Страница 44 из 149
- Он бы не смог проникнуть в сад, - возразил Гримани, - ведь ворота запираются на ночь.
- Были ли они заперты утром после убийства? – спросил Джулиан.
- Нет, - признал комиссарио, - Орфео должен был открыть их, чтобы выбраться наружу после убийства.
- А не выглядит ли более правдоподобной идея, что это маркез не запер их ночью? – задумчиво протянул Кестрель.
- Лодовико? – спросила маркеза. – Почему?
- Потому что у него была назначена встреча в беседке с тем, кто послал перчатку и записку. У него не было причин подозревать, что шантажист – Орфео, а значит, он считал, что ночной гость должен будет как-то попасть в сад снаружи.
- Я поняла! – воскликнула маркеза. – Как вы умны, синьор Кестрель! Но, возможно, Лодовико ожидал, что визитёр прибудет в лодке.
- В беседку можно попасть из лодки? – заинтересовался Джулиан.
- Не напрямую, - ответила та. – Беседка стоит на насыпи, примерно в пятнадцати футах над озером. Кое-где она осыпается. Чужак мог бы оставить лодку прямо у берега, на гальке, и взобраться наверх.
- При всём уважении к вам, ваша светлость, - сказал Гримани, - такие спекуляции бесплодны. Неважно, кто оставил ворота незапертыми или откуда маркез Лодовико ждал гостя. Перчатку и записку прислал Орфео, что уже был внутри, и который убил хозяина и сбежал на приготовленной лошади.
- Но синьор комиссарио, - отважился вступить Донати, - не может ли смерть маркеза и побег Орфео в один день был совпадением? Маркез грубо оскорбил его после драки с Тонио. Возможно, Орфео не потребовал удовлетворения, памятуя, как щедр был с ним маркез и из уважения к его годам, но решил, что больше не станет этого терпеть.
- И сбежал бы, не сказав ни слова? – возразил Гримани.
Композитор поник.
- Я понимаю, трудно такое вообразить. Я привязался к Орфео, и думаю, что он ко мне тоже. Я не могу не думать, что если бы в его отъезде не было ничего преступного, он бы обязательно попрощался.
- Возможно, он не убивал Лодовико, - предположил Карло, - но боялся обвинений в этом, и потому бежал.
- Нет, - твёрдо возразил Донати, - со всем уважением, синьор граф, это невозможно. Орфео не оставил бы меня одного, зная, кто рядом могут быть разбойники или душегубы.
- Это преступление совершила не банда с большой дороги, - сказал Гримани. – Маркеза убили тихо и незаметно. Скажите, маэстро, Орфео писал или получал письма, когда жил на вилле?
- Я не знаю, - ответил Донати. – Я почти ничего не знаю, о том, чем он занимался, когда меня не было рядом.
- О чём он, без сомнения, позаботился сам, - закончил комиссарио.
- Заботиться о тайне своей частной жизни – это не преступление, - объявил Карло.
- Напротив, синьор граф, - строго ответил Гримани, - никто во владениях его императорского величества Франца I Австрийского не имеет права утаивать своё имя, поступки или мнение.
- Но синьор комиссарио, - возразил Донати, - вся секретность вокруг Орфео была идеей маркеза.
Гримани это не поколебало.
- Пока Орфео находился под покровительством человека такого положения и бесспорной преданности, как маркез Лодовико, ему не требовалось собственное имя. Но теперь маркез мёртв и больше не защищает своего убийцу.
Джулиан понял, почему Гримани так настроен против Орфео. Юноша оскорблял политические воззрения комиссарио. Он нагло появился из ниоткуда, скрывал свои занятия и пропал без следа. Этот человек провёл закон и власти – и за это Гримани стремился покарать его не меньше, чем за убийство.
- Почему у полиции там мало сведений о внешности Орфео? – спросил Джулиан. – Разве садовник и его дочь не описали его?
- Их расспрашивали, - ответил Гримани, - но из их показаний ясно, что они намеренно препятствовали правосудию.
