Голос Вессема. Радиомолчание

Интересно, какую адекватную замену они предложат Эрике, подумала я и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Работа теперь станет более интенсивной, и в борьбе с дереализацией нужен системный подход. Я познакомлю тебя с расписанием тренировок. На этой неделе нам надо проверить максимальное число подключений, возможное для эффективной работы. Сейчас у нас восемь человек с нейроимплантами, в идеале ты должна уметь работать со всеми одновременно. На следующей неделе будем выполнять упражнения.

– Какие?

Мне действительно было интересно, и Карим принялся объяснять.

– Реталин… Можно звать тебя по имени? Ты пробовала писать правой рукой один текст, а левой другой?

– Я вообще не умею писать левой рукой.

Я и правой-то писала так себе.

– Тогда попробуй правой отбивать ритм… Давай, пробуй. Вот так. А левой… Ну, например, рисуй круг открытой ладонью.

Я попробовала, пару раз сбилась, и мне стало смешно.

– Вот так, – заметил Карим, улыбаясь. – Ты молодец, быстро справилась. А теперь представь, что тебе надо сделать то же самое, только не с руками, а с людьми. И их будет не двое, а четверо. Или шестеро. Вот этому мы посвятим следующую неделю. Хорошо, если для начала получится справиться с двумя.

– А потом? Что еще через неделю?

– Учения, – сказал Карим. – Ты не знаешь? У нас совместные учения с Северным союзом. Они не долгие, так что потом продолжим. Будем корректировать программу в зависимости от твоих успехов. Завтра начнем.

***

И мы начали.

Карим сумел добиться, чтобы я одновременно подключалась к пяти модификантам, но и то только если один из них был Коди, и делать при этом ничего особо не могла. Успехи Эрики мало отличались, Иштан сумел подключиться к шести, и в конце концов кураторы, посовещавшись с доктором Ланге, определили пять как оптимальное число, к которому надо стремиться. Герр доктор произнес длинную речь, суть которой сводилась к тому, что мы должны больше стараться, и тогда наш мозг подстроится. Мы обещали стараться, и нам добавили вечерние занятия.

Не знаю, чем занимались остальные, но Карим мучил меня упражнениями, на мой взгляд, не имеющими отношения ни к чему вообще. Заставлял меня учиться писать левой рукой, стоять на одной ноге, положив на голову планшет, ходить по линии, делать серии сложных движений.

– Поставь ноги в линию, пятка к носку, – сказал он, когда в субботу я приползла к нему после вечернего кросса, на котором Хольт заставил меня бежать лишних три круга.

Я встала, как сказано.

– Руки на пояс. Закрой глаза.

– И что?

– И все. Стой.

Я пожала плечами, закрыла глаза и уже через несколько секунд начала заваливаться в сторону. После трех повторений я застонала и села на пол.

– Я больше не могу, – сказала я.

– Ты должна научиться это делать, – спокойно сказал Карим. – Доктор Ланге ждет этого от нас.

По его тону было понятно, что спорить бесполезно. В другой день я бы и не стала. Но я вымоталась, была зла на Хольта, а еще у меня противно тянуло низ живота, и я раздраженно сказала:

– Да на кой черт ему сдалось, чтобы я тут прыгала на одной ножке?!

Я думала, Карим рявкнет на меня, как Хольт, или пригрозит выкинуть меня из программы, как доктор Эйсуле, но он так же спокойно объяснил:

– Ты должна стать более эффективным медиатором. Для этого надо сделать некоторые зоны твоего мозга более активными. А для этого лучше всего подходят упражнения на координацию. Научившись справляться со своим телом, ты будешь лучше справляться с другими людьми. Вставай.

Я поднялась и снова попыталась сохранить равновесие с закрытыми глазами. И снова. И снова. Мне удалось продержаться секунд двадцать, когда Карим махнул рукой.

– Ладно, достаточно. Садись за стол.

Он дал мне бумагу и два карандаша. Это упражнение я знала и даже любила – надо было рисовать правой рукой круги, а левой – квадраты. Это у меня получалось – Карим говорил, потому, что я привыкла, общаясь с Коди, говорить одно, а показывать другое, и я боялась, что он заставит меня делать что-то еще.

