Роман о Лондоне

У Ораса Берне все еще смешнее. Он изобразил французов в Египте, среди страшных, раскаленных и бесконечных песков. Их отступление в пустыне. Все устали, многие больны, они обливаются потом и едва ползут под беспощадным солнцем. А он где? Наполеон? Он вышагивает впереди колонны, в генеральском мундире с иголочки, безукоризненно одетый. Правая рука засунута за борт мундира. Наполеон — в его знаменитой позе. Солдаты взмокли, едва, дышат, а его словно овевает свежий ветерок, долетающий из зеленых оазисов, у него мраморное лицо — а мрамор, как известно, пот не прошибает. И прекрасней всего, что в той страшной пустыне свой взор он устремляет прямо на нас. Его прекрасное лицо, обращено с картины к нам, он даже не глядит себе под ноги. В то время как другие изнывают от жары, он, и это просто поразительно, вышагивает будто на параде. Конечно, он может идти, как ему вздумается: шаг правой ногой вперед, левой — в сторону, а впереди, между ногами — сабля. Он все может. Может даже из далекого Египта смотреть нам прямо в глаза, не потеть под палящим солнцем в Египте. Даже солнце подвластно этому большому N.

Когда разговор принимал подобный оборот, поляку Ордынскому изменяла выдержка, и он повышал голос. Кричал, что этот русский, мол, не может смириться с тем, что Наполеон взял в плен князя Репнина и вступил в Москву. — Вполне вероятно, — желчно отвечал Репнин, — хотя император быстро покинул Москву, а князь Репнин вступил в Париж. Дело не в том. Речь идет о картинах, которыми все кончается, все, что некогда происходило, — и прекрасное, и безобразное, и смешное, и досадное. О лжи прошлого, которая хуже всего оборачивается для тех, кто о ней умалчивает.

Посмотрите на этого корсиканца, 13-го вандемьера, когда он подавил нападение на Конвент. Он, отказавшийся бороться против роялистов. Сам будущий император Франции. Возле церкви Сант-Рош он бил картечью из пушек по толпе в интересах того, кто сверг и гильотинировал Робеспьера и Сен-Жюста. В интересах Барраса, величайшей шлюхи Парижа того времени, коррупционера и негодяя, аристократа. Каков же он на этом портрете?

Восседает верхом на белом коне, кругом орудийный дым, а конь даже не шелохнется, хотя всего в двух шагах от него грохочут пушки. Какое величественное спокойствие. Какие треуголки. Какие перья на них. И что же такое революция? Новая мода на шляпы, с плюмажем, даже в армии. А кучи мертвых — это все французы.

Победителем в тот день оказался убийца Робеспьера. Самый безнравственный аристократ того времени: Баррас.

А разве могло быть иначе? — смешавшись, спрашивал Ордынский. Этот молодой генерал обладал железной волей. Железная воля была и у Барраса. Воля покоряет мир. Наполеон обладал и твердой рукой, к тому же он был гением, читавшим Плутарха и Цезаря, и, отправляясь в Египет, окружил себя учеными и философами.

Дорогой друг, писал Репнин Ордынскому в своем прощальном письме, в последнее время, слава Богу, установлено, что N, может, и являлся военным гением, но в интеллектуальном смысле далеко отставал от многих своих современников. Однако, мне кажется, мы уже достаточно наговорились. Я бы хотел обратить ваше внимание еще лишь на его небрежный почерк. Взгляните на записку от 13 брюмера, III года Революции. Какой жалкий почерк, а почерк многое говорит о человеке. Известно ли вам, между прочим, как тогда подписывался этот француз, погубивший по меньшей мере миллион французов? Он подписывался: Buon-apart.

Вы не любите французов, князь! Вы не можете забыть, что этот француз брал Москву! — снова воскресало в памяти Репнина восклицание поляка, желавшего закончить спор, словно партию в шахматы.

Репнин глядел на него с грустью.

Вы ошибаетесь, пан Тадеуш. Мы, русские, любили французов. И я люблю французов. Я хотел лишь вам внушить, что сходство с Наполеоном можно обнаружить только на эскизах, карандашных — особенно на том египетском эскизе, который сделал Дютертр, долго наблюдавший Наполеона вблизи. И этот этюд представляет нам совсем другого Наполеона. На этом этюде, сделанном с натуры, с близкого расстояния, у Наполеона совсем другая голова, другое лицо, другой нос.

