Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 107 из 258



ПОДРАЗДЕЛ V

Страх как причина Меланхолии

Страх — двоюродный брат печали или скорее сестра, fidus Achates [верный Ахат{1338}] и постоянный спутник, помощник и главная действующая сила, приводящая к этому несчастью, причина и симптом, как и печаль. Одним словом, сказанное у Вергилия о гарпиях[1650] я могу повторить о них обоих:

Этому мерзкому духу страха и большинству других мучительных чувств поклонялись как божеству в далекие времена в Лакедемоне[1651], и в числе прочих — печали под именем Ангероны Деи, как отмечает Августин{1339} (de Civitat. Dei, lib. 4, cap. 8 [О Граде Божием, кн. IV, гл. 8]), ссылаясь на Варрона. Поклоняясь страху, они изображали его обычно в своих храмах с головой льва[1652] и, как рассказывает Макробий (I, 10 Saturnalium [Сатурналии, I, 10]), «В январские календы{1340} у Ангероны был свой святой день, в который их авгуры и епископы ежегодно приносили в храме Волюпии, или богини удовольствий, свои жертвоприношения; это было весьма для них благоприятно, поскольку богиня могла изгнать все душевные заботы, страдания и муки на грядущий год»[1653]. Страх причиной многих плачевных последствий у людей: они краснеют, бледнеют, дрожат, потеют; он неожиданно повергает все тело в холод и жар, вызывает сердцебиение, обморок[1654]. Многие люди, которым предстоит выступить или появиться в публичном собрании или перед какими-нибудь выдающимися людьми, теряют дар речи; так Туллий признавался, что даже дрожал, когда начинал свою речь, и то же самое испытывал великий греческий оратор Демосфен, выступая перед Филиппом{1341}. От страха люди лишаются голоса и памяти, как остроумно показывает Лукиан в «Юпитере Трагике»; последнего, когда ему предстояло выступить с речью перед остальными богами, обуял такой страх, что он не в силах был произнести заранее приготовленную речь и принужден был воспользоваться подсказками Меркурия. Многие бывают настолько поражены и изумлены страхом, что они уже не ведают, где находятся, что говорят, что делают[1655]{1342}, и, что хуже всего, — он терзает их за много дней перед тем неотступным испугом и предчувствием. Он препятствует большинству благородных начинаний и вызывает у людей душевную тревогу, печаль и тяжесть. Живущие в страхе никогда не бывают свободны, решительны, уверены, никогда не веселятся, они испытывают постоянную боль[1656], с какой, как справедливо говорит Вив, не сравнится Nulla est miseria major quam metus, никакое самое большое несчастье, никакое мучение, никакие пытки; постоянно подозрительные, встревоженные, озабоченные, они по-детски падают духом, без причины, без рассуждения, «особенно если им представится какой-нибудь устрашающий предмет», как считает Плутарх[1657]. Он вызывает подчас неожиданное безумие и почти все возможные болезни, как я уже достаточно показал на примерах в своем отступлении касательно Силы Воображения[1658], и остановлюсь на этом еще подробнее в разделе об Ужасах[1659]. Страх принуждает наше воображение представлять себе все, что ему вздумается, призывает к нам дьявола, как утверждают Агриппа и Кардано[1660], и тиранствует над нашей фантазией более любого другого чувства, особенно в темноте. Мы убеждаемся в истинности этого наблюдения на примере большинства людей, Лаватер говорит[1661]: Quae metuunt, fingunt, то, чего они боятся, им как раз и представляется, то им и мнится; им кажется, что они видят гоблинов, злых духов, бесов, вследствие чего они так часто и становятся меланхоликами. Кардано (Subtil. lib. 18 [об остроумии, кн. XVIII]) приводит такого рода пример: человеку привиделось пугало, и после этого он стал меланхоликом до конца своих дней. Август Цезарь не отваживался сидеть в темноте: Nisi aliquo assidente, говорит Светоний, nunquam tenebris evigilavit [Если никого не было с ним рядом, он не мог лежать без сна в темноте]. И нельзя не удивляться тому, что представляется женщинам и детям, если им приходится пройти церковным двором ночью, лежать или сидеть одним в темной комнате, как они неожиданно обливаются потом и трепещут. Многих тревожат грядущие события, предвидение их судьбы, ожидающей их участи, как императора Севера, Адриана и Домициана, quod sciret ultimum vitae diem, говорит Светоний[1662], valde sollicitus, их ум не знает покоя, ибо им заранее известно, что им уготовано; о многом другом в том же роде мне будет более удобно рассказать в другом месте[1663]. Я сознательно не останавливаюсь здесь на таких чувствах, как тревога, жалость, сострадание, негодование, как и на тех устрашающих ветвях, что являются производными от этих двух стволов — страха и печали; вы можете больше прочесть о них у Кароло Паскуале[1664]{1343}, Дандини[1665] и др.

ПОДРАЗДЕЛ VI

Стыд и Бесчестье как причины меланхолии

Стыд и Бесчестье причиной самых неистовых страстей и горьких мучений. Ob pudorem et dedecus publicum, ob errorem comissum, saepe moventur generosi animi (Феликс Платер, lib. 3 de alienat. mentis), стыд, вызванный каким-либо публичным бесчестьем, часто приводит благородные умы в отчаяние. А «тот, — говорит Филон (lib. 2 de provid. Dei [кн. II о провидении Господнем]), — кто подвержен чувствам страха, горя, честолюбия и стыда, не ведает счастья, он совершенно несчастен, измучен постоянной тревогой, заботой и горем»[1666]. Эти чувства обладают столь же разрушительным воздействием, как и любая из прочих страстей. «Многие люди пренебрегают мирской суетой и не заботятся о славе[1667], итем не менее они бояться позора, отверженности, бесчестья (Туллий, Offic. lib. I [Об обязанностях, кн. I]); они способны сурово презирать удовольствия, равнодушно сносить горе, но они бывают совершенно разбиты и сломлены укоризной и поношением»[1668], siquidem vita et fama pari passu ambulant [видя, что жизнь постоянно идет рука об руку с доброй славой], и часто бывают так удручены публичным оскорблением, бесчестьем, словно кто-то недостойный их нанес им пощечину, или их противник взял над ними верх, или они потерпели поражение на поле боя, не нашлись, что сказать во время публичного выступления, или как будто совершили какой-то бесчестный поступок, который получил огласку, и тогда уж до конца своих дней они не осмеливаются появляться на людях, а предаются меланхолии, забившись в угол и сидя в своей норе. Причем этому подвержены как раз самые благородные души; Spiritus altos frangit et generosos [Это разрушает благородные и возвышенные души] (Иероним{1344}). Аристотель, не будучи в силах понять течение Эврипа, от горя и стыда утопился{1345} (Целий Родигин, Antiquar. lec. lib. 29, cap. 8). Homerus pudore consumptus, Гомер был поглощен этой боязнью позора, «поскольку не в силах был разгадать загадку рыбака»[1669]{1346}. Софокл наложил на себя руки, потому что его трагедия была освистана[1670] (Валерий Максим, lib. 9, cap. 12 [кн. IX, гл. 12]). Лукреция себя заколола{1347}, и точно так же поступила Клеопатра, «чтобы избежать бесчестья, когда она увидела, что ее пощадили ради триумфа победителя»[1671]. Римлянин Антоний, «после того как враги одержали над ним победу, просидел в полном одиночестве на корме своего судна, чуждаясь всякого общества, даже самой Клеопатры, и потом заколол себя, не снеся позора[1672] (Плутарх, vita ejus [его жизнеописание]). Аполлоний Родосский{1348} «добровольно подверг себя изгнанию, покинув свою родину и всех дорогих ему друзей, поскольку допустил ошибку при чтении своих поэм[1673] (Плиний, lib. 7, cap. 23 [кн. VII, гл. 23]). Аякс впал в умоисступление, поскольку было решено отдать его оружие Улиссу. В Китае самое обычное дело для тех, кому было отказано на их прославленных экзаменах или в получении искомой степени, утратить рассудок от стыда и горя (Маттео Риччи, Expedit. ad Sinas, lib.. 3, cap. 9 [Экспедиция в Китай, кн. III, гл. 9])[1674]. Монах Гоогстратен принял написанную против него Рейхлином книгу под названием «Epistolae obscurorum vitorum» [«Письма темных людей»] так близко к сердцу, что от стыда и горя покончил с собой{1349} (Джовьо в Elogiis)[1675]. Степенный и ученый священник, приходский проповедник в Алькмааре в Голландии однажды, когда он, желая отдохнуть, гулял в поле, был неожиданно схвачен поносом или дизентерией, а посему вынужден был устремиться к близлежащей канаве, однако был застигнут там врасплох почтенными дамами, прихожанками его прихода, проходившими как раз мимо того места; священник был настолько этим пристыжен, что никогда с тех пор не осмеливался появляться публично или проповедовать за кафедрой, а угасал от меланхолии[1676] (Пет. Форест, Med. observat. lib. 10, observat. 12 [Медицинские наблюдения, кн. X, наблюдение 12]){1350}. Так что стыд среди прочих страстей вполне способен сыграть роль рычага, приводящего к меланхолии.

1650

Lib. 3 Æn. [Энеида, III <214–215, пер. С. Ошерова.>]

1651

Et metum ideo deam sacrarunt ut bonam mentem concederet. — Varro, Lactantius, Aug. [И по этой причине они объявили Страх божеством, с тем чтобы он мог даровать ясный разум. — Варрон, Лактанций, Августин. <Варрон утверждает в «Antiquitates rerum divinarum», что Туллий Гостилий ввел новых богов Pavor (Трепет) и Pallor (Страх), коих римляне должны были стараться умилостивить, а еще римляне поклонялись богине Mens (Разум), дабы она даровала детям ясный ум. Это сочинение Варрона послужило источником для таких же утверждений Лактанция в его «Divinae Institutiones» («Божественные установления») и Августина в его «De Civitate Dei» («О Граде Божием», 4, 15, 23). — КБ.>]

1652

Lilius Girald. Syntag. I, de diis miscellaneis. [Лилиус Джиральди. Синтагма I, об избранных божествах. <На самом деле об этом говорится в другом его сочинении — «De deis gentium». — КБ.>]

1653

Calendis Jan, feriae sunt divae Angeronae, cui pontifices in sacello Volupiae sacra faciunt, quod angores et animi sollicitudines propitiata propellat.

