Страница 30 из 35
Вроде пустяковое дело — бытовой конфликт, как бы деликатно ни разнимал, разнимешь — ругают, что был грубым, не примешь меры — бедой обернется, и вновь виновата милиция. До сих пор его пробирает холодок от одного воспоминания. Произошло все следующим образом. Семейный дебошир, загнав в кладовку жену и детей, топором крошил мебель. Уповать на то, что покончив с мебелью, он успокоится, было нельзя, требовались энергичные действия. В пьяном угаре он мог перекинуть ярость и на домочадцев. Дверь в квартиру оказалась запертой, и соседи настойчиво предлагали ее взломать. Джангир решил поступить иначе. Поднявшись на крышу, он, повиснув на руках, спрыгнул на балкон, толкнул плечом дверь и влетел в комнату. Мужик оказался рослым и, несмотря на солидный вес, достаточно подвижным. Не раздумывая, он уверенно двинулся на нежданного гостя, даже наставленный в его сторону пистолет не возымел действия. Джангир едва успел отскочить за массивный обеденный стол, перегородивший половину комнаты. В самом деле, не станешь же стрелять в пьяного человека. Они замерли, глядя друг на друга, разделенные столом.
— Кончай дурака валять, — пытался образумить хозяина Джангир. — Брось топор, давай поговорим.
Дебошир молчал, свирепо пожирая глазами откуда-то появившегося парня и вряд ли что-либо понимая. У него, наверное, белая горячка, подумал Джангир, и едва успел уклониться от удара, нанесенного через стол. Мужчина взревел, негодуя на неудачу, размахивая топором и яростно ругаясь, метнулся влево вокруг стола. В стремительном темпе они сделали несколько кругов и снова остановились, сторожа каждое движение друг друга. Преследователь тяжело дышал и, по-видимому, уже выдыхался. Переведя дух, он вновь предпринял попытку настичь Джангира, но опять безрезультатно. В молчании они изучающе осматривали друг друга. Улучив момент, Джангир засунул мешавший ему пистолет под ремень брюк, обе руки теперь были свободны. Долго беготня продолжаться не могла. В очередной раз они застыли по разные стороны стола, хозяин дышал тяжело и прерывисто, по лицу струился пот. Он поднял руку, чтобы смахнуть капельки с бровей, и Джангир, воспользовавшись моментом, схватил край скатерти и набросил ее ему на голову. Замешательства, длившегося какую-то долю секунды, оказалось достаточно, чтобы преодолеть расстояние между ними, отработанным ударом в предплечье выбить топор, вывернуть руку за спину.
После того вызова он с опаской относился к бытовым выездам. Вот уж поистине, никогда не знаешь, что у пьяного на уме. Поднявший руку на мать, жену, детей, вряд ли пожалеет постороннего, да еще милиционера. Но обидно все-таки бывало, когда на следующий день после скандала в милицию приходили мать, жена или дочь и брали под защиту непутевого сына, мужа, отца. И не просто защищали, а порой возводили напраслину на работника милиции, приехавшего по их же вызову. Сознавая свою неправоту, оправдывались тем, что мы, мол, вызывали вас просто поговорить, пристыдить, а вы сразу к себе везете, привлекаете к ответственности. Как говорится, куда ни кинь, а сотруднику милиции всюду клин.
* * *
Фильм, как он и предполагал, окончился полным успехом красавца комиссара, и зал быстро опустел. Джангиру некуда было торопиться, он медленно вышел на улицу, с неудовольствием думая о том, что впереди еще целый день. Пустое времяпрепровождение изматывало. Без работы, бывшей на протяжении многих лет смыслом жизни, чувствовал себя потерянным, не находил сил сопротивляться одолевающей его тоске, давящей на психику опустошенности. Сутки, когда-то вмещавшие массу событий, раздвоились в сознании на две сумрачные половины от утра до вечера и с вечера до утра. Преследуемый тягостными мыслями, не зная, чем заняться, он отчаянно тосковал. Рецепторы души были обнажены до последнего предела.
