Страница 46 из 149
Один из слуг заметил Джулиана и издал облегчённый крик. Толпа расступилась и явила доктора МакГрегора, краснолицего, взъерошенного, пытающегося вырвать свой саквояж из рук здорового носильщика.
- Мой дорогой друг, - безучастно сказал Джулиан, - Англия находится в другой стороне.
- Я знаю! – взорвался МакГрегор. – Тебе не кажется, что я думаю об этом с того мига, как покинул Женеву? – он беспомощно потряс головой. – Я не мог забыть о том, что сказал Брокер, – что ты по уши вляпаешься во что-то действительно опасное. Я не могу тебя бросить. Если бы я отпустил тебя одного, а с тобой бы что-то случилось, я бы не смог смотреть Филиппе в глаза.
Филиппа Фонтклер была пугающе умной дочерью в семействе, чьим соседом был МакГрегор. Она быстро подружилась с Джулианом, и они вели оживлённую переписку.
- И не спрашивай, что я собираюсь делать, - закончил доктор, - Я не знаю, какая от меня будет польза. Я приехал сюда и по дороге съел больше риса, чем уважающий себя британец съедает за всю жизнь, и что теперь? Можешь ты честно сказать, что рад меня видеть?
Джулиан хотел бы уберечь МакГрегора от любой опасности, но не стал кривить душой:
- Мой дорогой друг, я скучал по вашему здравому смыслу и упорному скептицизму с самого первого мига расследования, и теперь я и вовсе не понимаю, как мог рассчитывать на успех без вас.
МакГрегор уставился на него.
- Ты правда это имеешь в виду? – хрипло спросил он.
- Вы увидите, когда я предоставлю вам отчёт о моих приключениях, и потребую ваших впечатлений. Вы уже ужинали?
- Нет. Я приехал час назад и спросил о тебе в полиции. Они тут будто знают всё обо всех. Теперь я пришёл сюда, а этом негодяй всё пытается утащить мой сундук.
- Возможно, вам стоит позволить ему это, - мягко предложил Джулиан. – Вам нужно где-то переночевать.
Он сказал несколько слов на миланском. Слуги рассыпались. Носильщик ухватил дорожный сундук МакГрегора, а несколько почтительных слуг пообещали, что комната будет готова во мгновение ока. Джулиан проследил, как устроили доктора, а потом пошёл переодеться к ужину. Затем он послал Брокера узнать, не нужно ли помочь МакГрегору, и быстро пожалел об этой любезности – доктор ворвался к нему в гостиную.
- Брокер говорит, что ты болеешь. Почему ты не сказал мне?
- Это пустяки, просто небольшой насморк. Он уже почти прошёл.
- Позволь мне об этом судить. Сядь и открой рот.
- Мой дорогой друг…
- Делай, как я сказал.
Джулиан покорно сел за стол и открыл рот. МакГрегор осмотрел его горло.
- Воспаления я не вижу, - неохотно признал он, - но тебе лучше пораньше речь спать и обернуть горло фланелью.
- Боюсь, сегодня я обязан поехать в оперу.
- Обязан! Вздор!
- Мне нужно увидеть маркезу Мальвецци и сказать ей, что вы приехали – и представить ей вас, если вы позаботитесь поехать со мной. Видите ли, завтра утром я уезжаю на озеро Комо с ней и её деверем…
- Ну и дела! Ты времени не терял!
- …и я бы хотел попросить её позволить вам поехать с нами.
- Почему бы ей соглашаться? Она же меня знать не знает.
- Я объясню, что вы – мой бесценный партнёр, и что без вашего благотворного влияния, я никогда бы не вставал раньше трёх часов дня, а всё остальное время проводил бы, любуясь своим отражением в начищенных ботинках.
- Хмф! В Лондоне ты этим и занимаешься, - сказал МакГрегор и с любопытством добавил, - Как ты сказал – маркеза?
К своей досаде, Джулиан понял, что отводит взгляд, точь-в-точь как Брокер, когда его спрашивали о девушке, которая ему понравилась.
- Маркеза красива, элегантна и очаровательна. Она уверена в себе и отважна. Дьявольски умна и бывает превосходной обманщицей, если это требуется.
Доктор пытливо посмотрел на своего друга. Джулиан с трудом заставил себя откинуться на спинку стула и выглядеть непринуждённо.
