Нечто из Рютте

Волков шел по двору очень медленно, он находился под впечатлением от предложения барона. Честно говоря, он даже и представить себе не мог, что когда-либо кто-то может ему предложить рыцарское достоинство, землю и мужиков. Свой феод! Свой лен! Свой герб! И… такую строптивую, злобную, но такую обворожительную молодую женщину.

«Как это удивительно, наверное, иметь своих мужиков, своих людей, да и землю тоже. Сколько всего можно сделать, если у тебя в собственности есть люди, которыми ты можешь распоряжаться, тут главное не быть таким увальнем, как барон. Но главное – земля. Добрая земля. И река совсем рядом… Интересно, чего стоит купить баржу? Пусть река и небольшая, но ведь и баржу можно купить небольшую и возить товары на север к крупным портовым городам, где хорошая цена хоть на хлеб, хоть на сыр, да хоть на что угодно, а не продавать все за полцены местным плутам. А хмель! А сено! А если лошадей завести», – мечтал Волков. Но из этих приятных грез его бесцеремонно вытащил Ёган:

– Господин, тут к вам мужик.

– Что еще? – недовольно сказал солдат, а увидев мужика, спросил у того: – Чего тебе?

– Так я про это… про кожу.

– Про какую еще кожу?

– Ну, я это, кожу скорняку отнес коровью, скобленую, моченую, все как положено.

– И что?

– Так хочу деньги получить.

– От скорняка? Он что, не отдает деньги?

– Нет, от вас хочу или от кого еще, – неожиданно заявил мужик.

– Ты что, дурак? Чего мелешь? Я-то тут при чем? – начал злиться Волков. – Скорняку отдал, у скорняка и забери.

– Так я это… Шкуру-то отдал, – начал было мужик, но его перебил Ёган.

– Господин, – сказал тот, – управляющий Соллон велел всю кожу сдавать скорняку, а платил за нее сам, у нас так давно уже заведено.

– Во-во, – согласился мужик – прошу выдать мне семь крейцеров.

– Ты ври-ври, да не завирайся, – осадил его Ёган, – с чего семь-то? Семь платили за бычью, а ты коровью за семь продать хочешь. У тебя и корова была задохлая.

– А чего это задохлая? Добрая была скотина. Знаешь, сколько я с нее мяса взял?!

– Так, замолчали оба, – прервал разговор солдат, – я ничего платить не буду.

– Как же так? – искренне удивился мужик. – А кто ж заплатит?

– Скорняк. А не заплатит, так забери у него кожу обратно.

– Вот те на. – Мужик развел руками, он был явно разочарован. – Раньше управляющий сразу платил, а теперь вон оно как.

– Иди, – сухо сказал Волков, которого начинал раздражать этот мужик.

– Ну вот тебе и «здрасьте», – продолжал мужик.

– Иди, иди ты, ради бога, – толкнул его в спину Ёган, – не доводи до греха господина коннетабля.

Мужик пошел, но продолжал бубнить:

– А вот при господине управляющем Соллоне так сразу платили.

Волкову захотелось врезать мужику, но он сдержался и пошел в людскую завтракать.

Стражники и дворня поели уж давно, и на первом этаже донжона был только сержант. Сидя за длинным столом, он пил пиво. Кухаренок принес солдату почти не соленую гороховую кашу с постным маслом и луком. Вся дворня и стражники завтракали такой кашей, а хлеб и немалый кусок колбасы другим не подавали, только коннетаблю. Солдат стал есть, нос от гороха не воротил. Горох, просо, бобы, чечевица – главная солдатская еда. Он к ним привык, а вот пиво в замке было доброе. Волков ел и пил не торопясь, снова погрузившись в размышления о собственном феоде. И ему вдруг очень захотелось посмотреть землю, что обещал барон в приданое за Ядвигу. И опять от этих приятных мыслей его оторвал Ёган:

– Господин.

– Ну? – Солдат отложил ложку.

– Опять к вам мужики.

– Опять с кожей?

– Нет, другие.

– Ну, зови.

В донжон вошли четыре мужика, остановились у стола, один из них тихо сказал, заглянув в тарелку солдата:

– Вишь, тоже кашу кушают.

– Горох, – подтвердил другой так же тихо.

– Чего вам? – спросил Волков.

Самый высокий из мужиков произнес:

– Ну так как, ехать нам резать орешник или как?