С небольшими перерывами неотвязно преследовали подробности последнего задержания. Им стало известно, что в одной из квартир скрываются двое опасных преступников, бежавшие из мест лишения свободы. За ними тянулся целый шлейф убийств, разбойных нападений, ограблений. Преступники знали, что их ждала высшая мера наказания, и не рассчитывали на снисхождение. Такие сопротивляются до последнего. Операцией по задержанию руководил начальник городского отдела внутренних дел полковник Хромов. Высказывались различные предложения, но в итоге решили брать преступников при выходе на улицу. Предусмотрели и такой вариант, как вызов преступниками такси. В этом случае за рулем должен был сидеть один из сотрудников уголовного розыска. Обезвредить в момент посадки посчитали наиболее оптимальным. В деталях проработали расстановку группы захвата и обеспечения. Первым должен был встретиться с ними Джангир. Ему предстояло сыграть роль жильца, поднимающегося навстречу в подъезде. Для полной убедительности он должен был держать в руке сумку с провизией или ведерко с мусором. В его задачу входило пропустить их и затем блокировать им путь назад. На исходные позиции заступили в шесть утра и простояли до десяти, ежеминутно ожидая появления преступников. Ребятам, затаившимся в машинах и на улице, было проще, а Джангиру при виде каждого жильца, появившегося в подъезде, приходилось с озабоченным видом рыться в хозяйственной сумке, завязывать шнурки туфель и придумывать другие ухищрения. Словом, изображать человека, поднимающегося к кому-то на верхний этаж.
Он четко уловил в отдававшейся тишине подъезда их шаги. Подхватив сумку, перешагивая через ступеньки, направился навстречу. Встретились на лестничном пролете между третьим и четвертым этажами. Мужчины предупредительно посторонились, давая ему возможность пройти. Поднявшись на пару пролетов, Джангир опустил сумку, снял пистолет с предохранителя и бесшумно скользнул назад. Внизу послышался топот ног, раздались выстрелы. Значит, сорвалось, с досадой подумал он. Снова выстрел и звук быстро приближающихся шагов. Вот их отделяет только один пролет. Они увидели друг друга одновременно. Преступник выстрелил не раздумывая, и Джангира обдало горячей волной. Навалившись на перила и теряя сознание, он нажал на спуск почти в упор.
В госпитале провалялся несколько месяцев, врачи сохранили ему жизнь, но со зрением вышло худо. Левый глаз ослеп полностью, а правым он видел нормально, но постоянно мучили головные боли.
После выписки потянулись длинные, однообразные дни и недели. Ничего не хотелось делать, друзей избегал, не желая ничьей жалости. С Тамарой, пытавшейся его как-то отвлечь, отмалчивался. Когда принесли пенсию, молча расписался, но к деньгам не притронулся. Спозаранку уходил бродить по городу, часами простаивал на бульваре, наблюдая за стариками, «забивавшими» в домино. Вечером приходил поздно и сразу укладывался в кровать. Круглые сутки один со своими думами, с нескончаемой болью и смятением. Он понимал, что его уход в себя, состояние транса тяжело переживается женой, но ничего не мог поделать. Сбросить оцепенение не удавалось, несмотря на все усилия. В голову непрестанно лезли упаднические мысли, будущее для него перестало существовать. Прошлое осталось в прежней жизни, где был волевой, цельный в своих устремлениях человек.
Что делать дальше? Он напряженно искал и не находил ответа на этот вопрос.
Тамара неоднократно пыталась поговорить по душам, он не обрывал, но и не поддерживал, хотя в мыслях постоянно обращался к ней, советовался, спорил, жаловался.
Друзья успокаивали, мол, пенсия неплохая, найди легкую работенку, живи для себя. Жалея, не подозревали, что тем самым подавляли волю, сводя будущее к безбедному существованию. Джангир боялся услышать то же от Тамары. Он облегченно вздохнул, когда впервые за всю их совместную супружескую жизнь она уехала в командировку в Москву. Подумал, пусть развеется, отдохнет от дома, сменит обстановку, и ему не нужно будет приходить домой поздно и украдкой нырять в постель во избежание разговоров.
Но против ожидания ее отсутствие переносил очень тяжело. Проводив детей в школу, оставался один в пустой квартире, где все напоминало о ней. Джангир вспоминал подробности их знакомства. День ото дня волнение нарастало. Никогда раньше ее отсутствие не переживалось им так болезненно. Он уже корил себя за свое поведение, за то, что период после ранения превратил в пытку для семьи. Разве можно было так распускать нервы? То, что простительно другому, непростительно ему, знающему цену человеческому горю, смотревшему не раз в лицо смерти. Джангир истязал себя упреками, насмешками.