Анатомия Меланхолии

ПОДРАЗДЕЛ VIII

Соперничество, Ненависть, Раздор, Жажда Мести как причины Меланхолии

Из этого единого корня, именуемого завистью, произрастают такие дикие отростки, как раздор, ненависть, недоброжелательство, соперничество[1703], которые служат причиной таких же несчастий и являются serrae animae, пилой для души, consternationis pleni affectus[1704], порождают чувство безысходного отчаяния, а Киприан описывает соперничество, как «моль, разъедающую душу; для таких содействовать счастью другого — сущая мука; их удел — пытать, распинать и казнить себя, снедать свое собственное сердце. Еда и питье им не в радость, они только и знают, что постоянно, денно и нощно без передышки горюют, вздыхают и стенают, и грудь их разрывается на части»[1705], и немного далее он продолжает: «Кто бы ни был тот, к кому ты испытываешь ревность и зависть, он может избегать тебя, но ты не в силах избежать ни его, ни себя; где бы ты ни был, он всегда с тобой, твой враг постоянно в твоей груди, твоя погибель в самом тебе, ты — пленник, связанный по рукам и ногам, и до тех пор пока ты недоброжелателен и завистлив, ты не в силах найти себе покоя. Это дьявольская погибель»[1706], — и, когда бы ты ни был целиком поражен этой страстью, она останется твоей / И все же нет душевного смятения более распространенного, нет страсти более обычной.

Любое общество, корпорация и частное семейство переполнено ею, она владеет людьми любого сорта, от принца и до простого пахаря, и это можно наблюдать даже и среди близких друзей; едва ли найдется компания из трех человек, в которой двое не оказались бы на противоположных сторонах, не составили бы две партии, не почувствовали бы взаимную зависть и некое simultas [соперничество], разлад, тайное недоброжелательство и скрытую враждебность. Редко когда между двумя джентльменами, живущими в деревне (если только они не близкие родственники или не связаны брачными узами), а также и их слугами не возникает соперничество, какая-нибудь ссора или вражда между их женами и детьми, их друзьями и сторонниками, какое-либо соревнование в богатстве, происхождении, первенстве и пр., вследствие чего они, подобно лягушке в басне Эзопа[1708], «которая, пытаясь сравняться размерами с волом, так долго надувалась, пока наконец не лопнула», напрягаются более того, что дозволяет им их состояние и звание, состязаясь до тех пор, пока не истратят все свое имущество на судебные тяжбы или, напротив, на показное хлебосольство, пиры и дорогую одежду, или в погоне за пышными титулами, ибо ambitiosa paupertate laboramus omnes [Это здесь общий порок: у всех нас кичливая бедность{1367}]; ради того, чтобы превзойти друг друга, они готовы утомлять свое тело и изнурять душу, и в результате, вовлекая друг друга в это соревнование или вследствие взаимных приглашений, доводили себя до полного разорения. Едва ли бывало, чтобы двое великих ученых мужей-современников не обрушивали друг на друга и на их приверженцев отвратительные инвективы: скотисты и томисты, реалисты и номиналисты{1368}, последователи Платона и последователи Аристотеля{1369}, галенисты и парацельсианцы; причем это наблюдается у всех профессий.

Честное соперничество в научных разысканиях, в любом занятии не заслуживают осуждения[1709]{1370}, это ingeniorum cos, как выразился некто, оселок для ума, кормилица ума и доблести, и благородные римляне, вдохновленные именно этим духом, совершали подвиги на поле брани. Существует пристойное честолюбие, как, к примеру, Фемистокл был вдохновлен славой Мильтиада{1371}, а трофеи Ахилла побуждали к тому же Александра{1372}.

