Тропой памяти

— Будут ждать рассвета, — уверенно заявил дзарт-кхан, проверяя, прочно ли застегнут ремешок шлема. — Они ж в темноте как кроты слепошарые.

— Таран в ворота вогнать им слепота не помешает, — резонно заметил голос справа. К нему тотчас же присоединилось еще голосов пять с предложениями немедленно «взять да ахнуть из катапульты», и в этом хоре громче всех усердствовал ставший жертвой хаграровой шутки про кашу парень из Луугбурза. Десятник немедленно принялся наводить порядок среди подчиненных, и Ранхур перестал прислушиваться к бессмысленной болтовне. На другой же стороне от ворот крепости, словно бы в противовес его молчанию, на стене включили Хаграра, который после возвращения в статус стрелка воспарил мелким орликом и без перебоя вслух выдал несколько вариантов успешного отражения штурма, пока его не заткнули угрозой вернуть обратно под начало хаш-кхана.

Гарнизон Осгилиата насчитывал почти полтысячи бойцов, что по меркам столь большого города-крепости было скромным количеством. А армия, расположившаяся под стенами снаружи, численностью превосходила иртха в три раза и настроена крайне серьезно. В недоступном для выстрела катапульты отдалении быстро росли сборные опоры двух больших таранов, на земле чернели клеточки лежащих приставных лестниц. Горели костры и сновали фигурки тарков, по которым ужасно хотелось садануть со стены огромным камнем, уже заряженным в ковш орудия, раскидывая в стороны тучи пыли и каменной крошки вперемешку с оторванными руками-ногами, но так далеко бурз-та’ин-хатур, к великому огорчению ее расчета, не добивала. Оставалось тупо стоять на стене и ждать начала светового дня, когда враги пойдут на приступ.

— Так может, сделать вылазку да попортить им планы, а, гхул-кхан? — прозвучал над ухом дун-дзаннарт-арк-кхана Ругбара вкрадчивый голос. Тот обернулся и узнал сотника Чакдуша, пузатого как глиняный бочонок-куштухал. Несмотря на такую особенность фигуры, рубака тот был редкостный, и всем тактическим ухищрениям предпочитал атаку лоб в лоб. Предложение было вполне в его духе: налететь, смять, покрошить й’тангами в кашу — и быстро назад. Полутысячник даже представил, как лихо и гордо будет выглядеть победа горстки безумцев над превосходящим врагом, но вовремя вспомнил о приказе Уллах-Тхар’ай — оттянуть как можно больше гондорских войск из столицы, заставить их надолго завязнуть под стенами Осгилиата — как раз на то время, которое понадобится объединенным войскам Унсухуштана, Харада и Кханда на взятие Минас Тирита и захват Гондора. Назгул дал понять, что ради этой цели допускает даже сдачу крепости таркам — с последующим возвращением, естественно.

— Что, Чакдуш, клинком помахать невтерпеж? — повернулся к нему Ругбар. — Щас погоди, белокожие на стены полезут — и так намашешься еще за троих. Больно мало нас тут против них.

— Так и надо тарков тогда тоже уполовинить, об этом я и говорю! — просиял Чакдуш, довольный тем, что его поняли правильно. — Разрешите, я полсотни бойцов возьму да навстречу к нашим гостям выйду!

— Сиди здесь, пхут-тха! — отмахнулся гхул-кхан. — Полсотни он возьмет, смотри-ка! Стены оголять не дам, понял? Ждать наступления.

Чакдуш в великой досаде скрипнул зубами, но промолчал.

Время шло. Ночь становилась все светлее и прозрачнее, тьма серела, точно вылинявшая черная тряпка. Нестерпимо резко, до головокружени и першения в горле, пахли луговые травы. С Бурзугая на берег наползал туман, жирный и густой как молоко самки нхара. Белесые клочья скрыли отряд тарков, и теперь об их местонахождении говорили только два или три незатушенных костра, превратившиеся в бледно-розовые пятна света. А потом в молочно-белом слое раздались звуки шагов и лязг металла, короткие команды.

— Пхут-тха… — зло выдохнул дзарт-кхан Шанхур. — Выждали, сволочи! Знают же, что сквозь туман мы их не увидим!