- Она ещё не вышла замуж второй раз? – спросил МакГрегор.
- Нет. И, насколько я знаю, у неё нет любовника.
- Откуда тебе об этом знать?
- О, любовные дела в Милане не скрывают – по крайней мере, в кругу таких как Мальвецци. И джентльмены позволяют своим жёнам те же вольности, что и себе – по крайней мере, это честнее, чем вынуждать их терпеть неверность мужей или заводить любовников тайно, рискуя процессов по «уголовному» делу и вечным позором.
- Кажется, миланцы борются с пороком, погружаясь в него вдвое глубже!
- Я понимаю, что мы не сойдёмся во мнениях по этому вопросу. Почему мы мне не рассказать вам об убийстве?
К ужину подали телячью голень, рис с шафраном и трюфелями («Опять рис! – проворчал МакГрегор. – Миланцы вообще едят что-то ещё?») и спаржу в сливочном масле. Также были лакомство из лепестков шиповника, который здесь из-за шипов называли grattacuu – «царапающий зад». Закончили ужин сыром из Горгонзолы, что была совсем рядом, и фруктами с панерой – густыми местными сливками. МакГрегор жаловался, что все блюда очень пряные и тяжёлые, но Джулиан заметил, что доктор всё равно съел много.
Он кратко пересказал МакГрегору всё, что узнал о Мальвецци. Доктор слишком плотно поужинал, чтобы ходить взад и вперёд, как он делал, когда они обсуждали убийство, так что ограничился тем, что откинулся на спинку стула и нахмурил брови. Наконец, он сказал:
- Орфео всё ещё главный подозреваемый. Но я понимаю, почему тебя беспокоит эта семья. Ринальдо после смерти отца получил титул и состояние, а в придачу освободился от его влияния. Маркеза унаследовала виллу… хотя сложно поверить, что она убила мужа только из-за этого. А если она влюбилась в кого-то другого… ну, как ты сказал, в этой отсталой стране наставленные рога мужчине не страшнее блошиного укуса.
- Я не хочу сказать, что миланцам неведома страсть или отвага, когда речь идёт о сердечных делах. Они просто не ревнуют женщин, которых не любят, и потому спускают жёнам неверность, но жестоко обходятся с любовницами, стоит тем взглянуть на другого мужчину. Если Лодовико любил свою жену, он бы не потерпел рядом с ней cavalier servente[36].
- И он определённо был взбешён, когда его невестка нашла себе такого.
- Франческа открыто оставила своего мужа – это против правил. К тому же она сбежала к человеку нижайшего происхождения. Вероятно, мать Валериано была венецианской проституткой, а его отцом мог оказаться, кто угодно.
- Ты сказал, что он певец. Тогда не может он быть знаком с Орфео?
- Я обязательно его об этом спрошу. Но Орфео был неизвестен, а Валериано – один из самых прославленных певцов своего поколения. Лодовико Мальвецци изгнал его со сцены, но пять или шесть лет назад, он бы единственным мужским сопрано, кроме Веллути, что получал главные роли и большие деньги.
- Мужским сопрано..? – начал МакГрегор, а потом скорбно покачал головой. – Я и не знал, что он был одним из этих несчастных созданий.
- Эти несчастные создания, как вы изволили их назвать, были величайшими певцами в истории.
- Не хочешь ли ты сказать – ты, гуманный человек и, я надеюсь, христианин – что одобряешь уродование человеческого тела лишь для того, чтобы создать голос?
- Я не сказал, что одобряю. Но кастраты заслуживают, чтобы мы говорили о них не только, как о жертвах или калеках. Они бесспорные мастера своего искусства – их учат с детства, а их голоса не знают равных по силе и диапазону, - помолчав, он добавил. – Если вас это утешит, теперь даже в Италии к ним испытывают отвращение. Когда Веллути уйдёт, занять его место будет некому.
- И это к лучшему, - объявил МакГрегор. – А что ты скажешь насчёт Карло Мальвецци? Он ничего не выиграл от смерти брата, но имел все причины затаить на него вражду. Они были политическими противниками, и сторона Лодовико победила. Лодовико был богат, а Карло беден. И венец всему – Лодовико завладел виллой, которой так гордился Карло. Карло был в Милане в день убийства, всего в паре часов пути от озера Комо. Не мог ли он убить брата из обиды и злобы?