Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 78

Ее пропустили, хотя в тот день она не должна была мыть окна. Чарли тренировался со шпагой во дворике за особняком. Завидев Прядку, он тут же опустил шпагу и поспешно стянул с пальца кольцо с печаткой.

— Прядка! — воскликнул он. — Я думал, сегодня ты не придешь!

Он был старше нее на два месяца, и ему только что исполнилось семнадцать. У него в запасе имелось множество улыбок, и Прядка знала, что означает каждая. Например, сейчас он улыбался во весь рот — искренне радовался предлогу прервать тренировку. Фехтование нравилось ему вовсе не так сильно, как полагал его отец.

— Фехтование, Чарли? — спросила она. — Разве этим должен заниматься садовник?

Чарли поднял тонкую шпагу.

— Ты об этом? О, но она для садоводства.

Он небрежно полоснул по растению в кадке. Растение еще было живо, но срезанный Чарли листок явно не добавил ему шансов.

— Шпага, — повторила Прядка. — Для садоводства.

— Так заведено на королевском острове. — Чарли снова взмахнул шпагой. — Знаешь, у них там все время война. И если подумать, вполне естественно для садовников уметь подрезать растения шпагой. Не стоит попадать в засаду безоружным.

Он не слишком умел лгать, но Прядке это в нем и нравилось. Чарли был искренним и даже лгал взаправду. Ложь выходила у него так плохо, что его даже было нельзя в ней упрекнуть, и звучала так очевидно, что давала фору правде других людей.

Он еще раз полоснул шпагой где-то возле растения и, вскинув бровь, глянул на Прядку. Та покачала головой. Тогда Чарли ухмыльнулся, подразумевая: «Ты меня подловила, но я не могу это признать», вонзил шпагу в землю в кадке и плюхнулся на низенькую садовую ограду.

Сыновьям герцога не пристало плюхаться. Так что Чарли можно считать юношей необыкновенных талантов.

Прядка села рядом, устроив корзинку на коленях.

— Что ты мне принесла? — спросил Чарли.

Прядка достала пирожок.

— Голубятина с морковью. Под соусом с тимьяном.

— Благородное сочетание.

— Мне кажется, сын герцога, будь он здесь, не согласился бы.

— Сыну герцога разрешается есть исключительно блюда с иностранными названиями. И настрого запрещено прерывать тренировку по фехтованию, чтобы поесть. В общем, повезло, что я не он.

Чарли впился зубами в пирожок. Прядка ждала. И вот она — довольная улыбка. В надежде заслужить именно эту улыбку она целый день думала, что бы такое приготовить из продуктов, которые можно купить на портовом рынке.

— А что ты еще принесла?

— Садовник Чарли, тебе только что достался абсолютно бесплатный пирожок, и ты решил, что это не все?

— Решил? — проговорил он с набитым ртом, свободной рукой ткнув корзинку. — Я точно знаю, что это не все. Выкладывай.

Прядка ухмыльнулась. Она не смела почти никому докучать, но Чарли был особенным. Она достала оловянную кружку.

— О-о-о! — Чарли отложил пирожок и благоговейно взял кружку обеими руками. — Ничего себе.

— Знаешь что-нибудь об этом языке? — нетерпеливо спросила Прядка.

— Это старый ириали. Видишь ли, они исчезли. Целый народ — пуф, и все. Вчера есть, сегодня нет, обезлюдел целый остров. Это случилось триста лет назад, поэтому никто из ныне живущих их не встречал, но говорят, у них были золотые волосы, как у тебя. Как солнечный свет.

— Мои волосы не как солнечный свет, Чарли.

— Твои волосы как солнечный свет, если бы солнечный свет был светло-каштановым.

Скажу так, за словом в карман он не лез. В том смысле, что слова сами лезли из кармана.

— Держу пари, у этой кружки необычная история, — добавил Чарли. — Ее выковали для знатного ириали за день до того, как его самого и его народ забрали боги. Чашка осталась на столе. Первым к острову причалил бедный рыбак и к своему ужасу обнаружил, что исчез целый народ. Он нашел кружку и забрал с собой. Кружка перешла к его внуку, а тот подался в пираты. В конце концов неправедно нажитые сокровища упокоились на дне под спорами и вот, проведя во тьме целую вечность, снова увидели белый свет. Так кружка добралась до тебя.

Чарли поднял кружку, чтобы поймать солнечный блик.





