Под тенью маски

Больше часа я нежилась в ванне, даже немного задремала. Но перегревшаяся вода начала жечь кожу, пришлось вытащить артефакт и заняться приведением себя любимой в порядок.

Это просто блаженство: горячая вода, душистое мыло и настоящий шампунь, а не просто отвар мыльного корня, коим я мыла голову последние годы.

Всё-таки Сани хорошо зарабатывает. Может рассмотреть его в качестве своего мужа? Ха-ха два раза, кто ж меня замуж отпустил? Нет, моя судьба предрешена — служить отечеству. И брак в моем случае может быть только по приказу короля, не иначе. Так что лучше не думать обо всем этом.

Точно настойка с какой-то дурью, а иначе как объяснить плаксивость и идиотские мысли?

Но купание в ванне — мое любимое времяпрепровождение — сделало свое дело. Я отдохнула, расслабилась, оттерла до скрипа кожу, отмыла на два раза волосы, пропахшие тиной и грязью после приключений в подземелье. Затем хорошо растерлась махровым полотенцем и накинула на голое тело халат. Чего стесняться? Сани почти друг, и он как будто не мужчина.

Но, правду сказать, он меня удивил. Когда я зашла в комнату, то обомлела.

32 Подопытная

Он ждал меня: разложил кушетку в рабочей зоне, настроил освещение, а сам переоделся в белоснежный костюм и нацепил на голову какое-то подобие шлема, утыканного всевозможного размера и качества увеличительными стеклами.

В этот момент он больше всего походил не на знакомого мне парня-душку, а на какого-то чеканутого лекаря-ученого. Я с трудом сдержала смех, боясь ненароком обидеть его. Но Сани, казалось, не заметил моей реакции, или ему было все равно.

— Прошу, цори, раздеться и лечь на кушетку, — важно произнёс он, словно хирург перед операцией. Сам же в это время с противным скрипом стал натягивать плотные резиновые перчатки на руки.

Я растерялась. Нет, одно дело мазь мне там прописать или масочку для лица. Но другое дело меня под лупой рассматривать! Я что, музейный экспонат?

— Сани, а ты не… — грозно посмотрела я, умалчивая ругательство.

— Нет, совершенно. Но ты, конечно же, можешь отказаться от моей помощи. Я всего лишь хотел изучить твои шрамы и рубцы, чтобы понять, где и какой состав применить, чтобы не навредить, понимаешь? Решил, что раз ты пока гостишь у меня, мы совместим приятное с полезным и полечим твою несчастную шкурку. Но если нет, я приму все, как есть. В конце концов, я всегда найду того, на ком испытать свое изобретение.

— Ладно, — стушевалась я. В конце концов, что я теряю? Не съест же он меня.

С долей стеснения я все же скинула халат и совершенно голая легла на застеленную белоснежной простынью кушетку.

Сани потер руки, смазал их обеззараживающей жидкостью, надвинул на лоб обод с увеличительными стеклами и стал внимательно изучать мое изуродованное тело.

В комнате было тепло, но от его легких прикосновений все равно побежали мурашки по телу.

— Так, дорогуша, выключи свои пошлые мыслишки, мне твои мурашки мешают. Я всего лишь твой доктор.

Я рассмеялась. От его шутки напряжение немного спало.

— Кстати, не подскажешь, как тебя зовут? — как бы между делом спросил он.

— Синяя ягода, — ответила я честно.

— Что? — недопонял Сани.

— Этелика. Это единственное имя, которое осталось родом из прошлого. Настоящего имени я не знаю и не помню. Когда очнулась в интернате, на больничной кровати, это то единственное, что вообще помнила о себе. Но и это было лишь ассоциациативным воспоминанием. Кирон, мой друг, лежал на соседней кровати с переломом ноги и ел этелику.

— То есть даже то имя, с которым ты вышла из интерната, оно не твое?

— Да, оно не мое, не настоящее. С тех пор у меня было около сотни других имен, но ни одно мне не кажется родным. Да и менять их легче, когда не знаешь своего.

— Сочувствую. Ну тогда скажи, как мне тебя называть сейчас? Может, Каролин?

— Почему Каролин?

— Так звали моего первого подопытного зверька, — с каким-то злорадным восхищением ответил Сани, все больше напоминая мне сумасшедшего учёного. — На тебе ведь мы тоже будем испытывать мое изобретение?