Если у него и был такой план, осуществлять его он не спешил. Я осталась наедине с теми же корявыми квадратами и кругами, которыми я покрывала страницу, потом круги поменялись на сердечки, квадраты – на спиральки, а потом, когда я уже решила, что сейчас пойду спать, в кабинет вошли Коди и Детлеф. Я сперва обрадовалась, но тут же заподозрила неладное.

– Садитесь, – кивнул им Карим.

Они сели рядом со мной. Коди сразу начал крутить в руках карандаш, выделывая им всякие фокусы. Вот у кого точно не было проблем с координацией движений.

И Коди, и Детлеф, и Петер относились к кураторам с уважением. Меня это удивляло, пока я не увидела, как они тренируются вместе. Аре искренне любила вообще всех, кто был старше нее по званию, особенно выделяя полковника Валлерта. Насчет остальных я не была уверена.

– Реталин, ты достаточно освоилась, так что сегодня попробуем кое-что новое. Ты готова?

Смотря к чему.

– Так точно. Какое задание?

– То же, что ты только что делала. Рисовать круги и квадраты. Только круги будет рисовать Корто, а квадраты – Керефов.

Очешуеть. Это вообще реально?

– Задание понятно?

– Так точно.

– Вопросы?

– Эрика смогла это сделать? – не удержалась я.

Коди посмотрел на меня с укором – он это соперничество не одобрял.

– Она еще не пробовала.

Я довольно улыбнулась. Непременно невзначай упомяну об этом упражнении за завтраком. Правда, для этого придется постараться, чтобы оно у меня вообще получилось. Я, конечно, не в восторге от того, что здесь нахожусь, и собираюсь сбежать вместе с Коди – ну, когда-нибудь потом, но почему бы перед этим не сделать гадость Эрике, одновременно доказав, что девчонки из Гетто кое-чего стоят?

– Я заметил, что с Корто и Керефовым тебе работать проще всего, – заметил Карим, снимая своим трекером силовое поле со шкафа с препаратами и доставая заряженный инъектор.

– Правда? – неприятно удивилась я. – А как?

– Мы отслеживаем время отклика, активность мозга. Доли секунды имеют значение. Так что на первый раз я решил облегчить тебе задачу.

Карим улыбнулся. Наверное, он ждал, что я поблагодарю его, но я промолчала.

– Ты знаешь свое время подключения?

– Так точно. Двадцать шесть секунд.

– Давно уже нет, – улыбнулся он. – Ты хороший медиатор. Но можешь стать еще лучше.

Сердце екнуло. Впервые в моей жизни кто-то считал, что я в чем-то хороша.

Карим был отличным куратором. Он не орал на меня, объяснял, когда я что-то не понимала, помогал, хвалил, давал вот такие мелкие поблажки, вроде работы с теми, с кем мне хотелось работать, иногда шутил со мной и в целом был не хуже Олли. Но он работал на доктора Ланге. А значит, мы были по разные стороны. По правде, на моей стороне не было вообще никого.

– Пересядь, – напомнил мне Карим.

– Есть.

Я поднялась со стула, пересекла комнату и уселась в кресло, вытянув ноги. Фиксаторов тут не было – отделение S убедилось, что я не опасна. Но со стула я могла и свалиться.

– Твой брат рисует круги, Керефов – квадраты, – напомнил он и повернулся к ним. – Имейте в виду, ваш имплант передает информацию о мозговой активности, и я вижу, кто именно рисует. Так что, как бы вам ни хотелось ей помочь, делать этого не надо.

Он снова обернулся ко мне.

– Доза совсем небольшая. Пятнадцать-двадцать минут – и я тебя отпущу. Готова?

Иногда Карим относился ко мне как к ребенку или к младшей сестре, и я бы соврала, если бы сказала, что мне это неприятно. Именно поэтому я старалась общаться с ним как можно более формально.

– Так точно, – кивнула я.

Мир затопило зеленью, и вместо меня стала вода, которая стекла с кресла, заполнила комнату, растеклась и собралась в две воронки. Я открыла глаза и посмотрела на Детлефа, а потом снова открыла глаза и посмотрела на Коди. Я подвигала обеими парами собственных рук, сжала и разжала кулаки. Одинаковые движения у меня получались, я уже делала это раньше. Теперь надо было сделать кое-что новое.