Пока он говорил, Прядка улыбалась. За мытьем окон в особняке она время от времени слышала, как родители бранят Чарли за склонность к болтливости. Им казалось, что это глупо и не подобает его положению. Они редко позволяли ему закончить мысль. Прядке было за них стыдно. Да, иногда он болтает без умолку, но она давно поняла: просто Чарли любит сказки так же, как она любит кружки.

— Спасибо, Чарли, — прошептала она.

— За что?

— Ты даешь мне то, что я хочу.

Он знал, что она имеет в виду. Не кружки и не сказки.

— Всегда, — заверил он, накрыв ее ладони своей. — Всегда, всё, что ты хочешь, Прядка. И ты всегда можешь сказать мне, что именно. Знаю, с другими ты обычно себе такого не позволяешь.

— А чего хочешь ты, Чарли?

— Не знаю, — признался он. — За исключением одного. Чего мне хотеть не следует, но я хочу. Я вроде как должен мечтать о приключениях. Как в сказках, понимаешь?

— Как в сказках про прекрасных дев, которых вечно заточают, и они просто сидят и бездельничают? Нет чтобы хоть время от времени звать на помощь.

— Наверное, так и бывает.

— Почему девы всегда прекрасные? Разве не бывает страшных дев? Может, имеются в виду девы без прикрас? Я бы сошла за такую деву. — Прядка скорчила гримасу. — Как хорошо, что я не в сказке, Чарли. Меня бы точно куда-нибудь заточили.

— А я, скорее всего, почти сразу умру. Я трус, Прядка. Это правда.

— Чепуха. Ты обычный человек.

— Ты видела, как я… отвечаю герцогу?

Прядка смолкла. Она видела.

— Не будь я трусом, я бы сказал тебе то, что не могу сказать. Но если тебя заточат в темницу, Прядка, я все равно тебя выручу. Я надену доспехи, Прядка, сверкающие доспехи. А может, и тусклые. Наверное, если кого-то из моих знакомых заточат в темницу, я не стану тратить время на полировку доспехов. Как думаешь, когда друзья в опасности, все эти герои сначала начищают доспехи? Звучит не слишком убедительно.

— Чарли, а у тебя есть доспехи? — спросила Прядка.

— Найду, — пообещал он. — Что-нибудь точно придумаю. В настоящих доспехах и трус осмелеет, верно? В таких сказках всегда куча мертвецов. Уж точно можно снять с одного…

Донесшийся от особняка крик прервал разговор. Это сердился отец Чарли. Насколько могла судить Прядка, основным и единственным занятием герцога на острове было ругаться на всех вокруг, и подходил он к этому занятию со всей серьезностью.

Чарли обернулся на шум и занервничал. Улыбка исчезла. Однако крики не приближались, и он снова посмотрел на кружку. Момент был упущен, но наступил следующий, как это обычно бывает. Не такой интимный, но все равно ценный, потому что Прядка проводила его вместе с Чарли.

— Прости за все эти глупости про дев без прикрас и кражу доспехов у мертвецов. Но мне нравится, что ты все равно меня слушаешь. Спасибо, Прядка.

— Я люблю твои сказки. — Она взяла кружку и перевернула ее. — Думаешь, хоть что-то из того, что ты наговорил про эту кружку, правда?

— Почему бы и нет? В этом вся прелесть сказок. Но взгляни на надпись: здесь сказано, что когда-то кружка принадлежала королю. Вот его имя.

— И ты выучил этот язык…

— …в садоводческой школе. На случай, если нужно прочитать предупреждения на упаковках с опасными растениями.

— А дублет и чулки, какие носит знать, ты надел, потому что…

— …это отличный отвлекающий маневр, если за сыном герцога вдруг явятся наемные убийцы.

— Да, ты говорил. Но зачем тогда снимать кольцо?

— Э-э… — Чарли глянул на руку, потом встретился взглядом с Прядкой. — Ну, наверное, чтобы ты меня ни с кем не перепутала. Например, с тем, кем я не хочу быть, но приходится.

И он улыбнулся своей застенчивой улыбкой. Улыбкой, говорящей: «Прядка, пожалуйста, подыграй мне». Ведь сыну герцога нельзя в открытую дружить с девушкой-мойщицей окон. Зато можно аристократу, который притворяется простолюдином, чтобы изучить народ своего королевства. Это вполне ожидаемо и столько раз случалось в сказках, что практически превратилось в традицию.