Тропой памяти

— Всем вниз! Всем, я сказал! На стенах остаются только стрелки! — скомандовал дун-дзаннарт-арк-кхан Ругбар, спешно опуская на обожженные глаза нарт-харуму и сбегая по лестнице. В этот момент рухнула левая половинка ворот.

Глава 30

Ранним утром 29 числа последнего зимнего месяца нирбугаз[77], через час после того, как гонг возвестил отбой, в горную крепость Кирит-Унгол пожаловали нежданные гости. Отряд, общим числом восемьдесят иртха, возглавляемый противного вида типом с исключительно длинными руками, остановился перед восточными воротами, окованными шипастой бронзой. Было видно, что гости проделали долгий путь: плащи и кожаные шлемы с эмблемой на забрале покрывала тонкая пыль. Дежурный боец, любуясь рассветом, не сразу понял, что по воротам кто-то колотит снаружи: свои пользовались потайными ходами вокруг логова Шелоб, а гостей на заставе на его памяти не бывало ни разу. Это настолько его озадачило, что он некоторое время просто разглядывал в окошечко запыленное воинство, и только потом поинтересовался — кто они и откуда.

— Пополнение! Открывай давай! — отвечал тот самый тип с противной мордой. А стоящий за его правым плечом здоровенный детина сделал неприличный жест в сторону ворот.

Дежурный потребовал представиться по форме. Предводитель пришельцев и ухом не повел, зато остальные загоготали так, точно услышали самую смешную в жизни шутку.

Это оскорбительное веселье вернуло бойца от красот рассвета обратно в реальность, к своим прямым обязанностям. Не обращая больше внимания на град ударов по оковке ворот, он открыл дверку в стене, где под уходящей в потолок трубой висел на перекладине тревожный гонг, и, размахнувшись колотушкой, трижды ударил в него. Звук, усиленный стальным горлом трубы, распространился по всем коридорам и этажам башни до самого верха.

Комендант Кирит-Унгольской погранзаставы дзанннарт-кхан Шаграт открыл глаза с первым ударом гонга и прислушался. Второй удар… третий. Ого! Боевая тревога, кого это принесло на день глядя? Что ж, кажется, он выспался — тренированное тело взвилось в воздух и приземлилось на ноги. Шаграт обулся, в два щелчка размял шею, схватил перевязь с й’тангом и побежал вниз по лестнице.

На площадке верхнего яруса, на которой располагался выход на наружную крепостную стену, комендант столкнулся с предводителем стрелков Лугдушем.

— Хасса!

— Хасса, Лугдуш, что видать? — спросил Шаграт, кивая в сторону выхода на стену. Снулое лицо того выражало растерянность.

— А вот ничего не видать, дзаннарт-кхан! — ответствовал Лугдуш, пожимая сутулыми плечами. — Не поверишь — ни-че-го. На стене у меня сейчас дневная стража, как обычно двое — так те говорят, что все чисто. Это точно со стороны ворот что-то приключилось.

Вместе они поспешили туда, где башню сменяли вырубленные в толще скалы жилые этажи. В коридорах было полно встревоженного народу, с оружием в руках все поспешно спускались вниз. Казалось, что гарнизон — сорок душ — намерен собраться в зале у ворот в полном составе. Завидев Шаграта, толпа расступилась, пропуская гхул-кхана вперед и ловя каждое его слово. А тот прошествовал по образовавшемуся проходу и завернул в караулку, где его дожидался дежурный, несколько минут назад поднявший заставу на уши. За воротами стояла тишина.

— Хасса, гхул-кхан! — вскинул руку тот. — К воротам подошла неизвестная сотня, ее командир отказался представиться. Ломятся в ворота, на вопросы не отвечают, ведут себя нагло — тут парня передернуло от возмущения. — Знаков отличия не разобрал — доспех и плащи в пыли были у них. Я и…

— Все верно сделал, — ободряюще кивнул ему Шаграт, и, выглянув в оконце, подошел к воротам, и, приложив ладони воронкою ко рту, рявкнул в щель между створками:

— Кто такие? Отвечать, или щас у меня прямо тут ляжете все!

Владел ли молодой сотник каким-то особенным даром убеждения или же воинственный пыл пришельцев поумерили топот нескольких десятков пар ног и лязг оружия внутри башни, но только на этот раз ответствовали с той стороны ворот самым уставным порядком.

— Дзаннарт-кхан Горбаг из Минас Моргула с сотней подкрепления. Приказ уллах-тхар’ай.

— Ого, щербатые приперлись, — присвистнул кто-то из бойцов.

