Страница 69 из 149
Глава 20
После беседы Джулиан проводил Франческу наверх. Она казалась благодарной Кестрелю за внимание, что вызывало в нём чувство вины, ведь он просто хотел помешать ей поговорить с Валериано до того, как он сам расспросил его. Джулиан провёл её до дверей угловой комнаты, в которой недавно жил сам. Из дверей соседней комнаты появился Валериано. Он ничего не сказал Франческе – только взял женщину за руку и пытливо посмотрел. Она улыбнулась ему более весело, чем Джулиан мог представить, зная о том, что её довелось пережить, но Валериано эта весёлость не обманула. Он обернулся к Джулиану и холодно на него посмотрел.
- Если вы позволите, синьор Кестрель, я хочу убедиться, что с синьорой Аргенти всё в порядке, прежде чем мы с вами поговорим.
- Я в порядке, Пьетро, - заверила его Франческа. – Не нужно беспокоиться обо мне.
Валериано с сомнением оставил её и спустился вместе с Джулианом в гостиную. В углу, как и прежде, сидел Занетти, энергично очиняющий перо. Валериано заинтересовался изысканно нарисованным и позолоченным фамильным древом Мальвецци, что украшало стены. Он смотрел на него молча, а Джулиан гадал, что такое зрелище могло значить для сына венецианской проститутки, который не знал своего отца и не мог иметь потомков. Когда Валериано повернулся к Джулиану, его глаза были затуманены.
- Синьор Кестрель, я к вашем распоряжении.
- Это довольно странный способ начать допрос, - произнёс Джулиан, - но я никогда не имел удовольствия слышать ваше пение. Мне говорили, что вы уже не выступаете на сцене, но я думал, не будете ли вы добры спеть для нас здесь.
Валериано поклонился.
- Для меня это будет большой честью.
- Благодарю вас. Я буду ждать этого с нетерпением. Пожалуйста, садитесь.
Валериано элегантно расположился в кресле. Джулиан сел напротив.
- Я должен спросить вас о знакомстве с маркезом Лодовико. Я слышал, что он очень хотел покровительствовать вам, но вы упорно отказывались. Почему?
- Мне не нужен покровитель. Я был на сцене с пятнадцати лет.
- Но поддержка такого человека, как Лодовико Мальвецци могла бы помочь даже знаменитому певцу.
Взгляд Валериано устремился внутрь себя.
- Певцы суеверны, синьор Кестрель. Вам это может показаться смешным, но я знал, что покровительство маркеза изменило бы мою жизнь. Так и случилось – он познакомил меня с Франческой, а потом прогнал со сцены. Вы можете сказать, что он подарил мне моё сердце, но забрал мою душу.
- Разве это не справедливый обмен?
- О, да. Лучше когда тебя искренне любит одна, чем слепо обожает множество незнакомцев. Моя карьера всё равно бы скоро закончилась. Мне уже сорок, и я знаю, что такие, как я остались в прошлом. Я знал это с самого начала. Когда я впервые вышел на сцену, то уже понимал, что певцы-кастраты принадлежат к иной эре. Только лучшие из нас ещё могут выступать в опере.
- Но вы один из лучших.
Валерино склонил голову, признавая этот факт.
- Я очень удачлив. Но я не могу жаловаться, что неотвратимый конец наступил чуть раньше, чем мог бы. Синьора Аргенти дала мне куда больше, чем я ей, и получила куда меньше.
- Я не думаю, что она так считает.
- Лишь потому что это самая щедрая душа на земле, - тихо ответил Валериано, - которая понятия не имеет, сколько значит для меня.
Джулиан мог только надеяться, что никто из этих двоих не был убийцей. Он не хотел думать о том, как вина и наказание одного ударят по второму. Он сказал:
- Я слышал, иногда вы берёте учеников.
- Да, - отозвался Валериано, - это позволяет мне самому не терять навыка. И меня очень радуют их успехи.
- Доводилось ли вам встречать английского тенора, которому лет шесть назад было чуть за двадцать?
