Страница 45 из 124
Почувствовать запах моего возбуждения.
Когда он провел ногтями по моей коже, стон, вырвавшийся из моего рта, был слишком неожиданным, чтобы его контролировать.
Он тоже издал ответный звук, что-то среднее между рычанием и стоном, и вдруг я прижалась к нему спиной, твердые мышцы его тела прижались к моей спине.
— Я мечтал об этом звуке. — Его рот был так близко к моему горлу. Я чувствовала, как его голос вибрирует на моей плоти, прямо на шраме, который он оставил. — Ты знала об этом?
Его пальцы снова закружились в танце по моим крыльям, и на этот раз я даже не пыталась скрыть стон.
Груди болели, чувствительно прижимаясь к ткани рубашки. Я хотела, чтобы одежда исчезла — моя и его. Я хотела его кожу. Я хотела его дыхание. Матерь, я жаждала этого. Я жаждала этого так сильно, что сейчас я даже не могла ненавидеть себя за то, что так сильно хотела его.
И все же, я не хотела, чтобы все зашло дальше. Это прикосновение, его рот возле моего горла и его тело рядом с моим.
— Когда я вошел в то помещение, — шептал он, — я думал, что ты мертва. Я думал, что потерял тебя, Орайя. Я думал, что потерял тебя.
Его голос был слишком неровным, как открытая рана, потрескавшаяся и кровоточащая. Он коснулся меня там, где я не ожидала. Коснулся более чувствительных мест, чем его руки на моих крыльях.
Он был моим врагом. Он убил бы меня, если бы у него был шанс.
Он был моим врагом.
— Для тебя это было бы облегчением, — сказала я. — Многие проблемы были бы решены.
В этот же миг он стал жестким. Внезапно его рука оказалась у моего лица, наклоняя мою голову назад, чтобы встретиться с его глазами. В них полыхала ярость.
— Прекрати говорить подобные вещи.
— Почему? — прошептала я.
Зная, что я дразню его.
Зная, что снова задаю вопрос, на который не хочу знать ответ.
Он слегка наклонил голову вперед. Наши лица были так близко, что я чувствовала его дыхание, неглубокое и учащенное.
— Потому что я так устал, Орайя.
Его губы коснулись кончика моего носа. Почти поцелуй. Но не совсем.
— Я так устал притворяться. Устал притворяться, что не думаю о тебе каждую ночь. Что я никогда ничего не хотел…
Его горло дрогнуло, и он закрыл глаза, как будто ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Его пальцы снова нашли то место на моих крыльях, прочертив по нему так мучительно медленно, что я испустила дрожащий вздох, который заставил его наклониться чуть ближе, как будто он хотел поймать этот звук на своих губах.
— Я так устал, принцесса, — простонал он. — Так чертовски устал.
Это звучало как мольба, словно он умолял меня дать ответ, найти решение. И я ненавидела тот факт, что поняла это, потому что я тоже это чувствовала.
Это было так утомительно — все время быть такой безрадостной. Чувствовать себя такой злой. Постоянно сопротивляться. Так же утомительно, как носить крылья на спине.
Какая-то часть меня хотела сдаться. Позволить себе почувствовать что-то большее, чем небытие, печаль или гнев. Позволить ему прикоснуться ко мне, попробовать меня на вкус, заполнить меня. Трахать его до тех пор, пока я не буду чувствовать только удовольствие.
Раньше это срабатывало. На какое-то время.
Но с тех пор многое изменилось.
Потому что, когда я закрывала глаза, я не видела приятных образов обнаженного тела Райна, его поцелуев или ласк.
Я все еще видела его окровавленное тело на земле. Я все еще видела, как он убивает моего отца.
Я все еще видела свой клинок в его груди.
Я отстранилась, достаточно, чтобы между нами было расстояние, и увидела, как выражение лица Райна стало серьезным, как зеркало моего собственного понимания, увидела, как реальность просачивается внутрь.
Дымка удовольствия и комфорта начала растворяться. Я уже оплакивала это.
