Голос Вессема. Радиомолчание

Два карандаша оказались в двух моих правых руках. Я помедлила, потом переложила карандаш из правой руки Детлефа в левую. Может, так будет проще.

– Давай, Рета, я сейчас сам все нарисую, – Детлеф, устав ждать, начал подгонять меня.

Мир напоминал треснувшее зеркало, воздух казался горячим, когда я дышала легкими модификантов, линии, выходившие из под моих рук, были кривыми, фигуры напоминали что-то среднее между квадратом и кругом – неровные овалы с неожиданно прорезавшимися углами. Я вымоталась и даже сквозь стимулятор ощущала, как взмокло мое лицо. Карандаш в руках Коди треснул и переломился пополам. Правой рукой Детлефа я вцепилась в бумагу так, что порвала лист. Коди переживал, что ничего не выходит. Детлеф хотел, чтобы это быстрее закончилось. Оба они чувствовали усталость. Глазами Детлефа я видела, как рисует Коди, глазами Коди я видела неровные линии, я зажмурилась и на секунду стало темно, а потом я открыла только глаза Коди, чтобы хоть немного отдохнуть. Я снова надавила на карандаш так, что сломала его.

Но, когда зеленая муть начала рассеиваться, последнее, что я увидела – кривые, но вполне узнаваемые квадраты и круги. У меня получилось.

Глава 13

Как только мы перетащили общие и личные вещи и разместились на нижней грузовой палубе, паром вздрогнул и завибрировал – рампа сложилась, мы отчалили. Карим сразу сказал, что незачем терять время, и достал стимулятор. Я закатала рукав. Напротив меня сидели Эрика и Иштан, и их кураторы готовились сделать им инъекции – видимо, сговорились заранее.

– Какое задание?

– Отрабатываем быстрое переключение и передачу бойца от одного медиатора к другому. По моей команде подключаешься к тем, кого я назову.

Паром качнуло, и меня замутило.

– Есть подключаться по команде.

Я бы с большим удовольствием вылезла с нижней палубы на верхнюю, туда, где стояли два наших вездехода и транспортная платформа. А то, пока мы разгружались, я ничего и не видела – Хольт орал, если ему казалось, что кто-то слишком медленно двигается, по сторонам не поглазеешь, а потом чуть ли не пинками погнал нас вниз. А я бы посмотрела на море – первый раз в жизни. Конечно, это не настоящее море, это пролив, из которого торчат маленькие каменистые острова, поросшие елками. Но я не привередливая, мне и такое подойдет.

Нам предстояло плыть часа два до одного из островов, находящегося прямо на границе между Церой и Северным Союзом. Это называлось «территория совместного влияния» – общий остров для наших двух стран.

От солдат из группы Дале я узнала, что некоторые из них там уже были два года назад – тоже на совместных учениях, когда еще числились в обычном, а не секретном подразделении. Они говорили, остров довольно большой, на одном его конце есть маленькая деревушка, называется Ранта – на норска это значит просто «берег», там живет человек сто, но есть бар, куда можно пойти, если разрешит командир, и церковь, если вдруг надо, а на другой половине острова такой рельеф – скалы, ущелье, обрывы, два озера – мелкое и глубокое, даже пещеры есть, самое то отрабатывать спасательные операции.

Хотя мы и продолжали держаться особняком, формально нас с группой сержанта Дале объединили, нейроимплант теперь был у каждого, и у всех на форме появилась буква М, и я хорошо знала, как выглядит каждый из них внутри своей головы.

Эта тренировка тоже была стандартная, кураторы иногда нас так гоняли. Карим сказал как-то, что эта тренировка и для них тоже. Они должны научиться координировать свои действия, чтобы вместе успешно координировать наши.

Мы должны были переключаться, не пересекаясь. Вдвоем подключиться было невозможно, кто первый успел, тот с модификантом и работает, но на этом мы теряли секунды, а в бою секунды значат очень много. За все время мы ошиблись дважды, в самый первый день, и больше такого не случалось. Может, мы чувствовали ответственность. А может, боялись Хольта. Я тогда полночи приседала с Эрикой на плечах.

Стимулятор подействовал, и я старательно удерживалась от того, чтобы не отключиться полностью, слушать, что говорит Карим.