- Вы говорите о молодом человеке, что известен как Орфео. Нет. Большая часть мои учеников – женщины. Я не лучший наставник для тенора или баса.
Джулиан ненадолго задумался.
- Когда вы в последний раз видели Лодовико Мальвецци?
- Мы столкнулись на conversazione[57], что давал его друг. Это было осенью 1819-го, вечером в пятницу, когда не было оперы. Я помню, что с беспокойством встретил маркеза, ведь тогда синьора Аргенти уже решила покинуть его сына, а я пытался переубедить её – признаю, не от всего сердца.
- Вы говорили с маркезом?
- Если и говорил, то совсем мало. Кажется, он спросил меня, буду ли я сегодня петь, а я ответил, что буду, если меня попросят. Но почти сразу после этого я ушёл.
- Вы никогда не видели маркеза и не говорили с ним после того как синьора Аргенти перешла под вашу опеку?
- Вы чрезвычайно обяжете меня, если не будете говорить о синьоре Аргенти, как о куртизанке. Нет, я не видел его. Он не хотел бы никак общаться со мной напрямую. Он очернил моё имя перед всеми театрами и употребил всё своё влияние, чтобы я больше никогда не получил ролей. Но он не соизволил заметить меня лично.
- А вы когда-нибудь пытались увидеть его? – спросил Джулиан.
- Нет. Если бы я думал, что смогу убедить его мягче отнестись с синьоре Аргенти, я бы нашёл способ поговорить с ним. Но надежды не было, и я опасался, что это только больше разозлит его.
- В марте 1821 года вы и синьора Аргенти отправились на озеро Комо. Вы знали, что вилла, на которой вы остановились, стоит на противоположном берегу от виллы и замка Мальвецци?
- Да. Но у меня был друг, что позволил нам пожить на той вилле. Это было очень удобно.
Джулиан откинулся на спинку стула и посмотрел на собеседника, подняв брови.
- Действительно, очень удобно.
- Да.
- Вы с ней оставались на вилле за много миль от дома Ринальдо в Милане, но в двух шагах от места, где жил маркез Лодовико. Простите, синьор Валериано, но кажется вы больше беспокоились о Лодовико, чем о Ринальдо.
- Если вы бывали в Милане, синьор Кестрель, - устало ответил Валериано, - то должны знать, что аристократический круг, к которой принадлежит синьора Аргенти, узок, празден, любопытен и беспощаден. Если бы мы жили в Милане, нас бы узнали – она могла бы носить вуаль, но я слишком заметен. Я хотел избавить её от оскорблений и мук. Поэтому мы решили жить в нескольких милях от города.
- Вы верили, что её обращение к маркезу Ринальдо принесёт какие-то плоды?
Валериано сложил пальцы домиком.
- Я подумал, синьор Кестрель, что они могут помириться. Я пытался радоваться за неё. Я знал, что она очень скучает по детям.
Джулиан вкратце рассказал собеседнику, как Франческа писала Ринальдо, и какой ответ получила от маркеза Лодовико.
- Почему вы и синьора Аргенти остались на озере после этого?
- Я не думал, что мы должны уезжать. Это было важно для неё. Я настоял, чтобы мы остались и попытались снова найти подход к Ринальдо или Лодовико.
- И что она вам ответила?
- У неё не было надежды. Но она согласилась, потому что я этого хотел.
- Удивитесь вы, если я скажу, что по её мнению это она хотела остаться?
Он выглядел удивлённым, но ответил довольно взвешенно:
- Память обманывает её. Это была моя идея.
«Непростая у нас пара подозреваемых», – подумал Джулиан. Франческа так запиналась и краснела, что каждое её слово казалось ложью, а спокойствие и уравновешенность Валериано заставляло всё сказанное им выглядеть правдой. Но он ведь привык играть роли. Многие певцы просто стояли на сцене и прекрасно пели, даже не пытаясь играть. Но выступления Валериано порой срывали постановки, потому что оркестр не мог играть сквозь слёзы.
Вслух Джулиан сказал:
- Как я понял из слов синьоры Аргенти, в ночь, когда убили маркеза Лодовико, вы выехали верхом.