В чужой голове

– Видимо, мне еще и оскорбления в свой адрес хочется слушать, раз ты все это говоришь.

– А вот тут желание не важно. Тебе надо это слушать, надо говорить хотя бы с кем-то. Всем нужны друзья, Саша. Особенно тем, кто смотрит на грязь этого мира.

–Алекс, с кем и о чем мне говорить, если детали дела можно разглашать только вовлеченным, члены Ассоциации должны быть изолированы от влияния друг друга, а нормальные люди просто не могут понять наши проблемы?

– Никто не может до конца понять проблемы другого человека, но это не мешает людям делиться ими друг с другом. Так они снимают груз с плеч. И не обязательно говорить о деле. Когда ты последний раз с кем-то в кино ходил? В кафе?

– Чтобы читать мысли других людей?

– В гости?

– А там, что, людей нет?

– Так не обязательно читать чертовы мысли! Ты меня вообще не слышишь!

– К несчастью, слышу, поэтому и начинает голова болеть. Пей свой шоколад и вали, – я поставил перед ним кружку и сел напротив. Признавать вслух, конечно, не стал, но ромашковый отвар всегда помогал мне расслабиться, что было очень кстати.

– Пей давай и говори: зачем полез в воспоминания того мужика сейчас?

– Я не понимаю, зачем меня позвали его допрашивать: дискредитировать работу телепата можно только во время официального расследования, но самоубийство расследовать не будут.

– Но это же не самоубийство.

– Так считает М. Вернее, он не подумал о том, что его брат мог покончить с собой. К тому же, если это самоубийство, то я не понимаю, как именно он умер: от снотворного? От яда? Может, из-за болезни? Почему сначала меня позвали допрашивать подозреваемого, а потом сказали, что жертва – самоубийца?

– Хочешь узнать? Уверен: хочешь – будет весело. Да и тому пухлику высокомерному насолить сможем.

– Хочу, конечно: подпорченная репутация мне не нужна в самом начале карьеры. А причем здесь этот Игоревич?

– Бесячий больно и высокомерный. До девчонки домогался, но она его отшила.

– С чего ты взял?

– Он подумал, что она – ничего не стоящая молоденькая девчонка, получившая свои хорошие оценки через постель или еще как. Подкатил к ней, она отшила, ясное дело, но не донесла куда следовало. Теперь …

– А факты будут или у нас тут собрание сказочников?

– А ты с ней кофе выпей и узнай. Заодно и про дело что-нибудь спроси.

– Я думал, что она не любит кофе...

– Не тем местом думал, видимо, – мальчишка продолжал смотреть на меня чуть свысока, кривил губы в ехидной усмешке и причмокивал от удовольствия. Его черные глаза всегда пугали: они казались бездной, в которую я мог провалиться в любой момент. Если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз.

– Если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз. – я понял, что сказал, только когда Алекс закашлялся.

– Это ты так в любви признаешься?

– М. услышал эти слова, когда посмотрел в глаза брата. – под враз посерьезневшим взглядом, пришлось пояснить – М. посмотрел в открытые глаза своего мертвого брата и услышал эти слова.

– Как интересно, – улыбка напротив будто разрезала лицо пополам. – А самое интересное здесь то, что я об этом не знал.

– Ч-ч-т-как?

– Вот и мне интересно.

Глава 5

Алекс хмуро смотрел на стол в комнате и, кажется, пытался что-то увидеть. Я сидел рядом и пытался связать все, что знаю. Получалось как-то плохо.

М – Михаил нуждался в деньгах родителей – ленивый геронтофил среди педофилов – и не особо любил брата, но стал бы убивать его? Не было похоже, что он социопат или обладает сверхспособностями, а его интеллектуальное развитие и любовь потакать своим желаниям сделали из него очень плохого ученика, поэтому за это взялся бы только телепат или эмпат очень высокого уровня. Сомневаюсь, что денег хватило бы на оплату слуг. Да и когда же начались в таком случае уроки? Месяц назад? Два? Полгода?