Ранхур-маленький не ответил ничего. Он опустил на глаза нарт-харуму, хотя нужды в ней не было никакой, ибо солнце еще не выглянуло из-за горизонта, втянул воздух, задержал дыхание и прислушался. Через два десятка ударов сердца степняк беззвучно поднял анхур, натянул тетиву и выстрелил куда-то в туман. Прислушался снова, удовлетворенно кивнул и потянулся к колчану за следующей стрелой. Дзарт-кхан Шанхур посмоторел на него с суеверным ужасом, потом все же собрался и шепотом велел продолжать в том же духе, а сам рысцой побежал по стене туда, где на площадке над самыми воротами были установлены бурз-та’ин-хатур.

Разворачивать катапульты без помощи троллей тяжело, но возможно — что с успехом доказали оба расчета. Сбивая с таким трудом наведенный прицел, защитники провернули зубчатые колеса, соединяющие орудие с платформой так, чтобы снаряды ложились не прямо перед воротами, а в обе стороны под углом к линии стены. А вот наводить дальность броска помогал уже Шанхур, запомнивший, куда именно в тумане мечет на звук свои стрелы степняк. Тарки очень торопились подобраться к стенам до того, как спасительная пелена растает в свете солнца, так что первый же брошенный камень нашел довольно крупную цель. Судя по воплям — накрыло человек двадцать. Пока катапульту снова заряжали подходящим куском стенной кладки, вниз полился кипяток. Снова вопли невидимых в тумане врагов, и новый выстрел катапульты. К сожалению, на этот раз дзарт-кхан Шанхур, этот самозванный корректировщик, ошибся, и снаряд ушел в молоко в буквальном смысле слова. Означало это только одно — уцелевшие тарки уже собрались под самыми стенами, и бурз-та’ин-хатур против них теперь бесполезны. Из-за дальних гор показался алый краешек солнца, возвещая день. Пока что света и тепла от него не было никакого, и туман с реки по-прежнему скрывал происходящее под стенами Осгилиата, но скоро жар лучей сожрет последние влажные клочья, и тарков станет видно. Скверно то, что при солнечном свете для иртха воевать станет намного тяжелее.

Дун-дзаннарт-кхан Ругбар бранился монотонно и непрерывно, поминая Наркунгура, остроухих йерри-ящероедов, дерьмовую силу и каких-то лично им изобретенных духов, обитающих под хвостом у паршивых овец в брачный период, и снова старину Наркунгура с сородичами. В ворота глухо ударил таран. Радовался один только Чакдуш, предвкушая бой. Защитники крепости наугад опрокинули котел, и поток кипятка хлынул на головы штурмующих. Увы, это не возымело желаемого действия, ибо башня стенобитного орудия имела подобие крыши, которая и защитила сухну от ожогов. Таран ударил в ворота снова, и створки угрожающе затрещали.

— Чакдуш, две сотни вниз, к воротам!!! — заорал Ругбар. — Держать ворота!!! Ворота держать!

Довольный сотник-забияка загрохотал сапогами по ступеням лестницы. За ним во двор посыпались и другие бойцы, в частности — Лугдуш Длинный. Солнце поднялось над горизонтом полностью, теперь его лучи стали не в пример ярче. Туман истаял, но теперь глаза защитников слепил ненавистный свет. Повсюду — на стене, у орудий и возле ворот крепости — одно за другим лица перечеркивали черные полоски нарт-харум. Хаграр одним из первых поднял на глаза болтавшуюся на шее защитную повязку и, высунув от усердия язык меж клыков, потянул когтями из колчана охвостье стрелы.

Ворота подперли бревнами, наискось воткнутыми в землю — это должно было удержать створки. Стрелки со стен били метко, укладывая тарков одного за другим, но тех все равно было слишком много. И тут со стороны дальней стены донесся странный звук: с таким в горах падает в пропасть обломок расколовшейся скалы. Увлекшись защитой ворот, Ругбар упустил из виду второй таран, который воспользовавшиеся своей временной невидимостью тарки подкатили к городской стене с севера. Кусок каменной кладки вспух грибом, отделился от стены, на удар сердца завис в воздухе, будто не до конца веря в происходящее, а после ухнул вниз в облаке пыли. К образовавшемуся пролому рванулись было защитники крепости, но тарки оказались быстрее. Они лезли снаружи деловито и неостановимо, точно муравьи из потревоженного муравейника, всасываясь в улочки древнего города, растворялись там, как масло в каше.