Страница 40 из 122
— Да, — через некоторое время произнёс он, не отрывая от неё своих блеклых глаз, — вы необыкновенно красивы, — и, чуть помолчав, добавил: — Как и моя Энни.
— Энни — это ваша жена? — поинтересовалась девушка.
— Мы не смогли пожениться, — отвечал Джеймс, продолжая разглядывать Зою, — а если бы смогли, то у нас, несомненно, были бы такие же красивые дочери, как и вы, мисс.
И тут он потянул к её лицу руку; старик даже привстал для этого, и дева не стала отстраняться: пусть прикоснётся. И он прикоснулся, а потом показал ей свой палец и засмеялся. На пальце была чёрная точка. Маленькая частица угольной сажи, вечный спутник всех паровых машин.
И это немножко перепугало Зою, она полезла в сумочку, достала оттуда зеркальце и стала придирчиво себя рассматривать — и, к своему ужасу, нашла на себе ещё пару чёрных точек. И тут она поймала на себе взгляд старика, а потом взглянула на Генриха; они, кажется, над нею посмеивались. На них тоже имелись частички сажи, но это их ничуть не смущало. И тогда девушка убрала зеркальце в сумочку и, чтобы отвлечь их от себя, перевела тему:
— Сэр, а почему вы не смогли жениться на своей Энни? Что было препятствием?
Старик сразу перестал улыбаться; он дождался, пока официант расставит на столе чашки, поставит рюмку с джином, пока уйдёт, и лишь потом начал:
— Я был тогда в расцвете лет, когда она, Энни Роудс, пришла в дом герцогини. Поступила на должность младшей горничной. Она сразу понравилась мне, она была смышлёной, ей не нужно было повторять, всё схватывала на лету. Всё делала с первого раза и делала отлично. А ещё она была красива и сначала даже не обращала на меня внимания, хотя я был её начальником. Только потом стала со мной милой. У неё было красивое, очень красивое тело, как и у вас, мисс, она была очень ловкой, сильной. Сильной для женщины, конечно. И я тогда понял, что Энни — та самая, с которой я хотел бы прожить жизнь. И сделал ей предложение. И она согласилась. Но в больших домах браки среди слуг не поощряются.
— Почему? — удивился Генрих.
Джемс посмотрел на него как на непонятливого ребёнка, но всё-таки решил объяснить.
— Считается, что слуги, когда у них появляются дети, начинают хуже и меньше работать, они начинают заботиться о своих детях, а не о своих господах. Все помыслы слуг должны быть только о господах. У лакеев не должно быть своих жизней, их жизнь — это служение господам. Иногда те позволяют своим слугам вступать в брак, но это, как правило, в исключительных случаях. Мы с Энни в это исключение не попали. Миледи не одобрила наш брак.
— И что было дальше? — Зоя ни на секунду не забывала, зачем она здесь, но ей очень хотелось узнать конец этой истории, хотя она понимала, что он будет печальным.
— И тогда, после получения отказа, мы решили с Энни сбежать; кое-что у меня уже было накоплено, мы могли бы уже начать совместную жизнь. Но решили дождаться очередного жалования и, уже получив его, уйти, но… — старик тяжело вздохнул и взял в руку рюмку, — за день до жалования Энни… исчезла.
— Как исчезла? — удивлённо спросил молодой немец, который слушал историю старого слуги с неменьшим интересом, чем Зоя. — Куда исчезла? Она, что, даже не оставила вам письма? А вы не пытались её искать? — он явно всё ещё не понимал, о ком ему рассказывал старик. И Джеймс, и девушка посмотрели на него неодобрительно, словно он допустил какую-то громадную бестактность. И, правильно поняв эти взгляды, Генрих произнёс сконфужено:
— Извините.
А старик, чтобы избежать возникшей неловкости, сказал:
— Мисс, у вас прекрасный английский. Я бы никогда не подумал, что вы не англичанка, если бы не знал, что вы русская.
— Благодарю вас, — едва успела ответить Зоя, прежде чем Генрих с улыбкой произнёс:
— Русская? Нет, она не русская, она из Франкфурта, — он поглядел на Зою, ища поддержки: ведь так? — У них во Франкфурте немного иной выговор, чем здесь, и очень хорошие женские школы. Девушек там неплохо обучают. Вот поэтому у неё такой хороший английский!
— Неплохо обучают? — переспросил старик и, посмотрев на Зою, добавил: — Неплохо обучают — это очень мягко сказано.
— Не слушайте этого болтуна, сэр, — дева снова пытались перевести разговор в нужное русло. — Я хотела поговорить о наших делах. И задать вам пару вопросов, — Зоя уже была уверена, что старик расположен к ней и согласится с нею работать. С нею и на Орден.
— Сначала я хочу выпить! — вдруг сказал он и поднял рюмку. — Выпить за знакомство с вами и за вас, мисс Гертруда. Вы, как неожиданная звезда, ворвались в мою жизнь и дали мне шанс на исполнение моих заветных мечтаний.
Он выпил свой джин одним глотком, поставил пустую рюмку и потом заговорил:
— Вы рассчитываете завербовать меня, мисс Гертруда, и я могу быть очень, очень вам полезен, так как я единственное лицо, которое имеет доступ к телеграфу герцогини… — Зоя даже рот открыла от такой удачи, но, не посмев перебить старика, слушала дальше, — но я потребую и от вас кое-чего.
— Говорите, — сразу ответила девушка. Она была готова согласиться на всё — ну, почти на всё, — чтобы заполучить такого агента.
— Остаток жизни я хочу провести в тишине, вдалеке от Острова и в достатке. Где-нибудь, где много солнца, — он замолчал.
— Сан-Тропе… Монако… Сардиния… Неаполь… — стала перечислять Зоя все подобные места.
— Да, да… Я был с герцогиней в Монако, там много солнца… — мечтательно произнёс Джеймс. — Но боюсь, что скопленного за всю жизнь мне не хватит.
— Я могу попытаться найти требуемую сумму, — сразу ответила дева.
— Вам и пытаться нет нужды, — продолжал дворецкий леди Кавендиш. — Я знаю, где взять денег. За один раз и много, — он чуть подумал и, прикинув что-то в уме, снова заговорил: — Мне потребуется пять тысяч фунтов. Вы можете взять в том месте десять. Думаю, вам в ваши годы… — он поглядел на Генриха, и на неё, потом опять на Генриха, — вам в ваши годы деньги нужны ещё больше, чем мне, так что и вы получите с этого дела тысяч пять.
— И что же это за дело? — спросил Генрих. Кажется, он был заинтригован. То ли ему было просто интересно, а может, ему понравилась мысль про пять тысяч фунтов; в общем, он проявлял видимую заинтересованность.
Старик помолчал, потом жестом подозвал официанта и, пока тот шёл к их столу, произнёс:
— Есть один камень, рубин…