Путешествие в молодость

Драпали мы знатно. Олимпийским чемпионам такие скорости и не снились.

А вот девичьему составу нашей киногруппы и тут фортануло. У собаки тоже рефлекс сработал и кобелюка, увидев наши удаляющиеся спины, на бабку и Аньку внимания совершенно не обратил. Так и драпали мы подальше от этого сада под команды режиссёра, требующего выйти из тени, чтобы сцену снять.

— На второй круг давай! Измором берите его! Измором! — мотивировала нас бабуля.

Ушли мы огородами. А если точнее, то лихо перемахнули высоченный забор бабкиного огорода и в сарае сныкались.

— Иди те ка вы на хер со своими сказками и видосами! — вопил я, врываясь в баню, когда пёсель ретировался. — Про кобелей уговора не было!

— Да ладно тебе, — хрюкнула Анька. — Кадр достойный Оскара получился. А как вы яблоки тырите, мы в нашем саду доснимем. Яблоня, она и в Африке яблоня. Тем более что темно и не видно толком нихрена.

— Так и я про тоже. Нет, их по чужим садам понесло! — поддакнула бабка. — Нервные вы, какие то. Так и инфаркт получить можно! Может самогоночки? — проявила заботу старушка.

Стресс ушёл после третьего стакана. А после четвертого я начал требовать продолжения съемок.

— Пошли царя снимать, — подначивал я инициатора. — В этот раз я в стороне посмотрю.

— Да легко, — завёлся Чиж. — Погнали!

До Саныча мы двинули всё тем же составом. Правда, Аньку замаскировать предварительно пришлось. В бабкин халат, бандану на пол лица и мою старую бейсболку. Самый что ни на есть режиссёрский прикид получился.

В качестве аргумента взяли банку с остатками нашего самогона. Там на донышке ещё литров семь то плескалось.

Парламентёрами выдвинули бабку, в силу возраста и непоколебимого авторитета, и Чижа. Этого тупо из-за богатых родственников. То бишь Саныча.

Как эта парочка канючила и в красках обрисовывала все прелести нашего фильма, демонстрируя кадры нашего с Чижом бегства, надо было отдельно снимать.

— Суки! — выдавил Саныч, утирая слёзы. — Уболтали, на. Только загримируйте, чтобы ни одна собака меня не узнала.

В роль Саныч вживался долго. Пять тостов минуло, пока он не дошёл до кондиции и не взял бразды правления в свои руки.

И процесс пошёл. Да ещё как пошёл. С одного дубля писали, а я в углу от смеха корчился.

— Только сразу не ебите! Погодите до темна, — шатаясь, грозил в камеру новоявленный царь с бородой из мочалки импровизированным скипетром, в качестве которого было решено юзать привод со ступицей от какой-то отечественной легковушки.

И тут случился бум.

— Ай, мля, — взвыл Саныч.

Скипетр развалился, и ступица аккуратно на мизинец правой ноги нашего царя рухнула.

— Чё? Больно? — проявила участие бабуля?

— Сгинь, — сквозь зубы процедил фермер. — Казню. Тьфу ты, мля. Уволю. Ааа!

— Ну не кипятись. Верю, что болит. Ты самогоночки то прими, полегчает. А ещё можно компресс сделать. Хорошо помогает. А ещё можно на тряпочку пописить и к больному месту приложить. Самый действенный вариант! Подсобить? — суетилась бабуля вокруг Саныча.

— Да идите вы, — отмахнулся фермер.

Ну мы и пошли.

Точнее эти пошли, а я остался. Друг всё таки пострадал. Из-за искусства. А это вам не это.

Лечились коньяком и самогоном.

Проснулся я от воплей дружана, что грозил нашей киногруппе какими-то противоестественными карами и прочими санкциями.

Оказалось, что анестезия отпустила, и по утру фермер обнаружил, что у него не только морда распухла, но и мизинец на ноге раз в десять больше положенного стал.

Обматерив нас до пятого колена, прыгнул Саныч в свою карету и ломанул в больничку. Ну а я домой почапал. Похмеляться и отсыпаться.

Не срослось.

Вдохновлённая троица уже киносъемки продолжала. Пришлось в бане перекрываться. А эти ещё два дня по селу с камерой носились. Вроде как даже с фермером помирились и всю сказку отсняли.

И даже на монтаж отправили.

