Страница 112 из 155
Наиболее ранними образцами изображений отдельных зверей, «припавших к земле», являются поволжские нашивные золотые бляшки из женских погребений в кургане 5 Сусловского могильника и в погребении у с. Золотушинское на р. Ахтуба (рис. 78, 1, 2). Они, вероятно, относятся еще к VI в. до н. э. На сусловском изображении у зверя с пластически переданным телом опущена вниз морда, подогнуты вперед ноги, и длинный хвост загнут на конце. Изображение очень компактно и подчинено прямоугольной форме бляшки. Морда, глаз и ухо находятся на одной вертикальной линии, что очень характерно для архаического звериного стиля Евразии в целом.
Изображения хищника в подобной позе имеются уже в луристанских бронзах[1001]. Непосредственным прототипом для этого мотива послужили изображения барсов из Курдистана (Саккызский клад)[1002] и очень близкие им изображения подобных хищников на вещах скифского архаического времени[1003] из Тамани, Прикубанья, центральных районов Северного Кавказа и из Северного Причерноморья[1004].
На золотой бляшке из с. Золотушинское (рис. 78, 2) в описанной позе изображен фантастический зверь, похожий больше всего на медведя: у него вытянутая курносая морда, острое ухо; сзади уха и глаза изображены не то грива, не то большой рог, на лапах — огромные когти, хвоста нет. Изображение весьма оригинально и не имеет точных аналогий в скифо-сибирском зверином стиле.
В такой же позе изображена малая фигура хищника на роговой пластине из группы Пятимары I (рис. 79, 6). Здесь яснее выявлены медвежьи черты: короткое круглое туловище, большие когтистые лапы, короткий хвост и небольшие уши. Несмотря на генетическую связь этой фигуры с изображениями барсов упомянутой группы скифского архаического стиля, перед нами вполне самобытный образ, который находит себе ближайшие аналогии не в скифском и кавказском мире, а в зооморфном искусстве ананьинских племен и Сибири[1005], где изображение медведя занимает одно из первых мест.
«Барсы», высеченные по борту каменного жертвенника из хут. Крыловский (рис. 80, 1), очень похожи на «барса» сусловской бляшки. Их головы с острыми ушами и оскаленными пастями, в которых торчат треугольные зубы, более напоминают головы волков, а не хищников кошачьей породы. Они образуют целую композицию: шесть целых фигур хищников занимают весь борт жертвенника. Мастер, изготовлявший жертвенник, не сумел разместить целиком фигуры зверей в одной плоскости, поэтому ноги зверей помещены или на ножках жертвенника, или на его нижней части. Два хищника припали к земле, остальные четыре изображены стоящими или идущими.
Мотив идущего или стоящего на полусогнутых ногах хищника представляет разновидность описываемой группы. Именно в этой позе изображены пантеры (барсы) на навершиях скифо-ольвийских зеркал VI в. до н. э. (рис. 72, 14, 15). Может быть, они-то и послужили образцами для фигур каменного жертвенника из хут. Крыловский.
Сама композиция, изображающая процессию зверей, — не единственная у савроматов; известна она и в скифском мире, и у саков Семиречья. Пара зверей, сидящих по одной линии с вытянутыми вперед лапами, изображена на ручке акинака из с. Новая Богдановка (рис. 77, 23). Это уже не барсы, которым приданы волкообразные черты, а настоящие волки, но только с непомерно длинными и острыми ушами. Аналогичное расположение сидящих зверей мы видим на рукоятке бронзового кинжала из Киевского исторического музея и особенно на золотой обкладке ручки акинака из «Частых» курганов, где изображены фигуры трех сидящих хищников (волков?) с длинными ушами[1006].
Композицию на жертвеннике из хут. Крыловский можно сравнить по смысловому значению с зооморфными скульптурными композициями, украшающими борта скифских медных котлов и жертвенных столов Семиречья. На котлах из Чертомлыцкого и Келермесского курганов — это фигуры стоящих козлов, заменяющие ручки[1007]. По краям известных семиреченских металлических жертвенных столов и курильниц представлены, как и на савроматском каменном жертвеннике, процессии идущих друг за другом барсов[1008]. Религиозно-сакральное значение всех этих композиций несомненно, ибо мы повсюду видим их на предметах, связанных с отправлением определенных культов.
Несмотря на большую сухость в передаче фигур животных на каменном жертвеннике из хут. Крыловский, барсы-волки этой композиции выглядят менее застывшими, чем барсы иссыккульских жертвенников. В фигурах животных чувствуется напряжение, особенно у идущих хищников, вытянувших вперед длинные шеи и оскаливших морды. Припавшие к земле хищники, как на этой композиции, так и на других савроматских предметах, также находятся в беспокойном состоянии: кажется, они что-то вынюхивают, опустив вниз обычно оскаленные морды, и скребут землю.
