао-юй пришел ее раздражать! В чем дело?
– Кто осмелится раздражать твою барышню?! – вытирая слезы, проговорил Бао-юй.
Как ни в чем не бывало он сделал по направлению к Дай-юй несколько шагов и вдруг заметил на столе торчавший из-под тушечницы уголок бумаги. Из любопытства он протянул руку и схватил бумажку. Дай-юй хотела помешать ему, но не успела – Бао-юй сунул бумажку за пазуху.
– Милая сестрица, – попросил он, – позволь мне прочесть, что там написано.
– Ты никогда ни с кем не считаешься. Не успел прийти, как начинаешь всюду лазить! – возмутилась Дай-юй.
– Что хочет прочесть брат Бао-юй? – раздался в этот момент из-за двери голос Бао-чай.
Бао-юй еще не успел посмотреть, что написано на листке, и не знал, как отнесется к этому Дай-юй, поэтому он ничего не ответил и только молча смотрел на девушку.
Дай-юй предложила Бао-чай сесть и, улыбнувшись, сказала ей:
– Я читала древнюю историю и встретила в ней имена нескольких талантливых и красивых женщин, которым пришлось переносить страдания; их жизнь вызывала у одних людей вздохи, у других – зависть, одним доставляла радость, другим – печаль. Сегодня после завтрака мне делать было нечего, и, чтобы развеять горестные думы, я написала в честь их несколько стихотворений. Потом пришла Тань-чунь и пригласила меня пойти вместе с нею навестить Фын-цзе, но у меня не было никакого желания ходить к ней, и я отказалась. Написав пять стихотворений, я утомилась, сунула бумагу со стихами под тушечницу и не успела прилечь, как пришел он и увидел. Конечно, я с удовольствием дала бы ему прочесть, но только боюсь, что он украдкой перепишет и будет показывать другим.
– Когда я давал читать кому-нибудь твои стихи?! – воскликнул Бао-юй. – Если ты имеешь в виду «Белую бегонию», которую я переписал на свой веер, то я сделал это только для себя. Мне хорошо известно, что стихи, да и вообще все, что написано в женских покоях, нельзя выносить за пределы дома и показывать кому бы то ни было! С тех пор как ты мне об этом сказала, я ни разу не выносил свой веер за ворота сада.
– Беспокойство сестрицы Дай-юй вполне обоснованно, – заметила Бао-чай. – Ты переписал стихи на веер, возьмешь его с собой в кабинет да случайно там забудешь, а кто-нибудь из бездельников, которых у нас в доме полно, найдет его, и начнутся расспросы, кто это написал. Потом пойдут всякие разговоры. Недаром с древнейших времен говорят: «Отсутствие талантов у девушки является добродетелью». Женщины прежде всего должны быть честными и скромными, а затем уж искусными в рукоделии. Что касается стихов, то это просто развлечение, и лучше ими не заниматься! Да и вообще нам, девушкам из знатной семьи, ни к чему стремиться слыть умными и талантливыми.
Бао-чай мило улыбнулась и, повернувшись к Дай-юй, добавила:
– Дай мне посмотреть стихи, а ему не разрешай уносить их!
– Если так, то и тебе незачем их читать, – возразила Дай-юй и, указывая пальцем на Бао-юя, сказала: – Стихи у него.
Бао-юй вытащил из-за пазухи листок со стихами, приблизился к Бао-чай, и они вместе принялись читать.
В стихах говорилось:
Прочитав стихи, Бао-юй принялся без умолку расхваливать их.
– Сестрица написала пять стихотворений, – рассуждал он. – Почему не дать им общее название «Плач о пяти знаменитых красавицах»?
Не слушая возражений, он взял кисть и записал это название на оборотной стороне листков со стихами.
– Когда пишешь стихи, нужно только умело обновлять и улучшать мысли, высказанные древними, – говорила между тем Бао-чай, обращаясь к Дай-юй. – Если же просто заниматься подражанием, то как бы тонко и тщательно ни подбирать иероглифы и фразы, получится лишь переливание из пустого в порожнее, а не стихи. Вот, например, наши предки создали множество стихов о Ван Чжао-цзюнь; в некоторых из них поэты выражают скорбь по Ван Чжао-цзюнь, с ненавистью отзываются о Мао Янь-шоу, высмеивают ханьского императора, заставлявшего художников рисовать портреты красавиц вместо того, чтобы рисовать портреты заслуженных чиновников. Но, несмотря на это, тема не была исчерпана. Впоследствии Ван Цзин-гун тоже написал стихи о Ван Чжао-цзюнь, где говорится: