Анатомия Меланхолии

долго бывать в одной и той же компании и сохранять постоянство в любом деле или предприятии:

сперва как будто доволен, но вдруг уже недоволен; они — как человек, который искусан блохами и потому не может заснуть и ворочается в постели с боку на бок, их не знающие покоя умы мечутся, будучи не в силах на чем-либо остановиться, — им недостает терпения дочитать до конца книгу, сыграть хотя бы одну-две партии, прогуляться хотя бы одну милю, усидеть час на одном месте; воодушевление в тот же миг сменяется унынием; увлекшись каким-нибудь начинанием, они от одного сказанного слова уже обескуражены и теряют к нему охоту.

Страстные до крайности, Quicquid volunt, valde volunt, если уж они чего-нибудь возжелали, то неистово этого добиваются; всегда неугомонные и изо всех сил чего-то домогающиеся, недоверчивые и боязливые, завистливые, зложелательные, то расточительные, а то бережливые, но большей частью скаредные, брюзжащие, сожалеющие, недовольные и постоянно жалующиеся, недоброжелательные, раздражительные, injuriarum tenaces, несклонные прощать оскорбления, быстро возбуждающиеся, неистовые во всех своих фантазиях, неприветливые в разговоре, неспособные на грубые комплименты, но угрюмые, хмурые, печальные, суровые; постоянно cogitabundi, погруженные в размышления, чрезвычайно напряженно сосредоточенные и схожие с той Меланхолией, которую нарисовал Альберт Дюрер[2484], — в виде печальной женщины, опершейся на руку и с остановившимся взглядом, не обращающей внимания на свою одежду и пр.; некоторые считают их поэтому заносчивыми, простоватыми, глуповатыми или наполовину безумными и пр., подобно тому как абдеритяне думали о Демокрите, но все же притом весьма сметливыми, глубоко постигающими, рассудительными, мудрыми и остроумными: ибо я разделяю мнение одного благородного человека[2485]{1876}, сказавшего: «Меланхолия более, нежели любой темперамент, способствует человеческой проницательности» и совершенствует размышления более, нежели любой из крепких напитков или испанский херес. Эти люди отличаются в некоторых отношениях особой глубиной суждений, хотя в других случаях, подобно non recte judicant inquieti [охваченному страстью человеку не способны судить здраво], говорит Фракасторо (lib. II de Intell. [кн. II об интеллекте]). И, как характеризует это Аркулан (cap. 16 in 9. Rhasis [гл. 16 Комментария к сочинению Разиса]), Judicium plerumque perversum, corrupti, cum judicant honesta, inhonesta; et amicitiam habent pro inimicitia [их суждение обычно извращено и искажено, поскольку честность они принимают за бесчестность, а друзей — за врагов]; они способны обидеть своих лучших друзей и не осмеливаются оскорбить своих врагов. Они большей частью малодушны, et ad inferendam injuriam timidissimi, говорит Кардано (lib. VIII, cap. 40 de rerum varietate [кн. VIII, гл. 4 о разнообразии вещей]), и обычно несклонны кого-либо обидеть; если же им случается зайти слишком далеко в словах или поступках, или упустить из вида какое-либо незначительное дело или обстоятельство, или забыть о нем, они ужасно мучаются и выдумывают тысячи подстерегающих их вследствие этого опасностей и неудобств, ex musca elefantum [превращая муху в слона], стоит только этой мысли прийти им однажды в голову; любое благоприятное известие, рассказ, сулящее удачу событие приводит их в чрезвычайный восторг, они вне себя от радости, но опять-таки любая самая незначительная препона, плохая весть, поступок, ложно истолкованный как оскорбление, утрата, опасность огорчают их сверх всякой меры, повергают в отчаяние, приводят в замешательство, в глубокое уныние, они изумлены, охвачены нетерпением, пребывают в крайнем расстройстве, всего опасаются, всех подозревают. И при всем при том многие из них отчаянно легкомысленны, опрометчивы, беззаботны, готовы к тому, что их могут убить, поскольку не ведают никакого страха и таящейся угрозы и, согласно Геркулесу Саксонскому[2486], «отличаются подчас такой смелостью, что некоторые из них осмеливаются в одиночку прогуливаться ночью по безлюдным и опасным местам, никого не боясь».

Они склонны влюбляться, и их легко пленить[2487]: Propensi ad amorem et excandescentiam (Монтальт, cap. 21 [гл. 21]), они быстро воспламеняются, души в ней не чают, любят нежно, потом встречают другую и души не чают в ней, et hanc, et hanc, et illam, et omnes [сперва эту, потом ту, потом еще другую и так каждую из них]; нынешняя более всего их возбуждает, а последнюю они обычно любят сильнее всего. И все же опять-таки некоторые из них являются anterotes [противникам любви], таким даже один вид женщины непереносим, секс внушает им отвращение, подобно тому московскому герцогу-меланхолику, который мгновенно заболевал, стоило женщине только попасться ему на глаза[2488]{1877}, или тем анахоретам, тело которых тотчас сводила жестокая судорога, стоило только привести к ним женщину[2489].

Нрав у них причудлив до крайности, по временам они то и дело хохочут и веселятся без всякой меры, а потом принимаются лить слезы без всякой видимой причины (это весьма свойственно многим знатным дамам), стонать, вздыхать или становятся задумчивы, печальны, почти безумны, multa absurda fingunt, et a ratione aliena (говорит Фрамбесарий[2490]), а еще горазды придумывать много всяких нелепостей, пустых, лишенных всякого смысла. Одному мнится, что он собака, петух, медведь, лошадь, стекло, масло и пр. То он великан, а то карлик, а то силен как сто человек, либо еще мнит себя лордом, герцогом, государем и пр. А если ему скажут, что у него зловонное дыхание, большой нос, что он болен или склонен к такой-то и такой-то болезни, он тотчас этому поверит, но с помощью силы воображения непременно справится с этим. Многие из них упорно стоят на своем, твердо укрепившись в своей причуде, другие же меняют свои фантазии под влиянием любого предмета, увиденного или услышанного ими. Стоит им увидеть театральное представление, и они будут продолжать ходить на него еще и неделю спустя, если услышат музыку или увидят танцущих, у них только и на уме что волынки, а если увидят сражение, то бредят баталиями. Если их оскорбят, оскорбление долго потом не дает им покоя, если чем-то досадили — то испытанная при этом досада, и т. п.[2491] Неугомонные в мыслях и поступках, постоянно размышляющие, при этом velut aegri somnia, vanae finguntur species{1878} [образы все бессвязны, как бред у больного], они напоминают скорее человека, грезящего наяву, нежели бодрствующего, они прикидываются сборищем шутников, им свойственны фантастические причуды, их посещают самые фривольные мысли, осуществить которые невозможно; они действительно иногда убеждены, что слышат и видят наяву привидения и домовых, которых они страшатся, которых они вообразили или представили себе, но тем не менее будто бы разговаривают с ними и понимают их. Наконец, cogitationes somniantibus similes, id vigilant, quod alii somniant cogitabundi{1879}, говорит Авиценна, они все никак не угомонятся, когда другие спят, и столь же неугомонны по большей части их фантазии и причуды, нелепые, тщеславные, глупые и никчемные[2492], но при всем том они необычайно любознательны, внимательны и постоянны[2493], et supra modum (Разис, Cont. lib. I, cap. 9) praemeditantur de aliqua re [и сверх всякой меры (Разис. Основы, кн. I, гл. 9) поглощены то одним, то другим], причем с такой серьезностью заняты этими пустяками, как будто речь идет о самом насущном, о деле чрезвычайной важности, значения, а посему они постоянно, постоянно, постоянно размышляют о нем, soeviunt in se [не испытывая к себе никакой жалости], изнуряя себя. Хотя они беседуют с вами или представляется, будто заняты каким-либо иным делом, и притом, как вам кажется, весьма увлечены и поглощены этим, а все же этот пустяк непрерывно занимает их ум, этот страх, подозрение, оскорбление, ревность, душевная мука, эта досада, этот крест, этот воздушный замок, эта причуда, прихоть, вымысел, этот приятный сон наяву, что бы это ни было. Nec interrogant (говорит Фракасторо[2494]), nec interrogatis recte respondent [они сами не задают вопросов и не отвечают надлежащим образом на вопросы, обращенные к ним], они не особенно-то вникают в сказанное вами, поскольку их мысли заняты другим, так что спрашивайте о чем угодно, они все равно не слушают или слишком поглощены тем делом, которым сейчас заняты, настолько, что себя не помнят, не помнят, что говорят, делают или же, наоборот, должны сказать или сделать, куда сейчас направляются, отвлеченные собственными меланхолическими мыслями. Один начинает неожиданно смеяться, другой — улыбается про себя, третий — хмурится или бранится, его губы все еще шевелятся, или во время прогулки он непроизвольно продолжает жестикулировать и пр. «Это свойственно всем меланхоликам, — говорит Меркуриалис (consil. II [советы, II]), — если им однажды втемяшилась в голову какая-либо причуда, они будут самым упорнейшим образом, неистово и неотвязно занимать их»[2495]. Invitis occurrit [Она владеет ими], что бы они ни предпринимали, и они не в силах избавиться от нее; они принуждены размышлять об этом на тысячу ладов против собственной воли, perpetuo molestantur, nec oblivisci possunt, она беспрестанно их тревожит, в обществе других людй или наедине с собой, за едой, занятиями, во всякое время и в любом месте, non desinunt ea, quae minime volunt, cogitare[2496] [они не в силах заставить себя выкинуть из головы вещи, о которых им меньше всего хотелось бы размышлять]; особенно если это было что-то оскорбительное, тогда они не в состоянии это забыть, это лишает их покоя и сна, и они продолжают себя изводить, Sysiphi saxum volvunt sibi ipsis [Они терпят сизифовы муки], как замечает Брюннер[2497]{1880}, perpetua calamitas et miserabile flagellum [будучи сами своим непрерывным несчастьем и мукой].

