Нечто из Рютте

– Барон уверен, – твердо сказал солдат, склоняясь к магистру и заглядывая ему в лицо. – Абсолютно уверен.

– Ты просто хочешь меня убить! – заорал Соллон. – Чертов наемник! Просто убить.

Волков предполагал, что до этого дойдет, и он был к этому готов. Он подал знак, и в зал, расталкивая мужиков и баб, что толпились возле входа, двое стражников ввели, а вернее, втащили калеку Стефана. Кривобокий сын ведьмы почти не мог идти.

Стражники бросили его на холодный каменный пол перед сапогами Соллона.

– Господин барон, господа аудиторы и вы, добрые люди Рютте, я, ваш коннетабль, заявляю, что бывший управляющий Соллон пытался меня отравить. Отравить при помощи яда, что сделала ведьма, и при помощи ее сына, который принес отравленную еду в замок. Но как вы все знаете, отравился не я, а поваренок с кухни, который выпил вино, предназначавшееся мне. Господин нотариус Деркшнайдер, скажите, что грозит отравителю в доброй земле Ребенрее?

Нотариус Деркшнайдер, знаток законов, встал и четко произнес:

– Коли отравителем является жена – то сожжение, а коли отравителем является муж – то на усмотрение судьи: закапывание в землю живым или четвертование.

– Ну, так что вы выбираете, Соллон? Петлю, могилу или топор?

Соллон ничего не ответил, он сидел и смотрел на Волкова с ужасом.

– Ясно, – сказал Волков. – Господин барон, как ваш коннетабль я прошу приговорить к повешению соучастника отравления, сапожника Стефана, сына ведьмы.

Барон буркнул без всякого желания, лишь бы быстрее закончить все это:

– Приговариваю.

– Стефан, – продолжал Волков. – Твой сеньор был милостив к тебе, и тебя всего-навсего повесят за твои преступления.

Люди у прохода одобрительно загудели, они полностью поддерживали коннетабля.

А со старостой из Малой Рютте решили быстро: так как он раскаялся и отдал часть денег, по его согласию его обратили в крепостного, хотя все дети его остались свободными. Староста, насмотревшись приговоров о повешении, был несказанно рад, что остался жив. Пообнимавшись с семьей, тут же ушел.

– Добрые жители Рютте, – громогласно объявил Волков, – вор и убийца Соллон и сапожник Стефан будут повешены на площади после обедни.

Мужики снова одобрительно гудели, и даже славили коннетабля, и выходили из зала, а стражники уводили приговоренных. Барон, довольный, что все закончилось, встал и сказал:

– Я рад, господа аудиторы, что вы приехали и навели порядок у меня в доме.

Все господа аудиторы встали и поклонились народу, а магистр Кранц произнес:

– Мы рады, господин барон, помочь вам, но это не только наша заслуга. Мы просто приехали и посчитали, а порядок в вашем доме наводит ваш славный коннетабль.

– Да-да, – закивал барон, – тут вы правы, тут вы правы.

– О вашем добром коннетабле молва идет по всей округе, – добавил Деркшнайдер.

– Да, вы все не лыком шиты, – сказал барон, – поэтому я приглашаю вас и коннетабля на прощальный обед.

– Мы польщены, господин барон, – улыбнулся магистр.

Так и начался добрый обед, перешедший в ужин.

К вечеру, когда вино и веселье лилось рекой, а Волков был уже не совсем трезв, к нему подошел старый слуга барона Ёган и сказал на ухо:

– Господин коннетабль, вас там девица дожидается.

– Девица? – спросил солдат. – Девица – это кстати.

Он извинился и вылез из-за стола, несмотря на протесты барона и аудиторов. Пришлось пообещать вернуться.

Во дворе замка его ждала Брунхильда.

– Деньги вы-то мне не отдали, – не здороваясь, с раздражением начала она.

– Деньги? Какие еще деньги?

Волков улыбнулся, попытался ее обнять и схватить за грудь.

– Да не придуривайтесь, я ушла утром, а деньги не взяла. Десять крейцеров гоните! – Она не давала себя ни обнять, ни хватать. Ловкая.

– А-а, ты про деньги. – Он все-таки пытался ее обнять, но девушка была непреклонна.

– А ну-ка, куда вы! – Девушка вырвалась из его рук. – Не лезьте ко мне, я за деньгами пришла.

– Да ладно тебе, – не отставал солдат.