– А я-то откуда знаю, – искренне удивился Волков.

– А кто ж знает? – еще больше удивился мужик. – Мы ж уже семьи собрали, запрягли два воза, коли не надо, так и скажите, что не надо.

– Вам Соллон велел?

– Да, – закивали мужики. – Соллон, Соллон.

– Ну так езжайте, режьте орешник.

– Тогда значит, раз орешник мы нарежем два воза, то более на барщину до урожая ходить не будем, так? – уточнил высокий мужик.

– Ладно, привезешь сюда орешник, решим что-нибудь, – пообещал Волков.

– Так что, орешник сюда везти? – опять удивились мужики. – А разве не в монастырь?

– В монастырь? – в свою очередь удивился солдат.

– Так стройка-то в монастыре. Орешник в клети под штукатурку пойдет.

– Ну, везите в монастырь, – ответил солдат и, подумав, спросил: – А монахи с вами за орешник рассчитываются?

– Нет, – мужики даже засмеялись, – мы же за барщину работаем. А про деньги управляющий сам с монахами договаривался.

Все было непонятно и запутанно. Солдат опять стал раздражаться.

– Идите, режьте и везите в монастырь.

– А барщина как же? – не унимались мужики.

– Черт бы вас драл, идите и до урожая считайте, что отработали.

Мужики загалдели, закланялись, пошли на улицу. Волков только было начал резать колбасу, только отпил пива, как в донжон вбежал стражник из тех, кого он посылал с аудиторами в Малую Рютте.

– Господин коннетабль, – начал он.

– Вы дадите мне поесть?! – заорал солдат и в сердцах врезал кулаком по столу.

Стражник перепугался, а Ёган начал пихать его в двери, но Волков призывно махнул рукой.

– Ну, давай, что там у тебя?

– Мужики в Малой Рютте упрямятся.

– Чего? – не понял солдат.

– Двери городским господам не открывают, говорить с ними не желают, а один блажной так вообще собакой их травил, со двора гнал.

– И что говорят?

– Так ничего не говорят, не хотят с городскими говорить, и все.

Солдат вздохнул.

– Я съезжу и посмотрю, – сказал сержант, сидевший в конце стола.

– Вместе поедем.

Волков тоже встал, вылез из-за стола, допивая пиво, а Ёган схватил с тарелки колбасу и побежал к выходу.

Мужик был хлипок, солдат оказался почти на голову выше него да и в плечах шире. Со стороны казалось, что взрослый человек отчитывает подростка:

– Ты знал, что эти господа ходят по дворам по велению барона?

Мужик вздыхал, уставившись в пол, да чесал бороденку.

– А ты на них собаку травил, грозился их кольями бить. Почему?

– А что ж делать-то? – снова вздохнул мужик. – Они ж приехали нас записывать.

– И что?

– Так, значит, подати поднять хотят. А куда нам еще поднимать? Вона, – он обвел рукой свою убогую хату, – гляньте, как живем. Не жируем.

– Никто тебе подати поднимать не будет.

– Ну, значит, оброк возьмут или на барщину лишний раз погонят, – не сдавался мужик.

– Мы здесь не для этого, – заявил худой аудитор по фамилии Деркшнайдер. – Мы здесь для того, чтобы выяснить, правильно ли управляют имением. Хотим выяснить только это.

– Так уж известно, что будет. Вы все сначала выясните, потом запишите, а потом подати поднимете.

– Так, кто тебе это сказал? – спросил солдат, хватая мужика за грудки.

– Да уж никто, сам докумекал.

– Сам? А на господ пса травить тоже сам докумекал?

– Ну что ж, тоже сам.

– А знаешь, что тебе за это будет?

– А чего ж не знать? Знаю. Кнут будет, – меланхолично произнес мужик. – Так нам не привыкать, наше дело мужицкое.

Солдат без размаха влепил ему оплеуху, и даже без размаха солдатская оплеуха тяжела. Мужик чуть не упал, но Волков поймал его, встряхнул и снова спросил:

– Отвечай, кто тебя надоумил? Кто тебе сказал, что после переписи тебе подати поднимут?

Мужичонок стоял, сопел. Коннетабль схватил его за бороду, потряс и заорал:

– Отвечай! Или в подвал отведу!

Мужичонок упрямо молчал. Волков взбесился, хотел еще раз его ударить, но тут вмешался Ёган: