Страница 53 из 61
— Жив, только после тяжелого ранения в этот полк уже по состоянию здоровья не вернулся. Сейчас под Москвой служит.
Я не стал подробно рассказывать, как после приземления Саня наводил звено Р-5 [172]. Те эрэсами [173], бомбами и пулеметным огнем уничтожали банду, пытавшуюся уйти за кордон. А Пинкевич тогда был тяжело ранен осколками своего же реактивного снаряда.
— Так, с твоей высадкой определились. Теперь давай думать дальше. Выход в эфир исключен. — Тяжело вздохнув, Батя, добавляет: — В этом районе уже погибла наша группа. Только один раз в эфир сразу после высадки и вышли. Здесь, на Корейском полуострове, радиоконтрразведкой в интересах АСБ [174] занимаются три батальона и пять отдельных рот. Очень грамотно у них расположена пеленгаторная сеть. Подлодка, кстати, тоже с трудом смогла уйти из района высадки. Ее преследовали эсминцы и катера, забрасывали глубинными бомбами, — добавляет Леонов.
— Виктор Николаевич, а если связь будет односторонняя?
— Поясни. — Леонов опять задумчиво смотрит на карту. Вижу, что он рассматривает батарею и РЛС на побережье.
— Я беру поисковый приемник. Вы должны передать сигнал о начале работы в определенное время на определенной частоте. Я веду визуальное наблюдение. Свой НП вот где-то здесь оборудую, — показываю на вершину хребта прямо напротив вражеской базы. — Приемник заодно поможет радиосеть янки слушать. Когда получаю сигнал, начинаю работать по РЛС и встречаю группу на берегу. Сигналы фонариком подаю. Ночью, кстати, по берегу патруль должен проходить. Это, я так понимаю, тоже моя задача, кроме РЛС.
— Разумно, — соглашается Леонов.
Потом мы еще около часа обговариваем время сеансов связи, составляем сигнально-кодовую таблицу. Обговариваем все мои действия в различных ситуациях.
— Давай чайку попьем и со свежей головой еще раз все обмозгуем, — произносит Леонов.
— И то верно. Часа три уже сидим возле этой карты.
Батя выходит из кабинета, отдает команду. Через несколько минут вестовой в два захода приносит горячий чайник, стаканы в красивых подстаканниках, вазочку с сахаром и красивый фарфоровый заварной чайник. Это Бате подарок от китайцев.
Минут сорок молча с наслаждением пьем крепкий черный чай. Он хорошо прочищает мозги, после него думать намного легче.
На крепких белых зубах Леонова хрустит крупный кусковой сахар. Выпиваем весь чайник. После того как матрос уносит посуду, Батя говорит:
— Слушай еще, Витя. На этом аэродроме могут быть не только летчики и технари, но и наши с тобой, так сказать, коллеги. Про летчика из сто девяносто шестого авиаполка слышал?
Я отрицательно мотнул головой.
Леонов, вздохнув, продолжил:
— Американское командование довело до подчиненных приказ. Захватить в плен хотя бы одного советского военнослужащего. Тому, кто возьмет в плен русского, причитается круглая сумма в долларах. У них вообще так положено — все делают за деньги. А то обидно стало. У нас тысячи их пленных. Одних только летчиков за один день в апреле прошлого года больше сотни взяли. Кроме американцев, еще англичане, австралийцы, новозеландцы. Да, еще и турки с греками. Поэтому вертолеты, кроме поиска и спасения сбитых летчиков в нашем тылу, начали высаживать группы разведчиков и диверсантов. Вот на такую группу наш летчик Евгений Стельмах после приземления и нарвался. Его сбили, он приземлился вроде бы на свою территорию. А тут его уже ждали… Ну, не именно его, а вообще кто из наших будет сбит, — поправился Леонов. — Отстреливался из пистолета до последнего. Последний патрон для себя оставил.
Он чуть помолчал, потом тяжело выдохнул:
— Его в Порт-Артуре похоронили, на русском кладбище. Про диверсантов известно то, что на своей базе в Пусане они носят береты зеленого цвета [175]. Еще известно, что говорят между собой не только по-английски, но и по-немецки. Шесть дней тому назад такую группу засекли на подходе к нашему аэродрому. Блокировали, но они сумели грамотно прорваться и уйти. Эвакуировались вертолетом.
— Виктор Николаевич, это знакомая публика. Зеленые береты коммандос [176] английской морской пехоты носят. Видел я их в мае сорок пятого на острове Борнхольм. Даже общались. Правда, через переводчика. Я тогда английский еще не знал. Никаких выдающихся операций за всю войну за ними не числится, — подумав, говорю я.
— Погоди, не перебивай. Англичане с американцами так себя не ведут.
— Один остался прикрывать отход группы. Отбивался до последнего, сдаваться не стал.
— На, фотографии посмотри. — Леонов достал из стола конверт.
На первой фотографии я увидел обнаженную верхнюю часть тела. Татуировка под мышкой правой руки. Группа крови, в СС эту татуировку кололи каждому, кстати, группа, как у меня, — третья. На следующей фотографии — его одежда: горный свитер, двухцветная горная куртка с капюшоном. Такие были у немецких егерей. С одной стороны она белая, с другой вывернешь — серо-защитная, под цвет скал. Еще была шапка-ушанка. На третьей фотографии было оружие врага — наш советский ППШ с рожковым магазином. На следующей — застывшее мертвое лицо, светлые волосы. Ему на вид лет двадцать пять.
— Это у него в кармане было. — Леонов протянул мне холщовый мешочек.
Я посмотрел и понюхал:
— Это смесь орехов лещины, изюма и миндаля, знакомая мне вещь, Виктор Николаич.
— Этим питались разведчики дивизии СС «Норд» в нашем тылу. Понял, тезка, с кем опять дело имеем? — Леонов пристально посмотрел мне в глаза. — Видимо, воспитанники Скорцени [177] из «Ягдфербанда» [178]. Они все через «испытание смертью» проходили. Знаешь, как у них поставлено все там было?