— Получилось или нет — не знаю. Да и не главное это. Было же весело и впечатления на всю жизнь получили, — отмахнулась от меня режиссёрша. — Потом, как смонтируют, посмотришь.

Глава 32. Последняя ночь уходящего лета

Водку я налил в стакан и спросил

И стакан гранёный мне отвечал:

Сколько жил и сколько в жизни ты своей потерял?

Этого никогда я не знал…

“Сектор газа”

Вертелось у меня в голове с самого раннего утра. То ли погода так на меня повлияла, то ли встал не с той ноги. Шут его знает, в чём причина, но минор пёр, как по заказу.

Сегодня утром, в последний день уходящего лета, Анька, протусившая с нами, около двух недель, сделала нам ручкой.

— Долгожданный отпуск, как и хиповая юность, всё. Прощай веселье и разврат, привет серые будни правильного банковского служащего, — шмыгнув носом, выдала она нам на прощанье. — Спасибо, мальчики. Это было самое лучшее лето в моей жизни.

Честное слово, так и сказала.

Смахнула слезу, послала воздушный поцелуй и села в такси. Мы с Чижом ещё минут пять наблюдали, как пыльный шлейф растворяется в воздухе.

— Надо было хоть номерок взять, — вздохнул малой.

— Затупили, — согласился я.

Того, что нам не хватает этой шубутной и неунывающей девахи, мы поняли меньше чем через час. Через два начали скучать, а через пять, по деревенской традиции, уже сидели в бане и вовсю заливали горе остатками самогона.

— Мда, — вздохнул я, рассматривая оставшиеся литры, плескавшиеся на донышке десятилитровой банки.

Бахус сегодня мои подношения не принимал и алкоголь меня не брал. Совершенно. Точнее, хмель то чувствовался, а вот спасительного отрешения не было. Даже наоборот, чем больше мы пили, тем сильнее у меня кошки на душе скреблись.

Аналогичная ботва была и у Чижа. Мы даже про чёрного ворона, что кружится над нами, спели.

Один чёрт не помогло. Ещё хуже только стало.

Чайф тоже не спасал. А потом мы перешли на “Гражданскую оборону”. Точнее, я перешёл, а малой мне в припевах подвывал. Не знаком он оказался с творчеством Егорки Летова, но смысл схватывал на лету. А я всё пил, пел и курил…

— Братка, харош хандрить. Давай прошвырнёмся что ли куда, — не выдержал Чиж, когда на землю опустились сумерки, а в банке осталось совсем чуть-чуть.

— Например? — совершенно бесцветным голосом уточнил я.

— Например, — повторил малой и задумался. — А погнали в Любавино. К Ксюхе. Официальная версия, шампунь отдать, а потом на интим её попробуем уболтать. По очереди. Или даже вместе, — начал заводиться Чиж. — Нам встряска нужна и новые приключения. Поставим жирную точку в летних каникулах! А то такое ощущение, что на этой Аньке свет клином сошёлся. Погнали, разгонять тоску. Давай, давай, — подмигивал мне малой, радостно жестикулируя руками.

— А действительно, — ухватился я за эту мысль, как утопающий за соломинку, а потом вновь в тоску погрузился. — А Петровича куда денем?

— А хер на него! Сиди тут, я сейчас, до бати добегу, бутылочку вискаря у него подрежу и обратно, — заверил меня малой. — Готовь “старушку”, а то застоялась она.

— А вискарь то зачем? — не въехал я.

— Сэма мало. Да и с элитным пойлом Ксюху уболтать всяко легче будет, — удивился малой моей недальновидности и ломанул в сторону дома.

— И как я сам не допёр? — удивился я и поплёлся в сторону дома. — Старею, что ли.

А дома меня ждал небольшой пир горой. В лучших традициях всех бабушек.

Кишку набил я от души. Чиж застал меня на лавочке у палисадника.

На мои слабые потуги слиться с намеченного мероприятия он внимания не обратил. Сам выгнал джаву из стойла, сгонял в баню за остатками самогонки и прихватил закуски в дорогу.

Загнал меня пинками в коляску, сам за руль уселся, и мы понеслись навстречу ветру.

Сегодня мы ехали без песен. Грусть меня слегка отпустила, но в душе по-прежнему царили пустота и безысходность.

Малой всю дорогу бросал на меня недоуменные взгляды, но с расспросами не лез.