Ни с кем не соревноваться и ничего не домогаться — признак ленивого нрава; отказываться от всего, пренебрегать, не добиваться какого-то места, почестей, должностей из-за праздности, разборчивости, опасений, робости или еще почему-то, хотя по своему рождению, положению, состоянию и образованию человек к этому призван, способен, пригоден, вполне в состоянии с этим справиться, — это бедствие и сущее наказание. Сколько денег истратили Генрих VIII и Франциск I во время своей прославленной встречи![1711]{1373} и сколько тщеславных придворных, пытавшихся друг друга перещеголять, промоталось в пух и прах, лишилось средств к существованию и умерло в нищете! Император Адриан бывал до того этим уязвлен, что убивал всех, кто смел с ним равняться[1712]; и точно так же поступал Нерон. Эта ревность заставила тирана Дионисия изгнать Платона и поэта Филоксена{1374}, а все потому, что они, как он считал, его превосходили и затмевали тем его славу[1713]; римляне отправили в изгнание Кориолана, заточили Камилла и убили Сципиона{1375}; греки подвергли остракизму Аристида, Никия, Алкивиада{1376}, чтобы изгнать их, заключили в тюрьму Тезея{1377}, умертвили Фокиона{1378}. Когда Ричард I и Филипп Французский были товарищами по оружию{1379} при осаде Акры на Святой земле, Ричард выказал себя более доблестным воином, притом до такой степени, что взоры всех были обращены на него, и это вызвало у Филиппа такую досаду (Francum urebat regis victoria, говорит мой автор[1714], tam aegre ferre Richardi gloriam, ut carpere dicta, calumniari facta), что он осуждал все его поступки и дошел в конце концов до того, что открыто бросил ему вызов; не в силах больше сдерживать себя, он, поспешив домой, вторгся в его земли и объявил ему войну. Воистину «Ненависть возбуждает раздоры» (Притч. 10, 12), переходящие затем в смертельную вражду и злобу, превосходящую ненависть и ярость Ватиния{1380}; увлеченные взаимной распрей, их друзья, приверженцы и все их потомство преследуют друг друга злейшими насмешками, враждебными действиями, оскорбительными инвективами, наветами, клеветой, огнем, мечом, так что примирить их невозможно[1715]. Свидетельством тому вражда гвельфов и гибеллинов в Италии{1381}, Адорно и Фрегозо{1382} в Генуе; Гнея Папирия и Квинта Фабия в Риме{1383}, Цезаря и Помпея{1384}; Орлеанов и Бургундов во Франции{1385}; Йорков и Ланкастеров{1386}; да что там, эта страсть не однажды достигала такой ярости, что подчиняла себе не только отдельных людей и семьи, но и даже многолюдные города; Карфаген[1716] и Коринф могут послужить тому примером; более того, процветающие королевства превращались из-за нее в пустыни[1717]. Именно ненависть, злоба, партийность и желание мести первыми изобрели все эти дыбы и колесование, бронзовых быков, орудия пыток, тюрьмы, инквизицию, жестокие законы, с помощью которых они преследуют и мучают друг друга. Как бы мы могли быть счастливы и заканчивать свою жизнь благословенными днями и в сладостном согласии, если бы могли сдерживать себя и, как должно нам поступать, покончили с взаимными оскорблениями, научились смиренномудрию, кротости, долготерпению, умели забывать и прощать и, как велит нам Слово Христово[1718], улаживали возникающие между нами мелкие разногласия, умеряли наши страсти и помнили то, к чему призывал нас Павел[1719]: «думайте о других лучше, нежели о себе, будьте единомысленны между собою, никому не воздавайте злом за зло, будьте в мире со всеми людьми». Однако, будучи такими, каковы мы есть, — столь неуживчивыми и порочными, дерзкими и надменными, раскольниками и подстрекателями, столь злокозненными и завистливыми, мы invicem angariare [поочередно чиним друг другу препятствия{1387}], изничтожаем и изводим друг друга, мучаем, лишаем покоя и устремляемся в этот водоворот горестей и забот, усугубляющих наши беды и меланхолию, навлекающих на нас преисподнюю и вечное проклятие.

1703

Late patet invidiae fecundae pernities, et livor radix omnium malorum, fons cladium, inde odium surgit, aemulatio. — Cyprian, ser. 2, de livore. [Киприан, проповедь 2, о недоброжелательстве].

1704

Valerius, lib. 3, cap. 9. [Валерий Максим, кн. III, гл. 9 <на самом деле — кн. IX, гл. 3. — КБ>.]

1705

Qualis est animi tinea, quae tabes pectoris, zelare in altero vel aliorum felicitatem suam facere miseriam, et velut quosdam pectori suo admovere carnifices, cogitationibus et sensibus suis adhibere tortores, qui se intestinis cruciatibus lacerent! Non cibus talibus laetus, non potus potest esse jucundus; suspiratur semper et gemitur, et doletur dies et noctes; pectus sine intermissione laceratur.

1706

Quisquis est ille quem aemularis, cui invides is te subterfugere potest, at tu non te ubicunque fugeris, adversarius tuus tecum est, hostis tuus semper in pectore tuo est, pernities intus inclusa, ligatus es, victus, zelo dominante captivus: nec solatia tibi ulla subveniunt; hinc diabolus inter initia statim mundi et periit primus, et perdidit. — Cyprian, ser. 2, de zelo et livore. [Киприан, проповедь 2, о ревности и недоброжелательстве.]

1707

Hesiod, Op. et Dies. [Гесиод. Труды и Дни <25–26, пер. В. Вересаева>.]

1708

Rana, cupida aequandi bovem, se distendebat, etc.

1709

Æmulatio alit ingenia. — Paterculus. poster. vol. [Соперничество питает умы. — <Веллей> Патеркул, посмертный том.]

1710

Grotius, Epig. lib. I. [<Гуго> Гроций <см. прим. 507>. Эпиграммы, кн. I. <На самом деле — стихотворение «О честолюбии» («De ambitu») из книги «Poemata» (II, 1717).>]

1711

В году 1519 между Ардром и Гизной <Guisnes>.

1712

Spartian. [Спартиан. <Адриан, 15; см. прим. 581.>]

1713

Plutarch. [Плутарх. < О душевном спокойствии.>]

1714

Joha