Страница 5 из 60
На что Удод пробует опираться в этих попытках? Характерной особенностью человека — конечно, если в нём таковая выражена с достаточной силой — является хранимый в его сущности прообраз того, кем человек мог бы и должен бы стать. Аттар, обращаясь во введении от своего лица к птицам, указывает одновременно и на эту особенность, призывая на неё опираться, и на индивидуальные склонности каждой птицы, приведшие её в тупик. Тупик — это слепота в отношении своей настоящей бытийной ситуации и отсутствие практических шансов полностью выйти из неё только за счёт собственных сил. Птицы не могут трезво и отстраненно оценить себя именно из-за набора качеств и предпочтений, которые обусловливают типичные способы искажения идей, связанных с духовной практикой, и провоцируют следование ошибочному образу жизни. Однако, рассказывая о себе, птицы демонстрируют и наличие, и характер этих искажений, которые далее становятся объектом внимания Удода, взывающего к интеллекту и совести участников собрания. Беспристрастный взгляд на своё состояние и свои представления является лейтмотивом этой части, и Аттар предлагает каждому задуматься о его индивидуальной манере «отдаляться от понятий» и о том, что большинству людей свойственно очаровываться и засыпать, даже имея на вооружении верные понятия. Поэтому фраза, которую Удод произносит, отвечая на длинный пассаж Куропатки — «чувствующий аромат не нуждается в цвете», — содержит, несомненно, напоминание и призыв к прорыву через пелену чрезмерно чёткого и оформленного, через сетку даже самых правильных интеллектуальных построений к непосредственному переживанию реальности.
Наконец, автор подводит нас к рассказу о Санаане, завершающему первую часть поэмы. Искусство, с которым создаётся контекст восприятия этого сюжета, удивительно.
С одной стороны, Аттар помещает читателя в зону мощного, утончённого мистического влияния, а с другой — напоминает ему, что нет для человека никаких шансов обрести свой путь без простоты, серьёзности и открытости, свойственных лишь дружеским отношениям (Аттар посылает своему герою единственного друга, который и помогает — милостью Божьей — своему наставнику, Санаану). История Санаана, самая длинная в поэме и довольно сложная своими подтекстами, начинается с того, что шейх Санаан видит тревожный сон, в котором он совершает необъяснимые и недозволенные поступки. Шейх обеспокоен: и в своих глазах, и в глазах учеников он обладает высоким статусом, или — в терминологии суфиев того времени — пребывает на высокой стоянке. Во сне Санаан так сильно увлечён некой девушкой, что даже начинает добиваться её взаимности. Для Санаана, пытающегося разгадать символику сновидения, это свидетельствует о том, что он пребывает в заблуждении относительно своей истинной стоянки и что ему предстоят тяжёлые испытания. Однако шейх считает делом чести не избегать трудностей и направляется в христианскую Византию (Рум), чтобы узнать точное толкование сна. Аттар проводит своего героя через цепочку испытаний — шейх, достигший преклонного возраста, влюбляется, как ветреный юноша, в девушку и, на первый взгляд, ничего не может противопоставить своему чувству. Затем шейх, принуждаемый христианкой, отрекается от ислама и принимает христианство; у него нет денег на свадебный подарок возлюбленной и он должен пасти свиней по её требованию целый год. Влюблённого пира покидают его мюриды, а весь Рум обсуждает его историю...
Эта повесть оказывает сильное эмоциональное и вдохновляющее действие. Более важно то, что она в какой-то мере является ключевой для постижения ряда принципов ирфана в чисто практической области, а именно в области духовных усилий. Птицы оказываются настолько воспламенены этой историей, что наконец вырываются из безопасных и уютных гнезд своих привычек и представлений, чтобы отправиться под руководством Удода на поиски своего Господина. Птицы приступают к расспросам о том, чего ожидать им в дороге и как себя вести, открывая тем самым новую часть поэмы и собственной истории в ней.