Раздосадованный, что Репнин не отдает должное его картинам, прекрасным копиям, приобретенным в Париже, Ордынский раздраженно твердит: Репнин просто ненавидит Наполеона. А кого же тогда он любит? Наполеон — величайший солдат во всем мире и во всей истории. Репнин воевал в первую, а Ордынский во вторую мировую войну. Они обязаны преклоняться перед этим великим, несчастным солдатом и чтить его память.

Я предпочитаю маршалов Наполеона, — отвечает на это Репнин. Революция их породила в таком огромном количестве, что просто диву даешься. Революция выдвинула целый ряд замечательных стратегов. Франция всегда была родиной великих полководцев. С чего мне ненавидеть этого корсиканца? Нет у меня к нему ненависти! Однако поистине великим он был лишь в амурных делах.

Я отдаю предпочтение таким воинам, как маршал Ней. Кавалерист, которого меньше всего занимала собственная жизнь, как и собственная жена, кстати, ему изменявшая. Его единственной заботой была Франция.

А если хотите, еще больше я преклоняюсь перед другим Наполеоновым воином, перед Дезэ. То, что Наполеон вступил в Москву, на то была наша русская воля. Он угодил в западню. Впрочем, большая часть наполеоновской армии, отправившейся в Россию, состояла, как вам известно, не из французов. Почти вся Европа тогда хлынула на Москву.

Мне бы хотелось убедить вас, что у французов были генералы и получше Наполеона. Гош, например. Подумать только! Двухлетним ребенком он остался без матери. Вырастила его тетка, парижская торговка. Мальчик из бедной семьи, он пел в церковном хоре. Потом стал конюхом. Восемнадцати лет его призвали в армию. Потребовалось всего три года, чтобы Гош стал унтер-офицером, капитаном и генералом. В возрасте двадцати пяти лет он принял командование армией на Рейне и бил врага везде, где тот появлялся. Его обвинили в диктаторских устремлениях. Сен-Жюст этому поверил.

Это ничего не значит, отвечал Ордынский. Французские генералы возникали в революционные дни, как грибы после дождя. Гош был гениален, но не идет ни в какое сравнение с Наполеоном. Наполеоновские маневры на поле боя — бессмертны.

Да, да, пан Тадеуш, однако я бы заметил, что тот мальчик из церковного хора, воспитанник тетки-торговки, тот конюх, выйдя из тюрьмы, первый понял, где будет решающее сражение для Франции. Не в Италии, а в Германии. На Рейне. Но Наполеон был любимцем Барраса, а Гош — любимец Карно, с которым по праву связывали победу Революции, но который по положению был ниже Барраса. Позволю себе еще прибавить, что почерк Гоша не похож на каракули. Буквы у него четкие, словно высеченные саблей. Любопытно, что ни один революционный генерал не пострадал так, как пострадал от клеветы Гош. Попал в тюрьму и умер при таинственных обстоятельствах. Ему было двадцать девять лет.

А как вам, пан Тадеуш, среди прочих представляется Дезэ? С моей точки зрения, — это самый удивительный революционный генерал. Наполеон пряди своих растрепанных волос забирает хотя бы шелковой петлей. У Дезэ и того нет. Усы у него торчат во все стороны, будто у зайца. А сам длинный, как Дон-Кихот. Когда сидит на коне, ноги почти волочатся по земле. На совещаниях правую руку, как и Наполеон, закладывает за борт офицерского мундира. А кому первому пришло в голову так держать руку? Ему или Наполеону?

С виду Дезэ похож на огромного кузнечика. Кузнечик войны. И на треуголке у него столько перьев, что, похоже, они растут прямо из головы. У него чудные глаза. И печальные складки возле губ. По рождению он аристократ. Все родные его эмигрировали за границу. А он преданно служил революции. В революции его, говорят, восхитили идеи справедливости и надежды. Он, а не Наполеон, завоевал и смирил Египет. Мусульмане любили его и называли — любящим справедливость султаном. И как бы странно это ни казалось, под Маренго тоже победил не Наполеон, а он. Наполеона разбили. Это вынуждена признать и история. Наполеон со своей армией отступал, когда прибыл Дезэ. Наполеон было направил его в сторону Генуи, но Дезэ услышал пушки под Маренго. Бонапарт и все его генералы были за отступление. Сражение, говорили они, уже проиграно. Почему? — спросил этот длинноногий и длинноносый человек. Что из того? Пусть сражение проиграно, но сейчас ведь еще всего три часа пополудни! У нас есть время, чтобы до вечера выиграть следующее сражение! И они его выиграли. Маренго — самая блестящая победа Наполеона? А надо бы сказать — победа Дезэ! Дезэ погиб, сражаясь во главе своих солдат. Памятником ему стали Альпы. Он и похоронен в Альпах.