– О-о, а вы, оказывается, бельма залили. А я чувствую, винищем несет, – злилась девица. – Сказала «нет», значит, нет.

– Ишь ты, «нет» она сказала.

– Вижу, пьяный вы. Ладно, завтра приду. – Она собралась уходить.

– Стой! – Волков полез в кошель, стал отсчитывать монеты. – Вот, держи. Только расскажи, что в шаре видела.

– Ой, отстаньте вы, чтоб вам пусто было. – Девица уже разозлилась не на шутку и пошла прочь.

– Стой! Возьми деньги! – Волков догнал ее. – Бери, пятнадцать крейцеров даю.

Девушка быстро, как кошка лапой, забрала деньги, тут же закинула их в лиф платья, развернулась и пошла, не прощаясь.

– Да стой ты! – догнал ее Волков. – Расскажи, что в шаре видела, мне нужно знать, чтобы поймать вурдалака. В умной книге написано, что женщины в шаре могут что-то увидеть. Я-то ничего толком, кроме глаза ведьмы, там не видал.

Брунхильда остановилась, посмотрела на него исподлобья и сказала:

– Я видела, как людоед моего брата убивал.

– Да иди ты?! – не поверил солдат.

– Да, – злобно сказала девушка. – Видела я, как он ему ногой на поясницу наступил и за ногу его дернул, а поясница хрустнула, а упырь моего брата закинул на плечо. – Девушка всхлипнула. – А он еще жив был, а кричать не мог и на меня смотрел, а людоед шел себе…

– А где ж это было? – спросил Волков.

– Ой, да отвяжешься ты от меня?! – заорала девица на весь двор. – Зачем пытаешь?! Через кусты он шел, – она зарыдала, – по болоту.

Девушка кинулась бежать вон из замка, солдат за ней не пошел, стоял, чесал подбородок и думал, а затем он двинулся в донжон, но не дошел, ему стало и не до застолья у барона, да и хмель как-то выветрился на улице.

Думал, ходил и остановиться не мог, зашел на конюшню и велел конюху оседлать одного из своих коней. И пока не стемнело, поехал в деревню, толком сам не зная зачем. На площади остановился у виселицы, где висел упырь, некоторое время рассматривал его в нелепой надежде узнать что-то, что помогло бы найти хозяина этой твари. Так ничего и не увидев, поехал в трактир, где должен был находиться монах. Там он его и нашел.

Ипполит сидел в углу и старался не обращать внимания на пьяный гомон, распутные песни и веселых местных девок. Он следил за разносчицами еды, отмечая на клочке бумаги количество пивных кружек и тарелок, что те ставили на столы, после чего плюсовал деньги в длинный столбец. Когда Волков сел рядом, монах обрадовался:

– О, вы! Говорят, барон управляющего сегодня на смерть осудил.

– Да бог с ним, с управляющим, у тебя как дела?

– С деньгами как обычно, деньги идут, но будет хуже, чем вчера. Вчера, когда упыря вешали, много народу пришло.

– Завтра управляющего вешать будут, еще больше народу придет. С управляющим мы вопрос решили, а вот что с вурдалаком делать – ума не приложу.

– По чести говоря, я и сам не знаю, – сказал молодой монах, – думаю об этом. Деньги считаю, а сам думаю. Понятно только одно – пока мы гул мастера не изловим, он так и будет людей в трупоедов обращать, а вам так и придется их развешивать.

– В том-то и дело, – соглашался Волков. – Я надеюсь, что шар нам поможет.

– Который вы у ведьмы отобрали? Злой он, как он поможет?

– Пока не знаю, ты сам-то в нем что видел?

– Да муть одна. По сути, ничего и не видел.

– Вот и я по сути… – Солдат замолчал и случайно обратил внимание на девочку лет четырнадцати.

Та была в убогой одежде, босая. Она грязной тряпкой вытирала разлитое пиво со стола и лавки. Волков спросил:

– А это кто?

– Это? – взглянул монах. – Это Агнеска, сирота. У нее одна бабка болящая, а девчонка тут пробавляется. За еду да деньгу медную.

Волков окликнул девочку и поманил рукой:

– Пойди-ка сюда.

Девочка послушно подошла, не выпуская грязной тряпки из рук, поклонилась.

– Как тебя звать?

– Агнес, господин, – ответила та.

Была она не очень красива, худа, невысока, абсолютно не развита как девушка, ряба, да еще малость косоглаза.