Страница 38 из 46
Об этой замечательной черте характера Дарвина прекрасно написал Гексли: «Замечательна была проницательность его ума, громадны его знания, изумительно упорное трудолюбие, не отступавшее перед физическими страданиями, которые бы превратили девять человек из десяти в беспомощных калек, без цели и смысла в жизни; но не эти качества, как они ни были велики, поражали тех, кто приближался к нему, вселяя чувство невольного поклонения. То была напряженная, почти страстная честность, подобно какому-то внутреннему огню освещавшая каждую его мысль, каждое его действие»[254].
Научная бескомпромиссность сохранялась у Дарвина на протяжении всей жизни. Столь же непоколебимой, как по вопросу о происхождении видов, была его позиция и по еще более острой и сложной, окруженной вековыми предрассудками проблеме происхождения человека.
Уже 7 января 1860 г., через полтора месяца после выхода в свет «Происхождения видов», во время ожесточенных баталий вокруг книги, Дарвин писал Л. Дженинсу: «В отношении человека я далек от того, чтобы стремиться навязать свое убеждение; но я думаю, что было бы нечестно полностью скрывать свое мнение. Конечно, каждый волен верить, что человек появился вследствие особого чуда, однако я не вижу ни необходимости, ни вероятности этого»[255].
В 1871 г. появился двухтомный труд Дарвина о происхождении человека, показавший, что человек представляет собою естественное звено в цепи развития живых организмов. Естествоиспытатель понимал, какой атеистический характер имеет книга. Но совесть ученого была спокойна: он не грешил против истины.
Итак, создавая свое эволюционное учение, Дарвин не мог не выявить его соотношения с религиозными догматами. В связи с этим он тщательно размышляет о различных положениях христианского вероучения, которые он, готовясь стать священником, досконально изучал, подвергает их критическому анализу и отбрасывает как ложные.
Через несколько лет после того, как у него начался кризис религиозных представлений, Дарвин отказывается от фундамента теизма — веры в личностного бога, непосредственно управляющего всеми событиями в мире, судьбами и делами людей, в божью волю, бессмертие души. Хотя он еще и допускает в это время возможность того, что какая-то безликая разумная первопричина дала начало миру и законам его последующего развития, т. е. тяготеет к деизму.
Дальнейшая разработка научной теории эволюции закономерно вела к укреплению и развитию материалистических начал в мировоззрении Дарвина.
Именно в эти годы происходит у Дарвина дальнейшее угасание религиозных представлений. Все сильнее подрывается у него вера в христианство как божественное откровение. Христианство основано на вере в чудеса, но, чем больше познаются естественные неизменные законы природы, отмечает естествоиспытатель, тем все более абсурдными становятся представления о религиозных чудесах. Усиливается недоверие Дарвина и к библейским сюжетам с их многочисленными противоречиями и несуразицами. К 40 годам ученый отказывается от веры в какого-либо бога, окончательно порывает с религией[256].
Дарвин весьма подробно и откровенно описывает в автобиографии процесс разрушения своих религиозных представлений. «…Я постепенно пришел к сознанию того, — рассказывает он, — что Ветхий завет — с его до очевидности ложной историей мира, с его вавилонской башней, радугой в качестве знамения и с его приписыванием богу чувств мстительного тирана — заслуживает доверия не в большей мере, чем священные книги индусов или верования какого-либо дикаря»[257].
«Так понемногу закрадывалось в мою душу неверие, — продолжал ученый, — и в конце концов я стал совершенно неверующим. Но происходило это настолько медленно, что я не чувствовал никакого огорчения и никогда с тех пор даже на единую секунду не усомнился в правильности моего заключения»[258].
Очень существенны для понимания причин отхода Дарвина от религии воспоминания английского общественного деятеля, мужа дочери К. Маркса Элеоноры — Э. Эвелинга, посетившего вместе с немецким естествоиспытателем Л. Бюхнером Дарвина в 1881 г., незадолго до его кончины.
Эвелинг писал: «На наш вопрос, почему же он отверг христианство, Дарвин дал нам простой, но многоговорящий ответ: „Нет фактических доказательств“. И эти слова вышли из уст человека, который обыкновенно взвешивал доказательства весьма тщательно и безукоризненно. Если мы припомним, как бесконечно добросовестно Дарвин исследовал каждое научное доказательство, как скрупулезно точно и честно он изображал обе стороны проблемы, как тщательно и точно он взвешивал „за“ и „против“, то поймем всесокрушающее значение слов: „Нет фактических доказательств“»[259].
Мы видим, и это подтверждают многочисленные факты научной биографии Дарвина, что атеистические представления не были навязаны ему кем-то извне, не возникли в результате какого-то внезапного порыва. Они складывались шаг за шагом в процессе научного творчества ученого. Великий естествоиспытатель отверг христианство из-за отсутствия фактических, т. е. научных, доказательств.
Все это позволяет нам с полным основанием признать абсурдным и утверждение Джилзпая, что Дарвин при создании «Происхождения видов» пользовался креационистским и научным подходом одновременно, которые мирно сосуществовали, и поэтому смешение науки и теологии представляет «привлекательную особенность» этой великой книги.
Неудивительно, конечно, что для богословствующего профессора весьма привлекательно облачение труда Дарвина в любые теологические одежды. Однако он явно выдает желаемое за действительное.
«Происхождение видов» — действительно великая книга. Но ее создание стало возможным потому, и именно потому, что ее автор не только порвал с антинаучным, креационистским подходом к живой природе, но и непримиримо боролся против него. Лишь безоговорочный отказ от креационизма позволил Дарвину совершить революционный переворот в биологии: разработать научную теорию эволюции органического мира.
Нет, не на библейском буквализме сосредоточивал огонь своей критики Дарвин, и не ставил он вовсе на место чуда библейского творения всех видов из ничего «смягченный креационизм» — творение с добавлением эволюции и естественного отбора, как пытается представить дело Джилзпай.
Запутывая вопрос о сущности творения, Джилзпай выдвигает возможность такого представления о нем, согласно которому творение не выступает как чудо, поскольку якобы имеет в качестве добавления эволюцию и естественный отбор. Все эти утверждения шиты белыми нитками. Всякое религиозное учение о творении есть представление о чуде: ведь речь идет о непостижимом разумом действии сверхъестественной силы вопреки естественным, непреложным законам природы[260].
Дарвиновское учение, конечно, подрывало и библейский буквализм, но своим острием оно было направлено против самих основ христианского вероучения: оно не оставляло в живой природе места для божественного разума, полностью и безоговорочно отвергало любое представление о какой-либо связи эволюции органического мира, естественного отбора со сверхъестественными силами.
Кстати, и сам Дарвин был непримирим ко всем попыткам теологизации его учения, дополнения эволюции и естественного отбора действием чудесных, нематериальных сил. По его учению, процесс эволюции всего живого совершается на основе функционирования только материальных, естественных факторов — изменчивости, наследственности и естественного отбора, выступающего главной движущей силой видообразования.
Очень показательна в этом отношении переписка Дарвина со своими друзьями в период подготовки и после выхода «Происхождения видов». Критика «предначертанности», вмешательства в действие естественного отбора особой «творческой силы» постоянно фигурирует здесь.
254
Цит. по: Тимирязев К.А. Соч., т. 7. М., 1939, с. 14–15.
255
Дарвин Ч. Избранные письма. М., 1950, с. 117.
256
Подробнее о ходе угасания религиозности Дарвина см.: Гурев Г.А. Чарлз Дарвин и атеизм, с. 146–152.
257
Дарвин Ч. Воспоминания о развитии моего ума и характера. М., 1957, с. 98.
258
Дарвин Ч. Воспоминания о развитии моего ума и характера, с. 99–100.
259
Эвелинг Э. Чарлз Дарвин. М., 1923, с. 27.
260
См.: Габинский Г.А. Теология и чудо. Критика богословских концепций. М., 1978.