1654

Timor inducit frigus, cordis palpitationem, vocis defectum atque pallorem. — Agrippa, lib. I, cap. 63. [От страха холодеют, испытывают сердцебиение, утрату речи и дрожь. — Агриппа, кн. I, гл. 63.] Timidi semper spiritus habent frigidos. — Mont. [Монтальт. <Archipathologia.>]

1655

Effusas cernens fugientes agmine turmas, Quis nunc inflat cornua? Faunus ait. — Alciat. [Видя летящий бесчисленный рой, «Кто ныне трубит в мой рог», — Фавн вопросил. — Альциати. <Эмблемы.>]

1656

Metus non solum memoriam consternat, sed et institutum animi omne et laudabilem conatum impedit. — Thucydides. [Страх не только приводит в смятение память, но и препятствует намерению ума и любым похвальным начинаниям. — Фукидид <II, 87, 4>.]

1657

Lib. de fortitudine et virtute Alexandri. [Кн. о силе духа и мужестве Александра.] Ubi prope res adfuit terribilis.

1658

Sect. 2, mem. 3, subs. 2. [Раздел 2, гл. 3, подраздел 2.]

1659

Sect. 2, memb. 4, subs. 3. [Раздел 2, гл. 4, подраздел 3.]

1660

Subtil. lib. 18. Timor attrahit ad se daemones. Timor et error multum in hominibus possunt. [<Кардано.> Об остроумии, кн. XVIII. Страх привлекает демонов. Страх и заблуждение обладают огромной властью над людьми.]

1661

Lib. 2 de spectris, cap. 3. [Кн. II о привидениях, гл. 3.] Fortes raro spectra vident, quia minus timent.





1662

Vita ejus. [Его жизнеописание.]

1663

Раздел 2, гл. 4, подраздел 7.

1664

De virt. et vitiis. [О добродетелях и пороках.]

1665

Com. in Arist. de anima. [Комментарий к сочинению Аристотеля о душе.]

1666

Qui mentem subjecit timoris dominationi, cupiditatis, doloris, ambitionis, pudoris, felix non est sed omnino miser, assiduis laboribus torquetur et miseria. <Евсевий. Praeparatio evangelica. De providentia, 2.>

1667

Multi contemnunt mundi strepitum, reputant pro nihilo gloriam sed timent infamiam, offensionem, epulsam. Voluptatem severissime, contemnunt, in dolore sunt molliores, gloriam negligunt, franguntur infamia. <Цицерон. Об обязанностях.>

1668

Gravius contumeliam ferimus quam detrimentum, ni abjecto nimis animo simus. — Plut. In Timol. [Мы переносим позор тяжелее, чем утрату, разве только если у нас очень уж жалкая душа. — Плутарх. Тимолеон <32; однако в русском переводе это выглядит совсем иначе: «Таково большинство людей: злые слова огорчают их сильнее, чем злые поступки, они легче переносят прямой ущерб, нежели глумление» (пер. С. Маркиша)>.]

1669

Quod piscatoris aenigma solvere non posset.

1670

Ob tragoediam explosam mortem sibi gladio conscivit. <Трудно сказать, откуда Бертон позаимствовал такой вариант легенды, ибо Валерий Максим пишет, что Софокл, будучи уже очень преклонного возраста, представил на театральное соревнование новую трагедию и, узнав, что он победил большинством в один голос, умер от радости (кн. IX).>

1671

Cum vidit in triumphum se servari, causa ejus ignominiae vitandem mortem sibi conscivit. — Plut. [Плутарх. <Антоний, 84–85; Бертон дает сокращенный пересказ.>]

1672

Bello victus, per tres dies sedit in prora navis, abstinens ab omni consortio, etiam Cleopatrae; postea se interfecit. <Плутарх. <Антоний, 76–77.>

1673

Cum male recitasset Argonautica, ob pudcorem exulavit.

1674

Quidam prae verecundia simul et dolore in insanium incidunt, eo quod a literatorum gradu in examine excluduntur. <На самом деле Риччи рассказывает только об одном-единственном случае, когда, не выдержав экзамена, необходимого, чтобы стать Literati, то есть мандарином, китаец сошел с ума от стыда и горя. — КБ.>

1675

Hostratus cucullatus adeo graviter ob Reuclini librum, qui inscribitur Epistolae obscurorum virorum, dolore simul et pudore sauciatus, ut seipsum interfecerit

1676

Propter ruborem confusus, statim cepit delirare, etc., ob suspicionem, quod vili illum crimine accusarent. [Он был настолько пристыжен, что тотчас впал в отчаяние, считая, что они публично обвинят его в грязном преступлении. <Бертон еще дважды упоминает этот случай во второй и третьей частях своей книги.>]