Страница 28 из 86
Лодка шла вниз по течению реки. День клонился к закату. Небо стало темным-темно. Подул сильный ветер, и разразился ливень: кромешная тьма и волны бушуют. Жун читал сутру, не смыкая уст, и вскоре далеко на вершине горы стал ясно различим отблеск огня. Лодка пошла на свет и вскоре пристала к берегу. Все, кто был в лодке, почувствовали себя в безопасности. Придя в себя, они увидели, что огонь на горе больше не светит, и стали сомневаться, люди ли зажгли его. Наутро они расспросили жителей ближайшего селения, кто это ночью развел огонь на горе. Тем было невдомек:
— Ночью был такой ливень с ветром! Как же тут разведешь огонь?! Да мы и не видели ничего такого!
Всем стало ясно: то был божественный свет.
Впоследствии Жун служил военным наместником в Гуйцзи. Се Фу услышал от него, как все было. Вместе с Жуном в лодке был шрамана Чжи Дао-юнь, муж безупречной честности. Обо всем увиденном он рассказал Фу Ляну[93]. Рассказы Дао-юня и Жуна совпали.
Чудесное исцеление шрамана Чжу Фа-и
В годы под девизом правления Обильный мир (363—365) шрамана Чжу Фа-и предавался ученым занятиям в горной обители. В горах Баошань, что в уезде Шинин, он оттачивал свое мастерство на собрании сутр, в особенности же преуспел в «Сутре цветка Закона»[94]. В учениках у него было сто и более человек. Во втором году под девизом правления Всеобщее успокоение (372) он вдруг почувствовал, что внутри него завелась какая-то хворь. Он долгое время пытался вылечиться сам, но проку от этого не было. Вконец обессилев, он отчаялся совладать с болезнью и стал истово уповать на Гуаньшииня. Прошло несколько дней, и, задремав, Фа-и увидел праведника, который пришел справиться о его болезни, а затем принялся лечить. Праведник вскрыл его утробу и желудок. Там оказалось великое множество нечистот. Праведник все промыл, вычистил и поместил обратно.
— Теперь ты здоров! — сказал он Фа-и.
Сквозь сон Фа-и почувствовал, что боль его уже не тревожит, а вскоре совсем поправился.
Что касается «Сутры цветка Закона», то в ней говорится, что иногда появляется некто в образе шрамана-индуса. Вероятно, это и есть тот шрамана, который явился досточтимому Фа-и во сне.
Фа-и скончался в седьмом году под девизом правления Великое начало (382).
Шесть историй вслед за той, что произошла с Чжу Чаншу, кончая последней, собраны первым министром династии Сун (420—479) Фу Ляном. От себя Фу Лян замечает: «Мой покойный отец водил дружбу с Фа-и. Тот много раз рассказывал ему эту историю, каждый раз преисполняясь трепета и благоговения».
Новое рождение любимого сына
Ду Юань, по прозванию Юн-цин, был уроженцем города Фучжоу, что в округе Цзытун. Его семья была большая и богатая. Был у него горячо любимый сын по имени Тянь-бао. В возрасте десяти лет, в третьем году под девизом правления Начало благоденствия (378), Тянь-бао был поражен недугом и умер.
Прошло несколько месяцев. Свинья, которая была у них на откорме, принесла пять поросят. Самого жирного из них собрались зарезать по случаю приема в честь нового начальника. Вдруг перед Юанем предстал некий бхикшу.
— Этот поросенок — Ваш сын. Прошло всего сто дней, а Вы его уже позабыли! — сказал бхикшу и тотчас исчез.
Его искали повсюду, но увидели только, как он мчит по небу на запад, удаляясь из виду. Весь день в воздухе витал чудный аромат.
Тан Цзунь возвращается с того света
Тан Цзунь, по прозванию Бао-дао, был уроженцем уезда Шанъюй. В восьмом году правления династии Цзинь под девизом Начало благоденствия (383) Цзунь заболел и умер. По прошествии ночи он ожил и рассказал следующее.
Появились посыльные и позвали Цзуня с собой. Они пришли к городской управе. У ворот управы Цзунь увидел своего двоюродного дядю. Тот вышел из города к нему навстречу и с тревогой в голосе спросил:
— Ты зачем пришел?
