Страница 9 из 28
Когда создается уже полное впечатление пребывания в закрытой духовке, когда сердце готово, кажется, выпрыгнуть, остается единственное желание, чтобы подул ветер и хоть немного освежил бы. Но вот ветер налетает, и тогда тот, кто мечтал о нем, жаждет, чтобы он скорее улегся.
Сухой и горячий ветер степей не приносит избавления от жары, но он поднимает тучи пыли, крутит эту пыль в раскопе, бросает в лицо работающим. Сыпучий сухой грунт городища, чуть ли не на половину состоящий из золы очагов и пожарищ, при малейшем ветерке дает настоящие пыльные смерчи, которые срываются с куч выброшенной из раскопа земли, бушуют в раскопе, несутся через все городище. Серая пыль плотным слоем покрывает потные спины рабочих, скрипит на зубах, забивается в нос, глаза. Никакие противопыльные очки не спасают в ветреный день от этой всепроникающей золистой пыли.
Нет, нелегко вырвать у земли ее тайны! Много сил и труда приходится затратить, чтобы добыть новые факты, новые материалы, новые свидетельства давно прошедшей жизни.
Но зато какое ни с чем не сравнимое удовлетворение получают все участники раскопок, когда удается сделать новое открытие, новую интересную находку. Тогда забываются и жара, и усталость, и мозоли на руках, и волдыри на обожженных плечах.
Вот после многих дней кропотливого и тяжелого труда по разборке каменного завала, заполнившего древний подвал, рабочие подошли к полу помещения. Здание погибло в огне во время огромного пожара, охватившего весь город, поэтому можно ожидать, что в подвале будет найдено то, что хранилось там к моменту гибели дома. И действительно, среди камней завала показывается горлышко амфоры, потом второе, третье. Осторожно вокруг разбираем ножами камни и кисточками расчищаем землю. И вот уже несколько амфор лежат перед нами в одном и'з углов помещения. Они разбиты и раздавлены тяжестью обрушившихся сверху камней, но сохраняют первоначальную форму. Тщательно собрав все их обломки, можно будет склеить их. А дальше лежат уже совсем целые сосуды, сохранившиеся под трехметровым слоем земли. Что хранилось в этих амфорах? Почему в одном подвале их оказалось более сотни? Может быть этот подвал принадлежал какому-нибудь торговцу и служил складом товаров? И как бы в подтверждение этой догадки из-под камней извлекают круглую бронзовую чашечку от весов.
Видны горлышки амфор, хранящихся в подвале
Находки следуют одна за другой: глиняные горшки, железный нож, светильники. Вот обломки тонкого стеклянного кубка, привезенного издалека, — такие кубки выделывались в первых веках н. э. на берегах Рейна, в мастерских Галлии. Кубок раздавлен камнями, но и его можно будет собрать и склеить. А вот несколько бронзовых монет. Это особенно ценная находка: монеты укажут нам почти точную дату гибели дома ведь на них обозначены имена царей, выпустивших эти монеты, а годы царствований нам известны. И не беда, что монеты, пролежавшие в земле несколько столетий, окислены настолько, что под зеленой патиной ничего невозможно разобрать: в лаборатории их подвергнут очистке, и надписи и изображения выступят вновь.
Этот стеклянный кубок привезен в Танаис с Рейна
На другом раскопе, за пределами городища, там, где находится некрополь кладбище древних танаитов, два студента осторожно расчищают только что открытое погребение. Из-под ножа и кисти, которыми счищают сухую землю, постепенно появляются сначала череп, потом ребра и кости рук, затем тазовые кости, бедреные и берцовые и наконец на дне могилы лежит весь костяк. Не только человеческий скелет достался исследователям. Так же тщательно очищенные от земли, но не сдвинутые с места, лежат около скелета вещи, положенные когда-то с умершим. В ногах погребенного стоит небольшой целый глиняный горшок, в котором, конечно, была положена в могилу пища, теперь уже совершенно истлевшая и смешавшаяся с землей. Среди костей грудной клетки лежит маленький бронзовый диск — древнее зеркало, положенное на грудь умершего. На костях левой руки — бронзовый браслет. Что-то блестит около шейных позвонков. Один из студентов возобновляет расчистку костей в районе шеи и обнаруживает рассыпавшиеся бусины из блестящего желтого металла. «Золото, золото!» возбужденно кричит он начальнику раскопа. Этот крик привлекает всеобщее внимание, все работники сгрудились вокруг могилы; вездесущие мальчишки, наблюдавшие сверху за расчисткой «мертвеца», готовы спрыгнуть в раскоп, и только строгий окрик начальника удерживает их наверху. В раскоп поспешно спускается подошедший начальник экспедиции. Он пристально рассматривает лежащие в земле бусины, лицо его выражает глубокое разочарование. «Эх, Вы, — говорит он студенту, — как же Вы не можете отличить золото от меди? Ведь бусинки-то медные…». Студент сконфужен, он старается скрыть смущение, усиленно обметая кисточкой и без того уже чистый череп. Все успокаивается, и работа идет своим чередом: скелет зарисовывается, делаются фотографии, кости и найденные вещи упаковываются, место могилы еще раз перекапывается и грунт просматривается, чтобы не упустить какой-нибудь мелочи.
И только вечером, после ужина, начальник экспедиции вызывает к себе провинившегося студента и говорит ему: «Бусы-то, конечно, золотые, а не медные, но разве можно, дорогой мой, поднимать такой крик и создавать ажиотаж вокруг находки золотых бус. Ведь из-за этих несчастных бусинок окрестные мальчишки могли бы ночью нам весь раскоп расковырять. Вот мне и пришлось убеждать всех, что они медные. Другой раз будьте выдержанней и не создавайте ненужного шума». Впрочем, этот «другой раз» может и не представиться — ведь не так часто в танаисских могилах встречаются золотые вещи. Но для археолога каждое раскрытое погребение, богатое и бедное, представляет ценность, и каждое расчищается и исследуется с напряженным вниманием и интересом.
После трудового дня
Рабочий день у сотрудников экспедиции ненормирован. Собственно самые раскопочные работы продолжаются 7 часов, но нередко приходится задерживаться в поле значительно дольше. После того как уйдут рабочие, продолжается разборка, классификация и упаковка найденных материалов, обмеры и зачерчивание открытых сооружений, заполнение полевых дневников. Древние могилы почему-то обычно обнаруживаются именно в конце рабочего дня, а ведь нельзя оставить на раскопе недочищенный костяк. И в таком случае работа продолжается еще 3–4 часа, пока все погребение не будет исследовано до конца. А когда мы, нагруженные дневной добычей, возвращаемся с городища в хутор, там ждут нас другие обязанности и дела: нужно составлять опись найденных вещей, производить всевозможные финансовые расчеты, заботиться о продовольствии для экспедиции и т. д. Чем моложе и неопытнее сотрудник, тем меньше обязанностей лежит на нем, но тот, кто уже неоднократно бывал в экспедициях, кто знаком и с техникой ведения раскопок, и с организационной стороной экспедиционной работы, всегда загружен делами, что называется, выше головы. И нередко уже поздно вечером, когда молодежь спит или гуляет в степи, старший состав экспедиции все еще сидит над чертежами или над ведомостями, подводя итоги работы, анализируя полученные данные, намечая дальнейшие планы, Но какой бы ни была напряженной работа в экспедиции, у ее участников всегда найдется время и для отдыха, и для развлечений. И товарищеский футбольный матч между студентами и местной хуторской командой, и поход за 2 км в сельской клуб на танцы или в кино, и просто прогулка компанией в сопровождении гитарного перебора и с пением песен по теплой и душистой летней степи — мало ли чем можно заняться в свободный от работы вечер.
Но самым излюбленным, самым притягательным местом отдыха является река. Широкий и медлительный Мертвый Донец плещется у самых домиков хутора, чьи дворы и огороды спускаются прямо к реке, а иногда и затопляются ее водами. Хорошо утром, едва проснувшись, выскочить из дома и окунуться в холодную воду реки, разгоняя остатки сна. И уже совсем невозможно обойтись без купания после работы, когда истомленное жарой и пылью раскопок тело жаждет освежающего прикосновения прохладной воды. И не беда, что дно реки илистое, а у берега много камней и водорослей, — достаточно смыть с себя пыль и пот, чтобы почувствовать себя обновленным и воскресшим от сонной одури, вызванной полдневной духотой и усталостью. А позднее хорошо взять у хозяина каику, как здесь называют большие плоскодонные лодки, и отправиться на веслах по Донцу и по бесконечным извилистым ерикам донской дельты, любуясь зелеными поросшими камышом берегами. Или выбрать себе бухточку поукромней, закрепить лодку трехпалой железной кошкой — якорем — и размотать прихваченные с собой удочки. Вряд ли улов будет значительным, но любителя-рыболова до темноты не могут прогнать ни вечерняя прохлада, ни голод, ни стаи докучливых комаров, вьющиеся над камышами и лодкой. Вечером и просто хорошо посидеть на берегу реки, глядя на светлую лунную дорожку на воде и на далекие, едва различимые огоньки Азова на противоположной стороне дельты. Хорошо мечтается в такие вечера, когда тишину нарушают только тихий шелест воды, кваканье лягушек да далекий стук моторки или плеск весел одинокой лодчонки. И точно пришельцем из какого-то другого, забытого вами мира покажется в такое мгновение сверкающий огнями скорый поезд, с грохотом промчавшийся через хутор.