2482

Hor. [Гораций. <Сатиры, II, 7, 28–29, пер. М. Дмитриева.>]

2483

Pers. Sat. 3. [Персий. Сатиры, III <17–18, пер. Ф. Петровского.>]

2484

На своей написанной в Голландии гравюре.

2485

Говард, cap. 7 Defens. [Доводы против отравы мнимых пророчеств («A Defensive against the Poison of Supposed Prophecies»), гл. 7.]

2486

Tract. de mel. cap. 2. [Трактат о меланхолии, гл. 2.] Noctu ambulant per silvas, et loca periculosa, neminem timent.

2487

Facile amant. — Altom. [Альтомар.]

2488

Bodine. [Боден. <О государстве.>]

2489

Jo Major, vitis patrum, fol. 202. Paulus Abbas eremita tanta solitudine perseverat, ut nec vestem, nec vultum mulieris ferre possit, etc. [Джон Мэджор. Жизнеописания св. отцов, фолио 202. <Бертон спутал его с шотландским историком Джоном Маджером, хотя страницу указал правильно.> Отшельник Павел Аббас <Павел из Фиваиды> жил столь долго в полном одиночестве, что для него стали непереносимы ни вид женской одежды, ни женское лицо.]

2490

Consult. lib I, cons. 17. [Консультации, кн. I, консультация 17.]

2491

Обычно поскольку они пребывают либо в довольном расположении духа, либо в недовольном, то и постоянные их размышления либо приятны, либо неприятны.

2492

Omnes exercent vanae intensaeque animi cogitationes (N. Piso — из соч. De cogn. morb, Bruel — из соч. Practis) et assiduae.

2493

Curiosi de rebus minimis. — Areteus. [Суетятся по пустякам. — Аретей. <Из сборника «Medici antiqui Graeci». — КБ.>]

2494

Lib. 2 de intell.

2495

Hoc melancholicis omnibus proprium, ut quas semel imaginationes valde receperint, non facile rejiciant, sed hae etiam vel invitis semper occurant. <Меркуриалис. Книга ответов («Liber responsorum»). — КБ.>

2496

Tullius, de sen<ectute>. [Туллий <Цицерон>, о старости <7, 21>.]

2497

Consil. med. pro hypochondriaco.