Цзунь отвечал:
— Прошло уже несколько лет с тех пор, как мы расстались с тетушкой и сестрами. Вот я и подумал, что неплохо бы их навестить. Утром я только подумал об этом, а ночью пришли несколько человек. С грозными криками они привели меня сюда. Если бы мне удалось вернуться! Но ведь я не знаю обратной дороги!
Дядя сказал:
— Через два года после того как схоронили твою тетушку, сюда приходил и был задержан Дао Вэнь, сын твоей старшей сестры. Когда же его особой милостью отпустили, он остался здесь поразвлечься, вернулся домой не сразу. Через несколько дней он все же вернулся, но к тому времени тело уже возложили в гроб. Вэнь все же проник в гроб и принялся трясти его в надежде, что родные придут на помощь. Гроб тем временем вынесли из дома и установили на катафалк. Родные хотели его открыть, но прежде спросили у гадателя. Тот предсказал неблагополучный исход, и они не решились. Так и не довелось Вэню вернуться к жизни. Ныне он отбывает повинность на песчаных работах: трудится не покладая рук и переносит тяжкие мучения. Ты должен поскорее уйти отсюда! Здесь тебе нельзя задерживаться! Твоя младшая сестра уже скончалась. Они с тетушкой пребывают в аду: мучаются дни и ночи напролет. И неизвестно, какой срок им отмерен, когда придет избавление... Если ты вернешься, то сможешь сказать их сыновьям, чтобы они неустанно множили заслуги и добродетели, тем самым содействуя избавлению матерей.
Дядя показал Цзуню дорогу и на прощание дал наказ:
— То, что тебе удалось вернуться, прими как особое поощрение. Жизнь в миру очень скоротечна: проносится, как пылинка на ветру. Небесный дворец, земной ад, мучительное и благое воздаяние... Все эти слова я слышал и прежде. Ныне же я убедился, что все это истинно. Тебе надлежит всецело предаться благим деяниям и, радея о сыновней почтительности, принять Закон и блюсти обеты. Будь осторожен и не дозволяй себе ничего греховного! Тот, кто однажды уже покидал свое тело и, придя сюда вторично, все же попадает в ад, подвергается в заточении предельно жестокой каре! Да еще он будет скорбеть о том, что попал сюда по своей воле. Проникнись скорбью и не допускай небрежения! Мои родные не верили в кару и благое воздаяние. Ныне все они страдают от воды и огня, претерпевают мучения от терний и яда. И горят они, и варятся в котле без передыху. Им бы на день возвратиться, дабы зло обратить во благо. Но разве выпросишь этот день! Все, что мне остается, — это уповать на тебя. Постарайся обратить всех домашних в веру, и сообща порадейте за нас!
Дядя сказал так и разрыдался. Они расстались, и Цзунь пошел обратной дорогой.
Цзунь очутился у дома, а в доме уже установили гроб и приступили к возложению тела. Цзунь только слегка прикоснулся к телу, и оно тотчас наполнилось дыханием. Через день ему полегчало, и он принялся убеждать родственников и знакомых предаться Великому закону.
Задолго до того тетя Цзуня вышла замуж за господина Сюй Ханя из округа Наньцзюнь, старшая сестра — за Юэ Юй-юя из округа Цзянся, а младшая сестра — за Янь Ваня из Усина. Путь к ним был далек, а от них давно не было вестей. Слегка подлечившись, Цзунь побывал во всех трех округах и узнал, что и тетушка, и младшая сестра, и сын старшей сестры — все умерли. Старшая сестра к тому же рассказала, что, когда хоронили Вэня, ее мальчика, гроб затрясся и упал с катафалка. Все было так, как рассказывал дядя. Убедившись в этом, Цзунь поведал сестре известные ему обстоятельства безвременной кончины Вэня. Сестра вновь пережила горечь утраты и вторично облачилась в траур.
Сутры и статуи являют миру чудо
Се Фу, по прозванию Цин-сюй, был уроженцем уезда Шаньинь, что в округе Гуйцзи, сыном старшего брата главнокомандующего Се Ю. С младых лет он выбрал возвышенную стезю: жил отшельником в горах Дуншань. Фу искренне уверовал в Великий закон, прилежно трудился, не ведая усталости, переписывал «Шурамгама-сутру». Жил он при монастыре Белой лошади, который пострадал от пожара. Многие вещи, и среди них сутры, сгорели дотла. Огонь подобрался и к «Шурамгама-сутре», но опалил только бумагу по краям свитка. Иероглифы же остались целы все до единого.