И зачем тогда вообще это «самоубийство»? Судя по месту обнаружения тела, это – убийство: кто-то наследил своими ботинками на полу, был подозреваемый, был допрос с моим участием. Без оснований телепатов-консультантов не вызывают. Основанием могло стать вскрытие или внешние повреждения тела, свидетельствовавшие о насильственной природе смерти. И, раз меня вызвали, то либо первое, либо второе было, но комиссия сказала, что жертва проходит как самоубийца.

– Тут возможны несколько вариантов, – продолжил мои мысли Алекс. Очень вежливая галлюцинация, да. – Дело надо замять, потому что подозреваемый – крупная шишка. Дело надо замять, потому что – за этой смертью стоит что-то крутое. Дело надо замять, потому что убийца – полицай.

– Или они просто хотят дискредитировать нас, чтобы продвигать своих ручных шимпанзе на таблетках.

– Или так, – мальчик повернул голову в сторону зашторенного окна. – Почему ты всегда прячешься?

– Потому что не хочу, чтобы на меня смотрели? – Я могу стать очень неприятным на свету.

– Итак, с чего начнем? – Алекс резко повернул голову в мою сторону, его сменили цвет на рыжий, по губам начала расползаться шкодливая улыбка.

– С жертвы разумеется. Мы же знаем, как туда дойти.

***

Мальчишка хотел пойти сразу, как мы закончили медитировать над столом, мне удалось его отговорить. В квартире ночью всегда душно и, чтобы сон был глубже, я открывал окна. Мне нравилось смотреть как ветер слегка колышет шторы, становящиеся почти черными в свете уличных фонарей.

Алекс казался самым обычным — настоящим — ребенком, кузеном, который настолько соскучился, что пробрался в комнату к старшему, чтоб подурачиться перед сном: он притащил откуда-то кучу подушек и два одеяла, соорудил гнездо и улегся, довольно щуря голубые глаза.

Я смотрел на полосы света, быстро бегущие по шторам. Они казались мне прозрачными, ненастоящими и, погружаясь в сон, я тоже становился все менее и менее реальным.

***

Учитель жил в хорошем районе: чистый двор, цветочки, заборчик, бабушки на скамейках – пастораль. Алекс «спал» и приходилось самому отпускать ехидные комментарии. На улице помимо вездесущих бабулек были и молодые девчушки. Приглядевшись, я узнал одну из них: М. засматривался на ее ноги, когда шел к брату.

Девушки, будто почувствовав мой взгляд, повернулись и смущенно заулыбались: видимо, им просто нравился интерес мужчин постарше. Я подошел и, вот удача, на меня сзади налетел какой-то мальчишка – подопечный одной из них. Он покачнулся, замахал руками и вскрикнул (как дети делают все это так быстро?), но успел вцепиться в рукав моего пальто и сумел устоять на ногах. Я протянул руку и чуть поддержал его.

–Ой, простите, пожалуйста! – девушка-не-ноги заулыбалась шире и захлопала ресницами. – Витенька, ты в порядке?

–Ммм…–мальчик зажевал нижнюю губу и посмотрел на нас исподлобья. Он сжал рукав пальто и перевел взгляд на меня, насупившись еще больше. Девушка бы увидела, что ее подопечный не в порядке, если б посмотрела на него дольше секунды. Но нет

– Лиза, конечно, нет, – девушка-ноги хмуро зыркнула на подругу и подошла к ребенку. – Витя, тебе стоит быть аккуратнее и не бегать так быстро, хорошо? – мальчик кивнул, девушка улыбнулась. – Умница, а теперь скажи, ты нигде не ушибся?

–Н-нет,–мальчик будто нехотя перевел взгляд на девушку. Мы с не-ноги продолжали стоять и молчать, словно декорация в плохом фильме. Я провел рукой по голове ребенка и состроил максимально дружелюбное лицо.

–Собираешься стать полицейским? — мальчик резко повернул голову в мою сторону.

–Нет, а что?

–Стремление защищать – одно из важнейших качеств для этой профессии, – я улыбнулся и мягко отцепил его руку от одежды. – Если будешь хорошо учиться и примерно себя вести, я порекомендую тебя в отдел, когда подрастешь.

– Дядя, а вы полицейский? – как резко поменялся тон! Ты посмотри: только что готов был драться лезть, а уже все – запал прошел, сплошное уважение. И как это привили в таком юном возрасте?