Шаграт быстро обернулся, глянул на командира стрелков. На его одутловатой, будто бы вареной физиономии, обычно ничего не выражавшей, на этот раз читалось удивление. Война войной, но после того, как год назад стараниями дзаннарт-кхана Шаграта Кирит-Унгол приобрел право самостоятельно вести допрос пойманных нарушителей границы, Моргул больше в дела заставы не лез. И вдруг на тебе!

— Разверни свиток и поднеси к окошку, — спокойным голосом потребовал комендант и нырнул в караулку. Через несколько минут он вышел, потер шрам на брови и махнул рукой: «Открывай!»

Заскрипел в кованых петлях огромный засов, пополз в сторону. Разбухшее от долгого неиспользования дерево подавалось неохотно, и для того, чтобы открыть ворота, пришлось навалиться вдесятером. Наконец, тяжкие створки впустили внутрь тепло зимнего утра и сотню моргульцев.

— Че, не ждали? Пергаментов требуете? — ухмыльнулся Горбаг, демонстрируя отбитый верхний клык. — Сидите у себя в норке, а там война идет, может, слыхали?

Здоровенный иртха за спиной его хохотнул.

— Слыхали-слыхали, — кивнул Шаграт, глядя прямо в глаза пришельцу. — Уже не первый год воюем, шпионов в горах ловим. Поэтому пергаментов и требуем, чтоб понять: стоит ли возиться — сразу Шелоб скормить али выслушать для начала.

Теперь хрюкнул от смеха дежурный, с первого удара сердца невзлюбивший «щербатых» до степени боевой тревоги.

— Ладно, шутки в сторону, гхул-кхан, — поморщился Горбаг, скидывая запыленный плащ. — Ты у нас, небось, вообразил, что ты здесь — сам себе голова, и никому отчетом не обязан? Разочарую тебя — в Минас Моргуле считают иначе. И именно поэтому я здесь, ясно?

Разглядывая ввалившееся в крепость «подкрепление», Лугдуш моргнул несколько раз подряд — невиданное для старого стрелка событие — и было чему удивиться. Форма у моргульцев была обычная, со знаком дун-Хуфа, да и столбики на стальном жетоне Горбага сияли полировкой, но рожи! Рядом с сотником, против которого Лугдуш, кстати, как раз-таки ничего не имел, маячил громила с такой тупой и злобной мордой, что изображение хотелось сморгнуть как морок и дать зарок больше никогда не курить сушеного мха. Ах, не было здесь маленького картографа Рагдуфа из Туманных гор! Тот бы вмиг опознал и сотника, и его подпевалу. Но сгинул картограф без вести в круговерти войны, а из гарнизона Паучьего Жала никто лично не был знаком с бывшим штрафником из разведгруппы.

— Мне все ясно, вас к нам прислали взамен моего тролля, — усмешка Шаграта получилась иронично-многообещающей, слово он вспомнил некую важную подробность о собеседнике — проходите, располагайтесь, будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях. Дзарт-кхан Маухур, проводите!

В общем, ночь выдалась беспокойная. То кастелян, оглашая воздух криками про «мать-овцу» всех шляющихся днем, объяснял Шаграту, почему у него на складе внезапно не найдется лишней сотни тюфяков. То хаш-кхан, которому было поручено накормить новоприбывших, привыкнув за много лет к помощи тролля Гуфа, не мог самостоятельно водрузить на огонь самый большой котел с водой. То громила из моргульцев, которого, как выяснилось, звали Радбугом, вознамерился проучить-таки дежурного, заставившего их так долго ждать у ворот крепости, но в результате неудачного замаха был заперт ловким пареньком в помещении караулки, откуда его вопли, усиленные шахтой голосовой трубы, мог послушать каждый желающий и неравнодушный. Лишь ближе к вечеру, когда по-зимнему неяркий диск Сухуш склонился к закату, Кирит-Унгол затих в сонном безмолвии, нарушаемом лишь свистом ветра в камнях крепостной стены и унылой грызней замерзших стрелков.

Над черной крепостью Минас Моргула ночь распахнула плащ. На остром шпиле главной башни, пронзающем низкое закопченое небо, на высоте двухсот шестидесяти локтей полоскалось черное знамя с серебряной запятой дун-Хуфу — символом Лунной крепости. А на горных склонах стояла армия — многотысячная армия Унсухуштана и его южных союзников, и была она столь велика, что вместить такое количество народа стены древней крепости оказались просто не в состоянии. Здесь были харадрим — темнокожие уроженцы песчаных пустынь, и кханду — жители чайной страны. Внешность их, одежда и оружие поневоле заставляли иртха принять тот факт, что сухн’ай порой отличаются друг от друга едва ли не сильнее, чем сами иртха.

77

Нирбугаз (черное наречие) — второй «месяц» Нового календаря Унсухуштана, в переводе на даты общепринятого календаря — 10 марта.