Вторая часть — это перекличка доводов птиц, назидательных пояснений Удода и рассказов Аттара, как совсем кратких, так и довольно ёмких, благодаря чему начинают формулироваться многие положения системы духовного воспитания. Вопросы и доводы птиц в своём большинстве связаны с возникающими в них сомнениями, противоречиями разного рода и неизбежностью, необходимостью внутренней борьбы, на которую у многих не хватает воли, а у кого-то просто нет желания что-либо менять. Удод своими ответами мотивирует птиц, а иногда отмечает и то, что требует пристального внимания. Его новые ответы естественным образом дополняют введение метафизических идей психологическими оттенками, с которыми необходимо иметь дело уже не только в теории, но и на практике.
При этом автор оставил Удоду функцию назидательную, дидактическую. Сам Аттар, по сути дела, опирается на образную и символическую логику притч и образов, оживляя справедливые упреки и поучения Удода и достигая требуемой смысловой полноты или же создавая ситуативный рисунок. Именно благодаря этому перед нами разворачивается богатая панорама оттенков суфийского направления, которому Аттар, видимо, следовал сам. Аттар показывает себя несравненным мастером иносказаний и аллегорий.
Нет сомнений, что каждый сюжет содержит ясный смысловой стержень, который часто открыто именуется. Однако попытки полной вербализации, попытки исчерпать объяснениями этот смысл почти всегда обречены на провал. Более того, иногда подобные попытки могут являться покушением на замысел автора и на создаваемый им контекст духовых усилий. Этот контекст вполне традиционен, он ортодоксален в лучшем значении этого слова, и он предполагает не только честный анализ негодных качеств собственной натуры и стойкую борьбу с ними после такой фиксации, но и развитие утонченных оттенков своего состояния. И в этой же части Аттар начинает вводить метафизические полутона и нюансы.
С самого начала, опираясь на Коран и хадисы, Аттар говорит о наличии завес между человеком и Богом, человеком и Реальностью. Воспринимая эту аксиому, его читатели разделяются на два лагеря. Для кого-то завесы или завеса — обычный факт из области умозрения. Для этой категории людей Реальность останется скрытой, вне зависимости от их мнений о ней. Надежда появляется у тех, чьё сердце «лишается равнодушного покоя» при упоминании о завесе и при дальнейшем размышлении о ней. Птицы спрашивают Удода: «Трудно нам стремиться к Богу, кто Он нам? Знай мы о наших с ним связях — наверное, нам было бы легче».
Удод даёт некоторые пояснения, но для движения этого оказывается недостаточно. Нужно научиться намеренно, совершенно сознательно страдать— «брось праведность, брось простоту, нужны только боль и несчастья». Эта фраза звучит рефреном во всей поэме, давая указание на один из основных методов движения по пути. Значения боли и страдания обыгрываются Аттаром с самых разных сторон и в ряде случаев даже задают эмоциональные эквиваленты метафизических идей, формулировка которых становится доступной после анализа контекста. В этой связи уже неудивительно, почему Аттар очень сдержанно поясняет, что же в точности он имеет в виду, прибегая к очередной аллегории— «если у тебя болит, ты поймёшь многое сам». Небезынтересно отметить, что каждый реально сделанный шаг что-то меняет в душе идущего, и хотя за переживанием сохраняется его прежнее название — например, боль, или изумление, или сожаление, — но само переживание меняет свою природу, потому что связано с качественно меняющимся содержанием. В частности, болезненные переживания, возникающие при преодолении своего самолюбия, эгоизма — это одно, а сострадание, сопереживание ситуации того, кто прежде шёл рядом и начинает засыпать — это другое. Фактически, Аттар предписывает идущим целый диапазон страданий.
Может показаться неожиданным, что второй важнейшей способностью является способность к радости. До актуализации этой способности нужно суметь вырасти, ибо это не знакомые недоумевающим птицам житейские радости, это переживание изливающейся из центра человеческого существа эманации, не связанной ни с вещами, ни с объектами интеллектуальной сферы. Джунейд говорит в поэме: «У кого есть постоянная радость в сердце, тому значительно легче двигаться по пути, хотя благо идущему, по моему мнению, несёт только разочарование».