- Вы слишком суровы, синьор комиссарио, - запротестовал Донати. – Это крестьяне. Они не умеют читать и не привычны описывать что-либо словами.
- Если бы на них надавили посильнее, у них бы нашлись слова. Граф Раверси хотел лучшего, но наделал грубых ошибок. Вот что случается, когда за следствие берутся любители.
Джулиан понял, что это выпад против него.
- А ваши профессионалы сумели разыскать Лючию и Тонио?
- Пока нет, - признал Гримани, - но расследование было передано мне всего пару дней назад. Я ожидал быстрого успеха – особенно в поисках Лючии. Она крестьянка и не поселилась бы далеко от знакомых гор и озёр.
- У неё есть семья? – спросил Джулиан.
- Нам о такой ничего неизвестно, - ответил Гримани.
- Я также ничего об этом не слышал, - подтвердил Карло. – Её отец был моим садовником, когда вилла принадлежала мне. Это был хороший человек, упокой Господь его душу. Лодовико не ошибся, что оставил его у себя.
Гримани пристально посмотрел на графа.
- Вы что-нибудь слышали о нём или Лючии после того, как продали виллу?
- Нет, - ответил Карло.
- Я готов завершить этот допрос, - объявил Гримани. – Если мне потребуются ваши показания под присягой, я пришлю секретаря. Вы не хотите что-то добавить?
- Только одно – я не верю, что Орфео был убийцей. Возможно, он что-то скрывал, но в глубине души был хорошим человеком. Злобная душа не смогла бы так мягко, пылко и красиво петь. Он мог лгать мне, но мог ли он лгать искусству? Моё сердце говорит «Нет».
Маркеза опустила глаза, но поражённый Джулиан успел заметить сверкающие в них слёзы.
- Когда я спросил, не хотите ли вы что-то добавить, - сказал Гримани, - я имел в виду что-то полезное. Доброго дня всем вам. Маркеза, я присоединюсь к вам в пятницу утром, когда вы поедете на озеро.
Маркеза подняла глаза – весёлые и безмятежные, лишь чуть более яркие, чем обычно.
- Я с трудом смогу дождаться нашей новой встречи, дорогой комиссарио.
Гримани чопорно поклонился и ушёл.
- Итак, синьор Кестрель, - сказала маркеза, - что вы скажете о нашем комиссарио?
- Я думаю, что он умён и был бы очень умён, если бы умел мыслить шире, - Джулиан повернулся к композитору. – Я надеюсь, мы не утомили вас, маэстро.
- Я немного устал, - признался Донати. – Разговор был недолгий, но на такую тему… Чем больше я думаю об этом убийстве, тем меньше я знаю, чему хочу верить и чего желать. Я бы хотел, чтобы преступника нашли, но ужасаюсь тому, кто может им оказаться.
- Стакан вина придаст вам сил, - ответила маркеза.
Карло позвонил лакею, и хозяйка велела ему подать напитки.
Джулиан поднёс платок к носу и чихнул.
- Что стало с графом Раверси?
- Сейчас он в Милане, - ответила маркеза. – Как всегда, ведёт крестовый поход против карбонариев. Несколько лет назад он участвовал во многих арестах и судах. Правительство считает его немного сумасшедшим, но полезным.
- Мне нужно с ним поговорить, - сказал Джулиан.
- Я постараюсь устроить вам беседу ещё до того, как мы поедем на виллу, - пообещала маркеза. – Я не думаю, что он будет против, если я попрошу. Граф винит себя за то, что скрывал от меня насильственную смерть Лодовико. Он говорил, что не собирался хранить тайну так долго. Я верю этим словам, но простить его оказалось трудно, - она замолчала и всмотрелась в лицо Джулиана. – Вы задумались.
- Я думал, маркеза, о том, как вас тронули словами маэстро Донати о голосе Орфео.
- Почему бы им меня не тронуть? – легко возразила она. – Вы думаете я выточена из камня?
- Для вас, маркеза, камень – слишком земной материал.
Но всё же он не верил, что эта женщина из тех, что легко плачут, – в ней правила голова, а не сердце. Кем же был для неё Орфео, если удостоился её слёз?