— Ну, Каролин, так Каролин, мне все равно. Уйду отсюда, и будет новое имя, — буркнула я. Какая разница, как меня называть, если это всего лишь наименование для подопытного зверька.

Сани укоризненно покачал головой, осуждая мою безоговорочную капитуляцию, сочувственно вздохнул, а затем попросил лечь на бок. Он ощупывал шрамы, тянул их, массировал, проверяя наличие узлов. Все тоже самое проделал с животом и грудью. Затем, минут через двадцать, отодвинулся, снял с головы обод с увеличительными стеклами, потер глаза и выдал окончательный вердикт:

— Все они, конечно, разные. Много простых, их можно вылечить, по моим расчётам, за несколько месяцев. Но есть и сложные. Как, например под грудью, на спине, на лице. К этим нужен другой подход и разнообразное лечение. — Потом он сделал значительную паузу и внимательно посмотрел мне в глаза. — Ну что, Каролин вторая, под кодовым названием Синяя ягода, ты согласна стать моим подопытным экземпляром?

— А это больно? — неуверенно спросила я.

— Не знаю, — рассмеялся этот ненормальный гений, — на тебе и проверим!

33 Откровение

А я согласилась, возможно, вопреки здравому смыслу. Ведь еще там, в комнате у фрейлины, смотря на эту кучу пустоголовых девиц, поняла, до конца осознала, что имея изувеченное лицо и тело, мне никогда не вернуться в свет, а значит и карьера моя подойдёт к логическому концу. И единственное, что мне светит — сидеть где-нибудь в архиве и пугать студентишек своим страшным видом.

Сани откашлялся, окинув меня еще одним внимательным взглядом и приказал:

— Одевайся. Если хочешь, конечно. Там на диване комплект нижнего белья и пижама. Пижама моя, но новая, так что надевай, не бойся.

— А нижнее белье тоже твое? — не сдержалась я, вставая с кушетки и натягивая халат.

— Нет, конечно, новое. Твой размер.

Я удивлённо посмотрела на Сани.

— Купил вчера на рынке, предполагал, что ты здесь появишься.

Я кивнула. Пошла переодеваться. В ванную. Ну и что, что только что я лежала перед ним абсолютно голой. Границы нужно ставить, хоть какие-то, хоть мифические, но надо.

Пижама оказалась большевата, но я закатала рукава и подвернула штанины. А вот белье действительно в самый раз.

Очень даже премиленькое, в мелкий цветочек и с узким кружевом по краю.

Когда я вышла из ванны, Сани продолжил:

— Ужинать будем здесь, все привыкли. Я часто это практикую. В доме кроме домработницы и матери никого нет. Но мать редко выходит из спальни, у нее в последнее время сильно подводят ноги. Поэтому мы перестали ужинать вместе в столовой. Еду я принесу сейчас, уже, наверное, все готово.

— А у домработницы не будет вопросов, почему я осталась здесь?

— У нее не бывает вопросов, иначе бы старушка Василина здесь столько лет не работала.

Я с облегчением вздохнула: извозчик-то был портовый, а они там все вечно подшофе, завтра про меня никто и не вспомнит. А вот вездесущая домработница очень даже много чего напридумывать может.

Но зря я беспокоилась. За ужином Сани рассказал, как эта простая женщина в свое время помогла его матери выдержать удар — арест, а потом и казнь мужа, и расставание с единственным маленьким сыном, которого пришлось отослать из имения на учебу. Цори Лина Копенген и ее верная домоправительница, нянька и подруга в одном лице цори Василина, оставшись практически без средств к существованию, все же сумели отстоять и имущество, и с голоду не умерли, и даже еще преуспели в ведении домашнего хозяйства. Но обратная сторона медали у этой истории тоже была. Отвернулись друзья и все, кто таковыми когда-то назывался, побоялись тоже попасть под горячую кровавую руку королевских приспешников, дерущихся за власть и магию. Зато появились новые знакомые — с простого люда, те кто не задирал нос, а помогал при любой возможности. Вынужденная изоляция пошла даже на пользу: вернувшись домой, Алекс Копенген мог спокойно заниматься в своей лаборатории, восстанавливая изобретенные отцом, но со временем утраченные рецепты снадобий.