Остров

– Лев Арнольдович!

Марик встал, чтобы проводить старика к стулу. Олежек переставил из угла этажерку ближе к окну и водрузил на нее портфель.

Прежде, чем сесть, старик повернулся к Лаголеву, Натке и Игорю и отрекомендовался, чуть наклонив голову:

– Лев Арнольдович Шмейцер, нотариус.

Глаза за толстыми стеклами очков показались Лаголеву равнодушными глазами долго живущей на свете черепахи.

Устроившись, Лев Арнольдович долго копался в портфеле. Он достал несколько ручек, кипу каких-то бумаг, печать, чернильную подушечку, чистые листы, все это положил на стул рядом с собой, потом порылся в отделениях и извлек на божий свет скрепленные и подшитые бланки договоров.

– Я уж задремал в твоей машине, Костя, – сказал он надтреснутым голосом, подвигая этажерку и раскладывая часть бумаг на ее тесной поверхности, – думаю, уж что там? Потом Олег в стекло пальчиком…

– Ты, Олежек, иди, – сказал Марик подручному.

Тот, кивнув, пропал.

– Так что мы делаем? – вскинул голову Лев Арнольдович.

– Люди решили продать мне квартиру, – сказал Марик. – Замечательная семья. Уступают почти что за бесценок.

Лев Арнольдович облизнул губу.

– Понимаю, обстоятельства. – Он нацелил толстые стекла очков на Лаголева. – Квартира приватизирована?

– Да, – сказала Натка, – но продавать ее мы не хотим.

Старик-нотариус оглянулся на Марика.

– Костя, что за разнобой? Я могу выйти на какое-то время, чтобы ты уладил вопрос. Так невозможно работать.

– Не надо выходить, – сказал авторитет. – Витя сейчас уладит.

Витя шагнул от окна.

– Руку парню, – приказал Марик.

Лев Арнольдович предупредительно закрыл глаза.

– Не надо, – Лаголев вложил в голос всю силу убеждения. – Константин Иванович, мы можем договориться.

– Постой, Витя, – сказал Марик. – О чем, Саша, мы можем договориться?

– Вам лучше иметь во мне союзника, чем врага.

– Пап, я вытерплю, – сказал Игорь.

Лаголев посмотрел искоса.

– А мама?

Сын нахмурился. Натка притянула к себе его непослушную голову, зашептала что-то на ухо.

– Как включать остров, знаю только я, – сказал Лаголев, – сам по себе он не включится, иначе тут уже и Витя ваш, и вы совсем бы переменились.

Старик-нотариус открыл глаза, словно выполз из панциря.

– О чем он говорит, Костя? Ты покупаешь квартиру или что-то еще?

Марик поморщился.

– В основном, квартиру, Лев Арнольдович. Квартиру с довеском.

– Как интересно!

– И если нам негде будет жить, – сказал Лаголев, – вряд ли я смогу с вами работать. Возможно, найду способ отомстить.

Он посмотрел бандиту прямо в глаза. Словно в стену посмотрел. В пустоту. Но пустота на мгновение дрогнула.

– Я могу легко убить тебя, Александр. И всю твою семью. Вот прямо здесь, – Марик показал пальцем на пол. – Один на другом будете лежать. И никто ничего не увидит и не услышит, хоть вы криком кричите, а дело объявят загадочным и не раскрываемым. Не понятно как, но вместо живых людей объявились три трупа. Чудеса. Что можно сделать? Ничего. Перекреститься разве что. Да свечку поставить.

Он помолчал. Лаголев сощурился. Остров дышал теплом всего в одном шаге. Жалко было, что бесконтактно невозможно распорядиться.

– Кремень ты, Александр, да? – Марик неожиданно улыбнулся. – Ладно, резон в твоих словах имеется. Действительно, куда вы без квартиры? Считай, подобрел я на какое-то время от твоего острова. Лев Арнольдович, есть ли у меня подходящая для людей недвижимость? Желательно, на другом конце города.

Старик кивнул.

– Две квартиры. Одна двухкомнатная, на улице Талалихина, другая однокомнатная – на Малой Социалистической.

– А откуда у меня квартира на Малой Социалистической? – удивился Марик.

– От сестры, Костя, – сказал Лев Арнольдович.

– Ах, да.

Авторитет, размышляя, побарабанил пальцами по колену.

