Нечто из Рютте

– Сегодня кто-то пытался отравить меня. – Он пристально поглядел на окна третьего этажа, солдат чувствовал, что из-за ставен на него смотрят. – Мне в покои было принесено отравленное вино, а этот мальчишка, – он указал пальцем на труп, – отпил немного этого вина. Так вот, – Волков достал из кошеля талер, поднял его над головой, – эту монету получит тот, кто видел что-нибудь или хотя бы слышал. Кто знает или хотя бы догадывается о том, кто принес вино и еду в мои покои. – Он уже в открытую смотрел на окна госпожи Хедвиги и кричал именно туда: – Знайте, по закону нашего доброго принца отравителей сжигают. И я сделаю все, чтобы сжечь ту тварь, которая отравила мальчишку. А теперь расходитесь, работайте и помните про талер, который я вам обещал.

Мертвого мальчика повезли к попу. Дворовый люд стал расходиться, а Ёган протянул солдату арбалет. Он же притащил плотный тюк сена и водрузил его на поленницу. Волков стал стрелять из арбалета, посылая один болт за другим в плотно скрученный тюк.

Арбалет был совершенен. С легким стрекотом ключ натягивал тетиву, почти не требуя усилий, а рессора оказалась настолько мощной, что болт просто исчезал с ложа после спуска, словно его и не было. Мастер, сотворивший это чудо, хорошо знал, что нужно солдату, все вплоть до мелочей: и мягкий спуск, и пластину, которая прижимала болт во взведенном оружии так, что он не падал, как бы ты ни крутил арбалет.

Волков опробовал и новые болты с серебряными наконечниками, они почти не отличались от обычных. Глядя на коннетабля, Ёган и стражники тихо восхищались его умением точно стрелять, совсем при этом не целясь.

– Вот бы мне так, – говорил Ёган, – господин, где вы этому учились?

– Наверное, в гвардии, – заметил один из стражников.

– Нет, – отвечал солдат, – в гвардию меня взяли как стрелка, там был конкурс, нужно было девять арбалетчиков, а приехало человек сто шестьдесят. Я стрелял сто двенадцатым, а в конкурсе занял второе место.

– Ух, – восхитился стражник. – Два из ста шестидесяти!

– Ну, где-то так, – с долей гордости отвечал Волков.

– Эх, нужно было мне тоже в молодости в солдаты пойти, – мечтательно говорил Ёган.

– Может, и нужно было, – задумчиво ответил солдат. – Только вот из роты лучников, в которую я попал, после первого же сражения осталось чуть больше половины.

– А что ж, остальных побили, что ли? – спросил стражник.

– Кого убили, кого в плен взяли, а кто и сбежал. Я часто думаю: сколько из тех, кто стоял в том строю со мной, еще живы? Вряд ли половина. И из живых половина – это больные да увечные. Так что, Ёган, не грусти, что не пошел в солдаты.

Он снова взвел арбалет, прицелился, выпустил стрелу. Сейчас он был почти спокоен; он всегда успокаивался, когда стрелял, он почти уже забыл госпожу Анну, почти забыл умершего мальчика. Забывчивость – важное качество солдата. Любого солдата. Солдат должен быстро выбрасывать из головы все плохое и ужасное, а иначе… Иначе сойдешь с ума.

В этот день за обещанным талером так никто и не пришел. Солдат особо и не рассчитывал, да и не нужно ему было это, он и так знал, кто отравитель.

На следующее утро он поговорил с Клаусом и не стал посылать людей на монастырскую дорогу – собака там ни разу не взяла след.

– Ну что, монах, – начал он, садясь за стол в донжоне, – как нам найти гул мастера?

– Я не знаю, господин, – честно отвечал монах Ипполит.

– Ну, тогда читай, что в книге твоей написано.

Монах читал и сразу переводил, а Волков ел и слушал, и все остальные, кто сидел за столом: и сержант, и управляющий, и свободные от дежурства стражники – тоже внимательно слушали.

– «Гул мастер, вурдалак, господин людоедов по-нашему, обитает в темных, свободных от солнца местах, там, где не встретит его случайный человек», – монотонно читал монах.

– Сейчас здесь все места свободны от солнца, – заметил солдат, – и леса вокруг, и болота, и местность безлюдная, вот его где искать-то?

– Есть место такое, – вдруг осмелился сказать один из стражников.

