Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 122

Глава 16

Квашнин снова смотрел через заклеенное газетой окно, приставляя свой цейсовский бинокль к дырам в бумаге; теперь он не только высматривал появлявшихся из проходной верфей господ, но и поглядывал на одну коляску, на козлах которой восседал долговязый кучер с видными бакенбардами.

То был недосмотр самого резидента. Брат Тимофей не проконтролировал это дело, и посему этот кучер не очень походил на других извозчиков, хотя подобрал себе такую же одежду, что носят местные. Бакенбарды… Тут их носили лишь извозчики-старики. Молодые люди этой профессии предпочитали залихватские кручёные усы. Да и коляску он выбрал подороже, чем у других, с хорошим диваном, с очень качественными рессорами. В общем, этот извозчик, хоть и не кардинально, но отличался от остальных. И не мог он не отличаться, ведь на козлах экипажа сидел не какой-нибудь «хамбургер», обладатель характерного нижнегерманского диалекта, а настоящий донской казак по фамилии Тютин, дорогой приятель инженера Квашнина. И сидел он там не напрасно, а по распоряжению великосхимного, сторожил лейтенантика-наркомана Беннета.

И не нравилось всё это инженеру, ой не нравилось, не та была казаку уготована роль, ну какой из него шпик? Ему бы револьвер, шашку, ему бы кулаки на ком-нибудь пробовать, а тут сидит покорно и ждёт бледного англичашку. А когда тот появится, как он остальных извозчиков опередит? Ведь у них тут очередь. А если ведьма прикатит? Она тут каждый день ошивается. Каждый божий день появляется у проходных. Вынюхивает, выглядывает всё вокруг своими погаными глазами. Может остановить и на Тютине пристальный взгляд, может заинтересоваться. И то, что здесь поблизости где-то находится сам Елецкий, мало успокаивало брата Аполлинария. Конечно, брат Тимофей придёт казачку на помощь и, если надо будет, поддержит того и кинжалом, и револьвером, но всё равно риск был велик.

«Вот сдался же великосхимному этот любитель опиума!».

Инженер всё смотрит и смотрит на улицу: не едет ли паровой экипаж новой ведьмы, что отвечает за периметр верфи. И не замечает, как из ворот проходной выходит какой-то господин средних лет в приличном платье. Зато брат Вадим не спит, видит вышедшего.

— Кажется, офицер!

Квашнин тут же переводит бинокль на ворота и сразу находит цель.

— Да, но этот у нас уже есть!

— Точно есть? — переспрашивает Варганов, не отрывая глаза от видоискателя камеры.

— Есть, есть, — убеждает его инженер. — Я его снимал, он просто в другом сюртуке был.

— Ладно, тогда отбой, — он снова садится к окну и берёт в руки газету, а потом, словно вспомнив, спрашивает: — Брат Аполлинарий, а сколько мы всего снимков сделали?

Квашнин отрывается от бинокля и прикидывает:





— Шестнадцать, девять… И сегодня девять.

— Итого тридцать четыре. Значит, больше половины морд с «утюга» у нас уже имеется.

— Да, где-то так, — отвечает инженер и снова подносит к глазам бинокль.

Хорошая коляска с гнедым меринком стоит у забора верфей, а его приятель Тютин так и сидит на козлах, кажется, полез за табачком, будет нюхать. Эх, выдаст он себя, выдаст. Не нюхают немцы табака; вернее, нюхают, но в основном бабы. Но инженер гонит от себя плохие мысли и старается сконцентрироваться на деле, то есть ждать и вычислять офицеров с линкора. Ждать, вычислять и фотографировать.

Дева так волновалась, что иной раз ей приходилось переводить дух, хотя она и никуда не бежала. Ей нужно было что-то новое. И посему Зоя, забыв про экономию, пошла и купила себе новое платье синего атласа с черным кружевом по вороту и манжетам. Платье идеально подходило к стилю «таинственная незнакомка», под подолом его, на бедре, прекрасно прятался пистолетик, а кинжальчик был почти незаметен в его левом рукаве. К платью пришлось купить новую шляпку с вуалью. Ну и всё остальное: чулки, лёгкие и изящные летние башмачки из чёрной парусины на небольшом каблучке, корсет на резинках, ну и бельё, разумеется.

После покупок, примерок и хорошего обеда она, немного успокоившись, вернулась домой, и стала проверять оружие. Готовиться. Она сидела, смазывая свой стилет, а у самой из головы не шли мысли. А мысли были одни и те же. И было их две: «Неужели старик придёт?». И «А может, это ловушка?». Тем не менее, она привела своё оружие в порядок.

Ловушка. Зоя очень серьёзно подошла к этому вопросу и минимизировала шансы ведьм захватить её на этой встрече. Генрих. Ну, с господином Ройке всё было несколько иначе. Получалось так: если вдруг эта встреча — ловушка… у молодого человека почти не было шансов уйти. Да, она шла на риск, но всё её дело было риском, и если Зоя не рисковала собой, то риску подвергался кто-то… кто-то другой. Она понимала это и успокаивала себя: ничего, ничего, если всё пойдёт по её плану, этот немец будет вознаграждён. Он не просто так рискует.

Но сейчас, из-за приближающейся важной минуты, планы и мысли о «вознаграждении» господина Ройке не вызвали у неё обычных приятных волнений; в данную минуту сердце девушки замирало от других мыслей. Ведь до важной встречи оставалось три часа. Нужно было начинать собираться. И Зоя, набрав таз воды, начала мыться. Мылась, а сама продумывала текст телеграммы, которую она собралась отослать в Зальцбург. Да, никто из центра на её телеграммы так и не ответил. Там, в Серпухове, думали, что это игра «Сервиса», англичане пробивают канал связи Ордена. А может, святые отцы думали, что девушка работает под контролем. В общем, они промолчали, но вот она молчать не собиралась. Зоя уже почти знала, какое послание отправит в Обитель.

Вскоре дева была готова, и прежде чем выйти из дома, остановилась перед зеркалом. Оценила себя быстро и решила: выглядит она безукоризненно. Ну, разве что лёгкий летний зонтик был слишком светлым и легкомысленным для синего платья, но это было простительно: май, жара… Тем более что оставить его дома девушка не могла, так как в ручке зонта она хранила своё самое страшное оружие.

Дева оправила платье, хотя в том не было никакой нужды, надела перчатки и вышла из квартиры. Она шла на самое главное дело в своей жизни.

Чтобы не тратить время понапрасну, девушка поймала извозчика и доехала до площади Клострерштерн; и там, выпорхнув из коляски и закрыв лицо вуалью, зашла в телеграф номер шестьдесят шесть. Дождавшись своей очереди, дала телеграмму в Зальцбург. И в телеграмме той было: