Анатомия Меланхолии

Он возвращается домой с душой печальной и озабоченной; его слуги делают все, что в их силах, дабы ему угодить; один снимает чулки, другой стелет ему постель, а третий подает ужин, они делают все возможное, чтобы облегчить его горе и как-нибудь развеселить; он же пребывает в глубоком унынии, потому что потерял сына, illud angebat [и это его мучило] и было его Cordolium [сердечной печалью], его болью, страданием, которое невозможно было исцелить. Отсюда часто проистекает испытываемая ими <меланхоликами> усталость от жизни и приходит на ум роковое желание покончить с собой; taedium vitae [усталость от жизни] — это обычный симптом, tarda fluunt, ingrataque tempora{1872} [время тянется медленно и совершенно безрадостно], и вскоре они от всего испытывают усталость; то нет желания даже пошевелиться, а то не сидится на месте, лежат в постели — хочется тут же встать, не успели встать — вновь хочется лечь, только что были довольны, глядишь, уже опять недовольны; сейчас им все по душе, но вот уже все не нравится, от всего устали, sequitur nunc vivendi, nunc moriendi cupido [в одно время им хочется жить, в другое — умереть], говорит Аврелиан (lib. I, cap. 6 [кн. I, гл. 6]), но по большей части они убеждены, что vitam damnant[2475] [жизнь не стоит того, чтобы жить], неудовлетворенные, не знающие покоя, приходящие в замешательство по всякому поводу или причине, а то и вовсе без оных, они очень часто, как я уже сказал, чувствуют искушение наложить на себя руки: Vivere nolunt, mori nesciunt[2476], они и жить не хотят и умереть не умеют{1873}, они жалуются, проливают слезы, сетуют и считают, что ведут самую ужасную жизнь, что никогда ни одному из людей не было так плохо, что каждый постучавшийся в их дверь нищий в сравнении с ними счастливец, и они бы с удовольствием поменялись с ним своим жребием, особенно если одиноки, праздны и разлучены с обычным своим окружением, терпят мучения, раздражены или раздосадованы горем, страхом, страданиями, недовольством, леностью, подозрениями или другими подобного рода чувствами, завладевшими ими помимо их воли. Но все же со временем, возвратясь в тот круг людей, который им по душе или удовлетворяет их, suam sententiam rursus damnant, et vitae solatio delectantur, они, как замечает Октавий Горациан{1874} (lib. II, cap. 5 [кн. II, гл. 5]), осуждают прежнее свое отвращение и вполне удовлетворены своей жизнью. В таком духе это продолжается до тех пор, пока не возникнет какой-либо новый повод для неудовлетворенности и тревоги, и тогда они вновь начинают испытывать усталость от своей жизни, усталость решительно от всего, хотят умереть и показывают, что живут скорее по необходимости, нежели из желания. Император Клавдий, судя по описанию Светония[2477], был в некоторой степени подвержен этому недугу, ибо, когда его мучили боли в желудке, у него возникало желание покончить с собой. У Юлия Цезаря Клодина (consil. 84 [совет 84]) был один пациент, поляк, на которого это состояние воздействовало с такой силой, что не дававшие ему покоя страх и печаль вызывали у него ненависть к собственному существованию, ему все время хотелось наложить на себя руки, чтобы избавиться от этой муки[2478]; другой подобный случай был у Меркуриалиса, когда другой несчастный тоже хотел покончить с собой, и это состояние продолжалось в течение многих лет.

Подозрительнось и завистливость тоже весьма распространенные симптомы меланхолии; такие люди обычно недоверчивы, склонны заблуждаться и преувеличивать, facile irascibiles [легко раздражаются], несговорчивы[2479], обидчивы, неуживчивы и готовы брюзжать по любому ничтожному поводу[2480], даже cum amicissimis [с самыми близкими своими друзьями], и притом без всякой причины, datum vel non datum [есть для этого основание или нет], все равно они готовы scandalum acceptum [считать себя оскорбленными]. Сказанное в шутку они воспринимает обычно совершенно всерьез. Если их не приветствовали, не пригласили, не осведомились об их мнении, не позвали посоветоваться или не выказали каких-либо знаков уважения, не произнесли хотя бы незначительный комплимент или обошли каким-то церемониалом, они воспринимают это как пренебрежение, как знак неуважения, и это еще долгое время мучает их. Если двое о чем-то друг с другом разговаривают, что-то обсуждают или о чем-то шепчутся, шутят или вообще рассказывают какую-то историю, он убежден, что они имеют в виду именно его, относит все сказанное на свой счет, de se putat omnia dici. Если же разговаривают с ним самим, он готов ложно истолковать любое сказанное ему слово и воспринять его в самом плохом смысле; он не выносит, когда кто-нибудь смотрит на него в упор, даже если обращается именно к нему, смеется, шутит или фамильярничает, или часто произносит «гм», или тычет пальцем, откашливается, брызгает слюной, или подчас очень шумлив. Ему все мнится, что смеются именно над ним, указуют на него или ведут себя так, чтобы унизить его, провести, выказать пренебрежение[2481]; ему кажется, что все глядят именно на него; он бледнеет, краснеет, потеет от страха и досады, стараясь при этом, чтобы никто этого не заметил. Он сосредоточивается на этом, и много времени спустя это ложное мнение о перенесенном оскорблении не дает ему покоя. Монтан (consil. 22 [совет 22]) приводит пример с одним меланхоликом евреем, у которого нрав был iracundior Adria{1875} [более бурным, нежели Адриатическое море] и который был до того вспыльчивым и подозрительным, tam facile iratus [столь легко впадавшим в ярость], что никто не мог сказать, как же вести себя в его обществе.

Такие люди непостоянны во всех своих поступках, у них голова идет кругом, они неугомонны, не способны решить любое дело, они и хотят и не хотят, достаточно любого ничтожного повода или произнесенного слова, чтобы они переменили свое убеждение на противоположное, и при этом если уж они приняли однажды какое-то решение, то упрямо стоят на своем, и их трудно склонить изменить его. Уж если они возымели к чему-то отвращение или что-то им не по нраву, не по вкусу и они утвердились на этом, то склонить их к другому мнению, пусть лучшему, ни соображениями выгоды, ни советами, ни убеждениями уже невозможно; тем не менее в большинстве случаев им свойственны колебания, нерешительность, они не способны как следует что-то обдумать из-за постоянных опасений, faciunt, et mox facti poenitent (Аретей) avari, et paulo post prodigi: то щедрые, то алчные, совершив какой-то поступок, они вскоре уже раскаиваются в нем, так что в обоих случаях — сделали они что-то или не сделали — они не ведают покоя, нуждаются ли в чем-то или обладают им, при удаче или промахе, в любом случае их не покидает тревога, и они чувствуют вскоре усталость, но все еще ищут перемен; неугомонные, непостоянные, неустойчивые, они не в силах оставаться долго на одном месте:

2475

Altomarus. [Альтомар. <Медицинское искусство («Ars medica»). — КБ.>]

2476

Seneca. [Сенека.]

2477

Cap. 31. [Гл. 31.] Quo stomachi dolore correptum se, etiam de consciscenda morte cogitasse dixit.

2478

Luget et semper tristatur, solitudinem amat, mortem sibi precatur, vitam propriam odio habet. <Клодин. Консультации («Consultationes»). — КБ.>

2479

Facile in iram incidunt. — Areteus. [Легко впадают в ярость. — Аретей.]

2480

Ira sine causa, velocitas irae. — Savonarola, Pract. major. Velocitas irae signum. — Avice