Обычно в савроматском искусстве припавший к земле хищник изображается и в несколько иной позе: его голова вытянута вперед и образует одну линию с телом. Здесь хищник как бы подстерегает добычу, готовый к прыжку, или осторожно подкрадывается к своей жертве. Такая поза часто диктуется формой самой вещи, конец которой украшен фигурой животного. Лучший образец этого мотива представляет роговая рукоятка нагайки из кургана Черная гора у с. Абрамовка на р. Урал (рис. 80, 8). Рукоятка заканчивается резным изображением фигуры хищника. При всей стилизации животного в ней легко узнать волка с традиционно раскрытой пастью, в которой видны два острых клыка и по паре полукруглых коренных зубов на каждой челюсти, на голове — овальный глаз с острой слезницей и длинное острое ухо; на подогнутых лапах отмечены пальцы; на худом поджаром туловище неглубокими поперечными бороздами изображены ребра; сзади спускается вниз прямой хвост; щека, лопатка и бедро подчеркнуты кружка́ми и спиралями. Изображение двустороннее. В целом оно напоминает изображения волков в той же позе на рукоятке акинака из с. Новая Богдановка (рис. 77, 23).
В зооморфном искусстве Скифии и Северного Кавказа мы не знаем близких аналогий фигуре зверя, изображенного на рукоятке из с. Абрамовка. К западу от савроматской территории похожие изображения известны только на некоторых вещах из курганов Среднего Дона, например, на уже упомянутой золотой обкладке акинака из «Частых» курганов[1009], а также на рукоятке кинжала из-под с. Ядрино на р. Сура (в области Городецкой культуры)[1010]. Стилистические особенности ядринского «ползущего» волка и абрамовской фигуры очень близки. Подобную же позу придавали хищникам ананьинские резчики по кости[1011]. Они очень часто спиралями и кружка́ми подчеркивали плечи и бедра животных, изображаемых совершенно в той же манере, что и на абрамовской рукоятке.
Думаю, что описываемый сюжет не зависел от искусства скифов. Он либо был следствием конвергенции, либо был генетически связан с Востоком. Мы видим его уже на рукоятке бронзового ножа карасукского времени из Монголии[1012]. В той же позе изображали хищников и чудовищ на браслетах и гривнах Сибири, Средней Азии и ахеменидской Персии[1013]. Как и на рукоятке из с. Абрамовка, на предметах азиатско-сибирского круга на туловище зверей разными способами переданы ребра или полосатая расцветка шерсти.
Мотив стоящего или идущего хищника, уже знакомый нам по каменному блюду из хут. Крыловский (рис. 80, 1), встречается у савроматов в двух вариантах: зверя изображали то с вытянутой вперед, то с повернутой назад головой. Условность изображения чаще всего заметна в положении лап: кажется, что звери стоят на кончиках пальцев. В скифо-сибирском искусстве такая поза вообще характерна для стоящих копытных животных и хищников, особенно в ранний период звериного стиля.
1001
Godard A. Le trésor de Ziwiyè, стр. 42, рис. 32.
1002
Godard A. Le trésor de Ziwiyè, стр. 39, рис. 29; стр. 43, рис. 33; он же, A propos du trésor e Ziwiyè, стр. 242, рис. 1.
1003
Прушевская Е. Родосская ваза…, стр. 48, рис. 6; Rostovtzeff M. The Animal Style…, табл. IV, 1, 4, 5; Максимова М.И. Серебряное зеркало из Келермеса. — СА, XXI, 1954, стр. 288, рис. 1; Borovka G. Scythian Art, табл. 11, D; Иессен А.А. Археологические памятники Кабардино-Балкарии. — МИА, № 3, 1941, стр. 45, табл. V, 3.
1004
Смела, т. II, стр. 136, рис. 21; ДП, вып. III, табл. XLV, 461; Borovka G. Scythian Art, табл. 11, А; Rostovtzeff M. The Animal Style…, табл. VIII, 2.
1005
Збруева А.В. История населения Прикамья…, стр. 133, табл. XXVI, 6, 10, 13; стр. 168, табл. XXXI, 29; стр. 281, табл. LIII, 5; Генинг В.Ф. Археологические памятники Удмуртии. Ижевск, 1958, стр. 53, рис. 19, 12; Збруева А.В. Галкинское городище, стр. 89, табл. II, 19; Левашова В.П. Из далекого прошлого…, стр. 33, 34, табл. VIII, 7; Radloff W. Aus Sibirien, Bd. II, стр. 86, табл. 3, 3; Ginters W. Das Schwert…, стр. 80, табл. 36, d; Merhart G. Bronzezeit…, стр. 160, табл. X–XI, 5.
1006
Замятнин С.Н. Скифский могильник «Частые курганы»…, стр. 26, рис. 11; Ginters W. Das Schwert…, стр. 34, табл. 16, 6.
1007
Манцевич А.П. Бронзовые котлы в собрании Государственного Эрмитажа. — Сборник в честь М.И. Артамонова. Л., 1961, стр. 146, 147, рис. 4–9; РД, вып. II, стр. 109, рис. 96.
1008
Зимма Б.М. Иссыккульские жертвенники. Фрунзе, 1941, рис. на стр. 25, 37 и 39; Бернштам А.Н. Основные этапы истории культуры Семиречья и Тянь-Шаня. — СА, XI, 1949, стр. 347, рис. 5, б, в.
1009
Замятнин С.Н. Скифский могильник «Частые курганы»…, стр. 26, рис. 11.
1010
Збруева А.В. История населения Прикамья…, стр. 176, табл. XXXII, 10.
1011
Там же, стр. 133, табл. XXVI, 4; стр. 291, табл. LV, 3.
1012
Tchlenova N. L’art animalier…, табл. III, 36.
1013
Borovka G. Scythian Art, табл. 42, 56, F; РД. вып. III, стр. 48, рис. 50; Придик Е. Мельгуновский клад…, табл. V, 2; Aspelin J.R. Antiquités du Nord Fi