Дьявол в музыке (ЛП)

Раверси тщательно обыскал виллу в сопровождении Маттео, который мог бы засвидетельствовать, что граф ничего не переставлял и не унёс с собой. Если поиски позволили найти что-то интересное, Донати об этом не сообщили. Впрочем, при нём Раверси спрашивал Маттео и Лючию где они были между десятью часами вечера и четырьмя часами утра. Оба сказали, что всю ночь провели в замке. Маттео жил у садовника, а Лючия делила постель с ещё двумя служанками – Марией и Боной. У Марии разболелся зуб, и остальные девушки просидели с ней всю ночь. Донати подумал, что это легко проверить.

- Значит, у тебя есть алиби, - сказал он Лючии.

- Что это такое, маэстро?

- Это значит, что кто-то может подтвердить, что ты была в другом месте, когда совершалось преступление.

- О, - проницательно протянула она.

- О чём ты думаешь?

- Я просто гадаю, есть ли такое же у Тонио.

У Тонио нашлось алиби, но не нашёлся сам Тонио. Марианна Франскани, владевшая «Соловьём», рассказала, что он пришёл в её трактир вчера вечером, злой и угрюмый и напился до беспамятства. Он заказал и кровать, но никто не хотел тащить его туда. Это был крупный юноша, чьи карманы не были достаточно полны, чтобы ему оказывали услуги, и недостаточно приятный, чтобы люди хотели помочь ему просто так. Марианна оставила его лежать на кирпичном полу в общей зале. Она была не из доверчивых, а потому привязала к его лодыжке колокольчик и оставила слугу спать рядом с Тонио, на тот случай, если он проснётся и решит что-нибудь украсть. И хозяйка, и слуга были уверены, что Тонио оставался в трактире всю ночь.

Утром же Тонио, по словам Марианны, проснулся с головной болью, ополоснул лицо у насоса и ушёл. Очень скоро он вернулся, собрал свои вещи, расплатился и убежал так, будто за ним гнался сам дьявол.

- Когда это было? – спросил граф у Руги, что принёс эти известия на виллу.

- Марианна сказала, что между восемью и половиной девятого, - в голосе подесты звучали вопросительные нотки, которые появлялись всегда, когда он говорил с представителем высшего сословия, как будто сомневаясь в том, что может делать какие-то заявления без согласия собеседника. Кроме того, он всегда говорил с одышкой. Донати предположил, что это дородный мужчина, чьи слабые мышцы не в силах носить такое тело.

- Она сказала, куда он пошёл? – спросил Раверси.

- Нет, ваше сиятельство.

- Он упоминал что-нибудь об Орфео?

- Нет, насколько Марианна может вспомнить.

- Вы уверены в этом?

- Да, ваше сиятельство, я сам с ней говорил.

- Он не мог совершить это убийство, - медленно проговорил Раверси. – Тогда почему он сбежал?

- Я не могу представить, - вступил Донати. – Он знал, что я хочу ему помочь. Возможно, он ещё вернётся или напишет мне.

- Дайте мне знать, если это случится. Он должен лучше всех суметь описать Орфео. Он дрался с ним и должен был хорошо его запомнить. Я думаю… О, Мадонна! Конечно! – Раверси принялся возбуждённо мерить комнату шагами. – Орфео намеренно затеял ссору с ним! Он хотел, чтобы его выгнали, и на вилле не осталось бы никого, способного защитить Лодовико! Маэстро, вы можете предположить, куда поехал Тонио?

- Нет, синьор граф. У него нет семьи и мало друзей.

- Хм. Я попрошу команданте фон Краусса искать этого человека наряду с Орфео. Но сейчас мне нужно ехать в Кастелло-Мальвецци, чтобы сообщить о смерти Лодовико слугам. Синьор Руга, вы не будете добры поехать со мной? Я хотел бы поискать улики, и ваша помощь будет полезна.

- Конечно, ваше сиятельство! Я к вашим услугам.

Оставленный один, Донати поиграл на пианино и задумался, где искать новые «глаза». Быть может, какой-нибудь юный певец из миланской консерватории согласится прислуживать ему в обмен на уроки? Донати наведёт справки, когда приедет в Милан. Он надеялся, что это будет скоро. Он скучал по знакомым улицам, весеннему сезону в «Ла Скала», музыкальной лавке Рикорди[14]. Это озеро было дурным, коварным местом. Он всем сердцем хотел, чтобы этой части его жизни не было – чтобы он никогда не бывал на этой вилле и никогда не встречал этого англичанина, что был, то ли преступником, то ли жертвой, то ли беглецом, то ли мучеником.

Прошло два дня. Об Орфео и Тонио не было никаких вестей. Крестьяне приходили в Соладжио посмотреть на тело маркеза во всём его великолепии, но никто не заподозрил убийство. Ходили разные слухи о том, почему солдаты ищут Орфео. Говорили, что он сбежал, когда его покровитель умер, потому что не хотел отчитываться за оказанные ему услуги. Но куда чаще предполагали, что певец воспользовался смертью маркеза, чтобы что-нибудь украсть.

На третий день после убийства, на озеро приехали Ринальдо и его мачеха. Донати ожидал Ринальдо куда раньше – Милан был всего в нескольких часах пути. Но похоже, наследник был не в Милане, когда до него добрался посыльный от Раверси. Донати не знал подробностей. Ему позволили покинуть озеро, и он, не теряя времени, уехал в город.

Вскоре после того, как композитор вернулся в своё жилище возле консерватории, у него побывал граф Карло Мальвецци, брат Лодовико, и они поговорили о последних днях маркеза. Карло жил в Парме, но оказался в Милане, когда убили Лодовико. Теперь он остался, чтобы встретиться с семейным поверенным Мальвецци, поскольку именно Карло был душеприказчиком покойного.

За следующие несколько недель у Донати побывало несколько важных полицейских чиновников, что расспрашивали об убийстве. Но то ли их пыл прошёл, то ли закончились вопросы, но вскоре их визиты прекратились, и всё затихло.

В знак высокого мнения своего мужа о Донати, маркеза Беатриче назначила ему пенсию, которую он с благодарностью принял. Освободившись от денежных проблем, композитор переехал в университетскую Павию в двадцати милях к югу от Милана. Там он с возрастающим беспокойством услышал о политических расправах, охвативших Италию. Восстания в Неаполе и Пьемонте были жестоко подавлены. В Милане и Венеции свирепствовали комиссии, выискивающие карбонариев. Уважаемые аристократы, художники, обладатели профессий попадали на тайные суды и получали унизительные публичные приговоры, а потом отправлялись в тюремные крепости в дальних уголках Австрийской империи.

Донати гадал, когда в атмосфере всеобщей подозрительности и секретности найдут удобный миг, чтобы объявить о том, что смерть Лодовико была насильственной. Как правительство может сделать такое, признав, что до сих пор не раскрыло убийство и не нашло следов Орфео? Донати старался не думать об этом. У него хватало своих занятий: он писал трактат о певческих приёмах и продолжал иногда брать учеников. Но всё же он никогда не мог слышать «De profundis», не вспоминая о беспокойной душе Лодовико и его неотомщённом убийстве. Из глубины взываю к тебе, Господи… Но, кажется, никто больше не внемлет.