Одно имя за другим. Разные ощущения, странные, но уже знакомые.

Муха, бьющаяся о стекло.

Запах нагретого асфальта.

Чувство, с которым бежишь со всех ног, и земля бьет тебя по пяткам.

Музыка, которая стала цветом, нота высокая и низкая одновременно.

Чувство, будто тебя замотали в полиэтилен.

Ощущение, что зубы впиваются в сырое мясо.

Руки погружаются в теплый песок – и ответное ощущение принятия.

Ветер, который несет тебя, будто ты фантик и засохший лист.

Ток, бегущий по проводам.

Ощущение, будто проводишь языком по шершавой стене, прямо по побелке.

Сумерки и низкие облака над степью.

Водка, бензин, пузырьки лопаются внутри тебя, будто в газировке.

Сержант Дале тоже решил даром времени не терять, и я слышала чужими ушами, как он рассказывает об идеологии терроризма, то и дело переключаясь на недавний теракт в Агневеце.

Наконец все закончилось, и я пришла в себя как раз на словах Дале о том, что основной источник финансирования «Ин урма Эва» – торговля наркотиками и запрещенными имплантами. Несколько секунд я сидела, не шевелясь, и думала, откуда берутся эти ощущения. Почему я уверена, что бензин на вкус именно такой. Откуда я знаю, что чувствуешь, если рвешь зубами мясо и кровь стекает по подбородку. И еще эта степь – я никогда там не была, откуда мне знать, какую тоску чувствуешь, когда низкие облака и ранние сумерки, и теплый ветер колышет траву?

Потом я тряхнула головой и полезла в рюкзак. Помимо стандартного набора – сменной одежды, гигиенических принадлежностей, спального мешка и прочего – там лежал запас кислых конфет. Я сунула в рот сразу несколько и обратилась к Кариму:

– Разрешите выйти на верхнюю палубу.

Карим замешкался.

– Голову проветрить немного, – пояснила я.

– Я поговорю с твоим сержантом.

Сержант Хольт моей просьбе ожидаемо не обрадовался. По его мнению, всем солдатам полагалось не лазать по парому туда-сюда, а сидеть внизу и слушать, как террористы забивают подросткам голову величием нации, вырасти которому мешает только отсутствие в нашем правительстве еще одного Галаша, и потом отправляют их в школы со взрывчаткой в коммах. Но Карим сказал, что это необходимо, и Хольт нехотя кивнул.

Я дождалась, пока Хольт уйдет кошмарить кого-нибудь еще, и спросила:

– А можно, Коди пойдет со мной? – я придала лицу страдальческое выражение. – Мне правда как-то не по себе. Не хотелось бы свалиться за борт. Если сержант Хольт разрешил мне…

– Да, конечно, – кивнул Карим.

Он хорошо ко мне относился и думал, что я плачу ему тем же.

– Плохо? Очень? – обеспокоенно спросил Коди, подавая мне руку и помогая встать. – Медиатор?

Каждый раз, волнуясь, он начинал пропускать слова. Его словно отбрасывало назад во времени, когда он учился говорить после операции и по привычке жестового языка изъяснялся отдельными словами, исключая все лишнее. «Тебе очень плохо? Это из-за твоей медиаторской работы?» – вот, что он собирался сказать.

«Терпимо, – показала я на жестовом языке. – Ты разве не хочешь посмотреть море?»

Коди улыбнулся и кивнул.

Мы поднялись по узкой темной лестнице – пол раскачивался под ногами, обеими руками я упиралась в стены и, если бы не ежедневные упражнения Карима на равновесие, точно свалилась бы. Я толкнула дверь, нырнула в низкий проем, и внезапно мир распахнулся, стал огромным, шумным, мокрым. Порыв ветра едва не столкнул меня обратно, но Коди поймал меня и помог выбраться. Щурясь от солнца, я пролезла между вездеходами, добралась до борта и свесилась вниз. Меня обдало брызгами, я отшатнулась назад и рассмеялась.

– Море! – широко улыбаясь, я обернулась к Коди. – Море!

– Море! – крикнул он в ответ и раскинул руки.

Мы оба видели такое впервые, и нам не надо было ничего говорить. «Море» – этого было вполне достаточно.