— Я был эгоистом, — сказал он. — В тот день, когда мы были вместе, я был готов позволить тебе использовать меня, чтобы сбежать. Я сделал это, зная, что если ты узнаешь правду о том, почему я был там, ты возненавидишь меня за это. И это… это было неправильно. Я думал, что умру там на арене, и все будет кончено, и ты никогда не узнаешь обо всем. Но…
Было удивительно, как быстро это произошло. Как пламя, окунутое в холодную воду.
Внезапная волна гнева была холодной и всепоглощающей.
— И что, черт возьми, это должно было означать? — сказала я. — Это должно было быть милосердием? Что ты умираешь за меня?
Его лицо изменилось, между бровями появилась складка.
— Я…
— Мне снится, как мой клинок входит в твою грудь каждую гребаную ночь, Райн.
Слишком много эмоций. Не показывай ему это.
Но было слишком поздно. Слова лились из меня, горячие и обжигающие.
— Ты заставил меня убить тебя, — выкрикнула я. — Ты заставил меня сделать то, что ты не смог сделать. Второй раз в жизни я…
Я пыталась сдержать поток этих слов так сильно, что зубами я прикусила язык до крови. Я отвернулась. Но было слишком поздно, чтобы не увидеть, как на лице Райна промелькнуло осознание, когда он коснулся своей груди, прямо там, где ее пронзил мой клинок.
Стыд захлестнул меня.
Я почти…
Матерь, что за дочь, черт возьми, из меня получилась? Что за королева?
— Орайя, — начал Райн, и я вздрогнула, приготовившись к его словам.
Но тут раздался стук в дверь.
Он не шелохнулся. Я чувствовала, как его глаза смотрят мне в спину.
Раздался еще один стук, уже громче.
— Райн? — раздался голос Мише из коридора. — Ты там?
Тишина.
Затем он наконец поднялся. Я не поднимала глаз, хотя слышала, как открылась дверь, и прозвучало яркое приветствие Мише.
— О! Ты очнулась!
Я не могла смотреть на нее. Я не хотела, чтобы она тоже это увидела.
— В чем дело? — Голос Райна был тихим.
Наступило молчание, пока Мише, несомненно, собирала все фрагменты воедино.
— Это от Вейла, — сказала она, в тон ему. — Там появилась… проблема в Сивринаже.
Райн выдохнул, что было бессловесным проклятием.
— Ты был прав — вздохнула она. — Они — чертовы ублюдки.
Глава
28
Райн
— Вот же чертовы ублюдки, — прошипел я.
— Угу, — согласилась Мише.
Я снова прочитал письмо, пальцы смяли пергамент со словами Вейла.
Предварительный мир после моего выступления на собрании знати мог затянуться лишь на некоторое время. В окрестностях Сивринажа начались волнения, причем некоторые из мелких ришанских дворян не только отказывались посылать свои войска, но и активно подрывали усилия Вейла.
У меня была своя порция недостатков, но наивность не входила в их число. Я знал, что рано или поздно — скорее всего, рано — это должно было случиться.
Вейл не говорил прямо, что считает Саймона Вазаруса ответственным. Но я знал, в чем заключаются мои подозрения. Решил, что мы сначала разберемся с отвергнутым потенциальным Наследником со стороны Орайи, а потом придется разбираться с моими.
— Итак.
Одно слово, и я уже боялся, что Мише скажет дальше.
— Что это было? — спросила она, очень непринужденно.
— Что? — сказал я, хотя и знал, про что она.
— То, что я увидела, когда вошла.
У меня болела голова. Я не хотел думать о том, что это было, в основном потому, что сам не знал. Я не хотел думать о стонах Орайи, о ее коже, о том кратком моменте уязвимости. Или о боли в ее глазах.
— Ничего, — проворчал я.
— Не похоже, что ничего.
— Это была ошибка.
Все это.
Ты заставил меня сделать то, что ты не смог сделать, — говорила она со слезами на глазах, выражение лица было таким искренним и открытым. Она даже не представляла, я был уверен, что она была как открытая книга, когда вся эта боль выплыла на поверхность.
Я чувствовал себя так глупо. Так невообразимо глупо.
До этого момента я не понимал, что я сделал. Я думал, что принес эту великую благородную жертву. Думал, что спас ее — или пытался спасти, даже если все пошло не… не так, как я надеялся.