Страница 115 из 258
Честолюбие — это надменное властолюбие или изнуряющая жажда почестей, неизбывная душевная мука, состоящая из зависти, гордости и надменности{1430}, это благородное безумие или, согласно еще одному определению, — приятная отрава; согласно Амвросию, это «душевная червоточина[1804], скрытая чума»; а по Бернарду — «тайный яд, отец недоброжелательства и мать лицемерия, моль святости и причина безумия, распинающая и вносящая тревогу во все, к чему прикасается»[1805]. Сенека[1806] называет его rem solicitam, timidam, vanam, ventosam, спесивым, суетным, постоянно чего-то домогающимся и опасливым. Ведь обычно те, что, подобно Сизифу, катят этот не дающий передышки камень честолюбия, испытывают постоянную агонию и тревогу[1807], semper taciti, tristesque recedunt [они тоже постоянно скатываются назад, молчаливые и печальные <Лукреций{1431}>], сомневающиеся, робкие, подозрительные, не желающие оскорбить ни словом, ни делом и при всем том замышляющие недоброе и интригующие, заключающие в объятья, рассыпающиеся мелким бесом, подобострастные, восхищающиеся, льстящие, насмехающиеся, наносящие визиты, дожидающиеся у дверей, чтобы засвидельствовать свое почтение с наивозможной приветливостью, притворным прямодушием и покорностью[1808]. Если это не поможет, то уж коли такая склонность (как описывает это Киприан[1809]) овладеет однажды его жаждущей душой, ambitionis salsugo ubi bibulam animam possidet, он все равно добьется своего, не мытьем, так катаньем, «и дорвется-таки из своей жалкой норы до всех почестей и должностей, если только у него будет хоть какая-то возможность этого достичь; к одним подольстится, других подкупит и не оставит ни одного неиспробованного средства, чтобы добиться победы». Удивительно наблюдать, как такого рода люди, если им надо чего-то достичь, рабски подчиняются любому человеку, даже и низшему по своему положению[1810]; каких только усилий они не предпримут — будут бегать, ездить, рисковать, интриговать, расстраивать чужие происки, уверять и клясться, давать обеты, обещать, претерпевать любые трудности, вставать рано, ложиться поздно; до чего они подобострастны и любезны, как угодливы и обходительны, как улыбаются и усмехаются любому встречному, как стараются улестить и расположить, как растрачивают себя и свое имущество, добиваясь того, без чего им во многих случаях было бы лучше обойтись, как сказал оратор Киней царю Пирру[1811]{1432}; какими бессонными ночами и мучительными часами, тревожными мыслями и душевной горечью, колебаниями inter spemque, metumque{1433} [между надеждами и унынием], смятением и усталостью заполнены у них свободные промежутки времени. Тяжелее наказания невозможно придумать. Однако, и добившись желаемого, достигнутого такой ценой и треволнениями, они все равно не испытывают освобождения, потому что их тотчас охватывают новые стремления, они никогда не испытывают чувства удовлетворенности, nihil aliud nisi imperium spirant [они живут только для того, чтобы первенствовать]; все их мысли, поступки, усилия направлены на достижение власти и почестей; они подобны заносчивому миланскому герцогу Людовику Сфорца — «человеку исключительной мудрости, но при этом невероятно честолюбивому, рожденному на свою собственную и всей Италии погибель»[1812]{1434}; даже если это чревато их собственым крушением и гибелью друзей, они все равно будут состязаться, потому что не в силах остановиться, и, подобно собаке в вертящемся колесе, или птице в клетке, или белке на цепи (таковы сравнения Бюде[1813]), они продолжают карабкаться и карабкаться, не щадя усилий, но никогда не останавливаются, никогда не считают, что достигли вершины[1814]. Рыцарь жаждет стать баронетом, а потом лордом, а затем виконтом, а потом графом и т. д.; доктор богословия стремится стать деканом, а потом епископом; от трибуна — к претору, от бейлифа — к мэру; сперва эта должность, а потом та; ну, точно как Пирр у Плутарха[1815] — сначала подай им Грецию, а потом — Африку, а потом — Азию, и так раздуваются, подобно эзоповой лягушке, до тех пор, пока не лопнут или не будут сброшены, подобно Сеяну ad Gemonias scalas [вниз по лестнице Гемониана{1435}], и не сломают себе шею; или подобно дудочнику Евангелу у Лукиана{1436}, который так долго беспрерывно дул в свою дудку, что в конце концов упал замертво. Если ему случится потерпеть неудачу в своих происках, он чувствует себя словно по ту сторону преисподней, он настолько в таких случаях подавлен, что мгновенно готов повеситься, стать еретиком, турком, предателем. В порыве ярости против своих врагом он поносит их, богохульствует, стравливает их, порочит, принижает, злобствует, убивает, а что до него самого, то si appetitum explere non potest, furore corripitur, если он не в силах осуществить желаемое (как пишет Боден[1816]), то сходит с ума[1817]. Так что в обоих случаях, успеха или неудачи, он впадает в помрачение, длящееся до тех пор, пока им правит честолюбие, и в это время ему больше нечего ожидать, кроме тревог, забот, неудовлетворенности, горя и самого безумия или насильственной смерти в конце пути[1818]. Такого рода случаи можно обычно наблюдать в мгноголюдных городах и при дворах правителей, ибо жизнь придворного, как ее описывает Бюде, — это «смесь честолюбия, вожделения, обмана, предательства, притворства, злословия, зависти, гордости; двор это сообщество льстецов, приспособленцев, политиканов и пр.»[1819] или, как склонен считать Антонио Перес[1820]{1437}, «предместье самого ада». Если вам вздумается увидеть таких постоянно неудовлетворенных людей, весьма вероятно, что именно там вы их и обнаружите. И, как он заметил, говоря о рынках Древнего Рима[1821]:
так и поныне не перевелись еще бесстыжие лжесвидетели, рыцари позорного столба{1438}, лжецы, хвастуны, скверные мужья и пр., — они все обретаются на своих местах и заняты тем же, чем занимались всегда в любом обществе.
1804
Ambros. lib. 3 super Lucam. [Амвросий, кн. III в сочинении, посвященном Евангелию от Луки.] Aerugo animae.
1805
Nihil animum cruciat, nihil molestius inquietat, secretum virus, pestis occulta, etc. — Epist. 126. [Ничто так не мучает душу и ничто не вселяет в нее большую тревогу, нежели честолюбие. — Послания, 126. <Бернард. De consideratione, 3. Честолюбие — грязный порок, глубоко затаившись, он зрит все, что наверху, но сам старается быть невидимым (из его же сочинения). — КБ.>]
1806
Ep. 88. [Послание 88 <на самом деле — 84. — КБ.>]
1807
Nihil infelicius his; quantus iis timor, quanta dubitatio, quantus conatus, quanta sollicitudo! nulla illis a molestiis vacua hora. [Нет никого несчастней, нежели они, так велики их опасения, так велики их сомнения, столь непомерны их усилия, столь велики их заботы, они не ведают ни одного часа, свободного от мучений. <Источник этой цитаты не установлен.>]
1808
Semper attonitus, semper pavidus, quid dicat, faciatve: ne displiceat humilitatem simulat, honestatem mentitur. [Всегда смущенные, всегда напуганные заботой о том, что им следует сказать или сделать; из боязни не угодить они всегда изображают покорность и притворную честность.]
1809
Cypr. Prolog. ad ser. to 2. Cunctos honorat, universis inclinat, subsequitur, obsequitur; frequentat curias, visitat optimates, amplexatur, applaudit, adulatur: per fas et nefas e latebris, in omnem gradum ubi aditus pater, se ingerit, discurrit. [Киприан. <Ad divum Cornelium papam de cardinalibus operibus Christi (КБ).> Пролог к проповеди 2. Он каждому выражает почтение, подлизывается и раболепствует, то и дело появляется при дворе, наносит визиты вельможам, обнимает, аплодирует и льстит, любыми средствами — хорошими или гнусными — он пробирается из своего убежища и занимает любое доступное ему положение и снует то туда, то сюда.]
1810
Turbae cogit ambitio regem inservire, ut Homerus Agamemnonem querentem inducit. [Честолюбие заставляет царя подчиняться толпе, как жалуется у Гомера Агамемнон.]
1811
Plutarchus. Quin convivemur, et in otio nos oblectemus, quoniam in nobis promptu id fit. [Плутарх. Что же мешает нам пировать и наслаждаться досугом, нежели обрекать на гибель Италию? <Латинский перевод Ксиландера не отличается особой точностью, читатель может в этом убедиться, прочитав русский перевод (14).>]
1812
Jovius, Hist. lib. I. [Джовьо. История <моего времени>, кн. I.] Vir singulari prudentia, sed profunda ambitione ad exitium Italiae natus.
1813
Lib. 3, de contemptu rerum fortuitarum. Magno conatu et impetu moventur, super eodem centro rotati, non proficiunt, nec ad finem perveniunt.
1814
Ut hedera arbori adhaeret, sic ambitio, etc. [Подобно тому как плющ цепляется за дерево, так и честолюбие и т. д.]
1815
Vita Pyrrhi [Жизнеописание Пирра.]
1816
Lib. 5 de rep., cap. I. [Кн. V о государстве, гл. 1.]
1817
Ambitio in insaniam facile delabitur, si excedat. — Patricius, lib. 4, tit. 20, de regis instit. [Честолюбие, стоит только ему стать чрезмерным, легко пререходит в безумие. [Патрицци. О государственных учреждениях <Страсбург, 1608>, кн. IV, титул 20.]
1818
Imprimis vero appetitis, seu concupiscentia nimia rei alicujus, honestae vel inhonestae, phantasiam laedunt; unde multi ambitiosi, philauti, irati, avari, insani, etc. — Felix Plater, lib. 3 de mentis alien. [Прежде всего, если жажда чего-то, хорошего или постыдного, чересчур велика, это причиняет вред воображению, вследствие чего многие честолюбивые люди, любящие только себя, так гневливы, алчны, безумны и пр. — Феликс Платер <Трактат о способе распознавания, предупреждения…, исцеления и пр. («Praxeos seu de cognoscendis, praedicendis…, curandisque… tractatus», Базель, 1602)>, кн. III, о помешательстве.]
1819
Aulica vita colluvies ambitionis, cupiditatis, simulationis, imposturae, fraudis, invidiae, superbiae Titaniacae; diversorium aula, et commune conventiculum assentandi artificum, etc. — Budaeus de asse. lib. 5.
1820
В своих «Афоризмах».
1821
Plautus, Curucul. Act. 4, sc. 2. [Плавт. Прихлебатель, акт IV, сц. 2 <470–472, пер. Ф. Петровского и С. Шервинского.>]