– Где? – спросил его сержант.

– Так старый замок.

– Там и замка-то нет давно никакого, – заметил Ёган.

– Замка-то нет, – продолжал настаивать стражник, – а подвалы под развалинами есть.

– Были, – заметил сержант, – раньше. Мы в детстве там лазили, а сейчас не знаю, как там.

– Что ж, – сказал Волков и, чуть подумав, добавил: – Давайте-ка проверим. Седлайте коней.

Все стали подниматься и вылезать из-за стола.

Но в этот день попасть на развалины Волкову не удалось. Когда кони были оседланы и все уже собрались, пришел стражник и сказал, что староста из Малой Рютте просится поговорить. Солдат велел вести его.

Сидение в подвале очень меняет людей. Староста позвякивал кандалами, шмыгал носом, был сер лицом и изможден, и ни капли былой спеси в нем не осталось.

– Ну, что хотел? – спросил Волков, усаживаясь в седло.

– Да вот, хотел просить, чтобы семью отпустили. Холодно в подвале, дети на камнях лежат, а камень он ведь злой, он жизнь из человека тянет.

– О детках вспомнил? Ты когда барона обворовывал, чего о детях не вспоминал?

– Так то ж я обворовывал, дети тут при чем?

– Значит, сознаешься, что воровал?

Староста помялся, позвенел цепью, шмыгнул носом и сказал:

– Ну, был грех, что ж тут сказать. Так не я один был. Я на других глядючи, соблазнился. Отпустили бы вы детей и бабу мою. Потому что…

– Деньги где? – перебил его солдат.

– Какие деньги? – Староста невинно хлопал глазами.

– Соллон воровал, так у него дом был и кони. И пил, ел, куражился. А ты воровал и жил в хибаре. И из живности у тебя только мерин скорбный. Значит, деньгу где-то прячешь. А сейчас ты стоишь и думаешь: коннетабль-то дурак, детишек выпустит, а они деньгу, что я своровал, и перепрячут. Не перепрячут, не надейся, не выпущу никого, пока деньгу не отдашь. Все в подвале будете сидеть.

– А ежели нет тех денег? – не сдавался староста.

– Сгниете в подвале, – закончил Волков и приказал стражнику: – На место его.

– Не по-божески так! – орал староста, звеня цепями, когда его тащил стражник. – Дети-то за что страдают?

– За деньгу твою страдают! – крикнул вслед ему солдат и пришпорил коня.

И прямо в воротах столкнулся с верховым мальчишкой. Мальчишка сидел на лошади без седла и был бос, закричал звонко:

– Господин, господин! У нас в Малой Рютте конокрады коней увели!

– И много увели? – спросил солдат.

– Двух. Мужики за вилы взялись, ловят, а конокрады злобные, с кинжалами.

– Ну, поехали, посмотрим.

Конокрадов ловили почти весь день. Коней нашли сразу, а воры стали прятаться в болотах и орешниках. Обнаружить их не получалось, пришлось послать человека за Клаусом и собаками. Егерь привел свору, и дело сразу сдвинулось. Волков с недобрым удивлением наблюдал, как местные мужики суетились и, не зная устали, с упоением искали конокрадов, лезли в болота, входили в злобный раж. Вроде тихие и забитые, а тут вдруг разозлились. Землю рыли, забыли про покой.

Пока солдат объезжал болото, собаки нашли одного конокрада. Тот сдуру решил защищаться, ножичком помахать, так мужики его вилами искололи насмерть, места живого не оставили. Другой, видя судьбу своего товарища, благоразумно решил, что сдаться сержанту будет лучше. Волков приехал, когда стражники уже крутили ему руки. Был он черняв, крепок, в драной одежде, но в сапогах, а мужичье сапог не носило.

– Дезертир? – спросил солдат, но и так знал.

– Да, господин, жалованье полгода не платили, вся рота разбежалась.

На лбу багровело старое уродливое клеймо.

– А клеймо за что?

– По молодости бес попутал, воровал.

– Сержант.

– Да, господин.

– Ты знаешь, что с ним делать?

– Знать-то знаю, но мне приказ нужен.

– Приказ тебе нужен, – Волков вздохнул, – что ж, приказываю тебе его повесить.

– Да, господин. – Сержант кивнул.

– Господин, – завыл дезертир, – господин, прошу вас, не надо. Умоляю!