Конунг

— Ярислейв! Серебро же… — Викинг как-то сразу сник и даже как-то в росте уменьшился.

Эймунд отодвинул его плечом и, не обращая внимания на Олейку, двинул к княжьему терему.

Хоть и не любил Олейко нурманов, а конунгом ихним невольно залюбовался: всё в нем ладно и справно, а движется как… Вроде бы и не быстро идет, а Олейке, чтоб за ним поспеть, чуть ли не бежать приходится. А уж в бою каков… Не дай боги против такого в сече оказаться.

Тем временем дошли до терема. Отроки поспешно подались в стороны, а Эймунд проворно взбежал по ступенькам. Миг — и только кольчуга сверкнула.

«Как у него так легко получается, — позавидовал Олейко. — Здоровенный ведь, будто мишка, а скачет — чисто белка».

В горнице князь был один. Услыхав, как скрипнула дверь, повернулся навстречу Эймунду.

— Здрав будь, конунг!

— И тебе того же, — ответил Ярослав по-нурмански. — Вот, возьми, тебе и воям твоим, — он похлопал по столу, на котором лежали два тугих мешка. — В них — серебро. По пуду в каждом. Это ведь лучше, чем шкурками, как мы уговаривались.

— Лучше, — согласился Эймунд, подхватил мешки одной рукой, взвесил и положил на место. — Что, конунг, твой брат уже близко?

Ярослав даже растерялся от неожиданности:

— Откуда знаешь?

— Знаю, — нурман холодно посмотрел на князя. — И тебе говорил, да ты не слушал. Надо было после прошлой победы найти его и добить. И Кенугард занять. Кенугард — очень богатый город… — глаза конунга на миг стали мечтательными. — Знаю, и раньше знал. Я сказал Рагнару, когда ты не захотел платить: худая будет нам слава, если мы уйдем от тебя, когда ты в такой опасности. Если он выплатит нам жалованье, как условлено, то послужим ему еще двенадцать месяцев. Ты выплатил. Мы снова твои защитники.

— Я рад, — без особой радости произнес Ярослав. — Что посоветуешь?

— Войско у твоего брата сильное, — Эймунд погладил щетинистый подбородок. — Посильнее твоего. Даже с нами считая.

— Предлагаешь бежать? — прищурился Ярослав.

— Мы, нурманы, не побежим. — Зубы Эймунда по-волчьи сверкнули. — Но остальные твои люди? Как они поведут себя, оказавшись пред остриями копий? С Бурицлавом шесть тысяч одной конницы.

— В осаду сесть?

Эймунд досадливо мотнул головой.

— Ты запрешься в городе, а люди твои? Союзники брата твоего злы и алчны: урожай твой сами соберут, а что не соберут, так потравят. Трэлей — в полон, скотину порежут или угонят. Чем будешь зимой кормиться, конунг?

Ярослав молчал. Верно говорит викинг. До жатвы — месяц.

— Что предлагаешь? — снова спросил князь.

Эймунд кошкой скользнул к двери, приоткрыл, выглянул. Затем так же бесшумно — к окну. Удовлетворенный осмотром, вернулся.

— Войско у брата твоего большое, но дикое, — сказал он вполголоса. — На нем одном и держится.

— К чему ты ведешь? — насторожился Ярослав.

— К тому, что не будет конца раздорам вашим, пока вы оба живы.

— Не понимаю тебя.

— Допустим, я сумею добраться до конунга Бурицлава, — очень тихо и очень веско произнес Эймунд. — Как мне поступить с ним? Убить его или нет?

— Как это сделать, не разбив его войска? — недоверчиво спросил Ярослав. — Предлагаешь подослать к нему отравителя?

— Я нурман, а не ромей, — Эймунд с презрением посмотрел на Ярослава. — Или, может, ты думаешь, что я — женщина?

— Я так не думаю, — поспешил оправдаться Ярослав. — Ты великий воин, конунг Эймунд! О тебе будут петь саги!

— Вот! — с удовлетворением произнес Эймунд. — Теперь ты говоришь верно. Но ты не ответил.

— Скажу так, — осторожно, тщательно подбирая слова, произнес Ярослав. — Я не стану никого винить, если мой брат князь Борислав будет убит.

— Это все, что я хотел услышать, — кивнул Эймунд. — Можешь больше ни о чем не тревожиться, конунг. Мы, нурманы, защитим твою землю.

И шагнул к выходу, не забыв прихватить мешки с деньгами.

В дверях Эймунд едва не столкнулся с княгиней, но успел посторониться и учтиво поздоровался с ней.

Ингигерд ответила и с беспокойством поглядела на мужа:

— Что сказал тебе сын Хринга Дагассона?

— Эймунд? Взял серебро и сказал, чтобы я ни о чем не беспокоился.

— Что ж, — проговорила дочь свейского конунга, опускаясь в удобное кресло. — До сих пор слово Эймунда Хрингссона было так же крепко, как киль его драккара. Надеюсь, и на этот раз он тебя не подведет.

Когда Эймунд вернулся к своим, хирдманы уже проснулись, выползли на солнышко и занялись кто чем в ожидании завтрака, который готовили трэли.

Эймунд приветственно взмахнул мешками с серебром. Ответом ему был дружный рев.

— Риккиль! — кликнул конунг своего кормчего. — Возьми и раздели как положено. Рагнар! Пойдем со мной. Потолковать надо.

Нурманы спустились к реке и устроились на берегу.

— Жарко будет, — глянув в небо, изрек Рагнар.

Эймунду Рагнар Агнарссон приходился родичем. Дедом его был Рагнар Рюкиль, сын конунга Харальда Прекрасноволосого, правнуком которого был и Эймунд. Вместе они прошли через множество виков, взяли на клинок десятки городов, и не было у конунга Эйрика никого ближе Рагнара. Даже внешне они были похожи: оба высокие, светловолосые, мощные и поджарые, с грубыми обветренными, но чистыми, без шрамов лицами. Последнее говорило об их великом воинском умении. Силой Рагнар ничуть не уступал брату, но Эймунд был быстрее и проворнее. Во всем хирде не было никого, кто мог бы справиться с конунгом. Вторым же был Рагнар.

— Жарко, — согласился Эймунд. — А будет еще жарче.

Рагнар вопросительно взглянул на своего конунга.

— Бурицлав идет, — сказал Эймунд.

— Ага. То-то Ярислейв так расщедрился. Небось уже полные штаны наложил.

— Зря говоришь, — остановил брата Эймунд. — Конунг — не трус. В прошлой битве он дрался в первых рядах.

— Ну да, — согласился Рагнар. — А мы спасли его шкуру, когда Бурицлавов гридь достал его ногу.

— Он нам платит, — напомнил Эймунд.

— Вижу я, поход Бурицлава для тебя не новость, — помолчав, заметил Рагнар.

— Не новость, — согласился Эймунд. — Мой Риккиль еще зимой потолковал с купцами-данами, что ходили в Киев. И у меня есть соглядатай в Смоленске. Месяц назад он прислал весть.

— А я не знал, — укорил брата Рагнар.

— А зачем тебе знать? — усмехнулся Эймунд. — Это я из Ярислейва серебро выжимаю.

— И то верно, — согласился Рагнар. — И много с Бурицлавом воинов?

— Много. На каждого из нас не менее дюжины придется.