– Ну, что ж, значит, оформляй, – сказал он, – договор купли-продажи на эту квартиру за десять тысяч рублей и договор дарения на квартиру на Малой Социалистической…

– Дарения?

– Дарения, дарения, Лев Арнольдович. Дом там старый, на балансе у совхоза, который и сам при смерти, бывшее общежитие агротехников. Век бы его не видел.

– Мне нужны документы, – сказал нотариус. – Свидетельство о приватизации, кадастровый паспорт или техплан, паспортные данные владельцев.

– Давай, Александр, ищи, – сказал Марик. – Моя доброта на исходе.

Лаголев направился в комнату.

– В шкафу на верхней полке, – подсказала Натка.

– Понял.

Белобрысый подручный давил спиной простенок и читал какую-то книжку, чуть ли не братьев Вайнеров. Лаголев прошел мимо него. Включил свет, открыл дверцы шкафа. Страха в нем так и не было, в груди шевелились лишь недоумение и легкая обида. Как же так? – думалось ему, пока руки в автоматическом режиме сновали среди постельного белья, сорочек, носков, полотенец и вязаных жилеток и кофт. Почему вдруг появляется человек и начинает распоряжаться моей жизнью, моей семьей, моей квартирой, моим островом? Разве это правильно, разве это справедливо?

Потом он подумал: возможно, это реакция действительности на то, что остров из нее выбивается. Мир не таков, как остров. Мир холоден, дик, жесток, полон крови и сломанных пальцев. Остров послужил раздражающим фактором. И мир послал фагоцита. Фагоцита Константина Ивановича по кличке «Марик».

– Саша! – крикнула из кухни Натка.

– Уже!

Лаголев нащупал большую жестяную коробку из-под печенья. Натка хранила в ней все имеющие ценность документы. Лаголев не стал в ней рыться, а сразу определил ее под мышку, потом из ящика серванта выудил паспорта. И что? – вдруг растеряно подумалось ему. Острова больше не будет? Нет, нет, он не согласен.

– Саша! – уже с испугом в голосе крикнула Натка.

Лаголев скрипнул зубами.

– Иду!

Выхода он не видел.

Лев Арнольдович просто-таки засыпал их вопросами, аккуратно записывая в договор необходимые сведения. При этом ответы ему часто были не нужны, он все видел в бумагах. Кто считается владельцами приватизированной квартиры? А, вижу, вы и вы. Лаголев. Лаголева. Паспорт такой-то, паспорт такой-то. А ребенок включен в свидетельство? Нет, не включен. Так даже лучше. Адрес? Вижу адрес. Прописаны, соответственно, там же…

Марик зевал, плотоядно поглядывал на Натку, чесал голень. Минут через десять встал, заглянул в холодильник, угостился бутербродом.

– Это наше, – сказал ему Игорь.

– Хлебало закрой, – отрезал Марик, – по бумагам все почти уже мое. Хотя холодильник… – он смерил взглядом изделие советской промышленности. – Холодильник я поставлю нормальный. Не это чудо-юдо. Олежек!

Олежек просунул голову в дверь.

– Да, Константин Иванович.

– Вызови через Диму или Рустама «Газель» грузовую. Людей с вещами перевезти надо.

– Так вечер.

– Вызови, Олежек. Им необходимо срочно отправиться на Малую Социалистическую. Ты понял?

– Понял.

Лаголев с Наткой подписывались там, где показывал им тонкий палец Льва Арнольдовича, Лаголев пробегал глазами: «...Александр Степанович… года рождения… именуемый в дальнейшем… обязуются продать...», старик переворачивал листы: «Здесь, пожалуйста… И здесь». Затем они писали расписку о том, что получили десять тысяч рублей, хотя, конечно, никаких денег никто им платить не собирался.

– Это формальность, – жуя, невнятно объяснил им Марик. – Вы ж нищета, вам никакие тысячи впрок не будут.

Тикали часы. За окном совсем потемнело. На ночном небе, поверх крыш, высыпали звезды.

– Ну, что, – подытожил Лев Арнольдович, укладывая договора, документы и расписки в портфель, – с куплей-продажей, в сущности, все, а завтра-послезавтра я забегу в БТИ, и сделку можно будет считать юридически оформленной.

Натка торопливо завладела сдвинутыми на край этажерки паспортами.

– Так, – распорядился бандит, – жена с сыном могут быть свободны, собирайте там потихоньку вещи, скоро подъедет «Газель», будьте готовы грузиться.