Раннее

– О жизни.

Но подумать мне не дали. Зазвонил телефон.

– Аллё, Вовик?

– Ты, Слава?

– Во. В этот раз узнал. Я чего звоню-то…

– Чего?

– У нас это… праздник. У Серёги – ну, помнишь, такой усатый – сын родился.

– В Хабаровске?

– Нет, почему в Хабаровске. В Уфе.

– А празднуете где?

– Да тут же, у Игоря. Только Светки с ключами почему-то нет.

Ну, она придёт, никуда не денется. Так. А чего ж я хотел сказать? А, да… Ты приходи.

– Ага.

– И старичка приводи с собой. Он смешной очень.

– Приведу, – сказал я и снова вспомнил размозжённую голову Хлатта, лежащую на белой разделительной полосе.

– Ладно, до встречи. Приезжай.

Никуда я ехать не собирался.

Тем более что в тот же момент опять вздрогнул от телефонного зуммера.

– Да.

– Это я.

(Я уже понял, что это ты, Маргарита)

– Пожалуйста, перестань мне звонить.

– Почему?

– Это ничем не кончится.

– Я была бы с тобой счастлива.

– Ты так думаешь, пока меня с тобой нет. Мы уже проверяли это однажды.

– Но тогда я ещё не знала, что не смогу без тебя жить.

– Теперь знаешь?

– Да.

– Прекрасно, – и я повесил трубку.

Почему-то женщины, стоит им сойтись со мной, начинают меня ненавидеть, а бросив меня, понимают, что совершили ошибку. Хотя, честно говоря, этот феномен мало меня волновал.

– Где ты, Анита?

– Я здесь, хозяин.

– Приготовь чего-нибудь поесть.

– Ой… Так неохота…

– Не переломишься.

– Ну ладно, – Анита встаёт на задние лапы и с деловым видом шествует на кухню.

И тут снова звонит телефон.

– Кто? – спрашиваю я сразу.

– Один человек.

Ответ совершенно бессмысленный – я знаю, что кроме Аниты, в этом мире нет ни одной говорящей собаки.

– И что вам нужно?

– Не принимайте мои слова в штыки, пожалуйста. У меня к вам деловое предложение.

– А может, вы все-таки представитесь?

– Попозже. Мы осведомлены о ваших деловых способностях.

– А я – нет. Что дальше?

– Ваши предложения всегда приносят огромную прибыль. Чем вы это объясните?

– Погодными условиями, – отвечаю я. – Чего вы хотите?

– Если вы согласитесь работать с нами, вы будете иметь доходы, не сравнимые с вашей теперешней зарплатой.

– Мне не нужно так много денег.

Он смеётся:

– Что же вам нужно?

– Я хочу никогда больше не слышать вашего противного голоса, – я вешаю трубку.

Если бы я знал, кто это, я бы просто пошёл и набил ему морду.

За что? Не знаю. Наверно, у меня просто плохое настроение.

12. Прогулка

Приготовленное Анитой блюдо она назвала помидорами по-флотски, хотя помидорами там и не пахло. Оригинально до невообразимости, но достаточно вкусно. Сама она есть не стала, пояснив, что отныне калорийного не ест – заботится о фигуре. Я хмыкнул, а она надула губы и за всё время, пока я пожирал это её произведение искусства, не промолвила ни слова.

По-моему, у неё что-то не то с головой. Когда я спросил, как теперь быть с ошейником, она сказала, что не будет против, если я его на неё надену, потому что ей приятно, когда ей верховодит такой симпатичный мужчина, как я. При этом она издала пронзительный смех, от которого загудели уши, и игриво задела моё плечо передней лапой.

Анита меня начинает раздражать.

Итак, я надел на неё ошейник, и мы отправились на вечернюю прогулку.

Анита все время забегала вперёд, путалась под ногами и разговаривала обо всяких глупостях, пугая этим прохожих.

– Хозяин, а мы пойдём в магазин?

– В какой магазин?

– Мне нужно купить что-нибудь из одежды.

– Что за фантазии, Анита? К тому же все магазины уже закрыты.

– Да? – и наступала пауза до тех пор, пока Анита не придумывала ещё какой-нибудь дикости.

Вообще, на прогулке не встретилось ничего примечательного.

Только один прохожий спросил, где ему найти офис фирмы "Глукосервис". Я объяснил и сообщил, что "Глукосервис" – лучшая фирма в мире.

– Я знаю, – ответил он.

Вернувшись домой, я не стал раздеваться, а сразу грохнулся на диван и заснул. Кто знает – может, сегодняшний день – последний спокойный день в моей жизни. И почему эта мысль промелькнула в моей голове?

13. Воскресенье

Разбуженный очередной истерикой телефонного аппарата, я был взбешён. Вернее было бы сказать – не разбужен, а поднят с постели, потому что проснувшись часов в пять утра от того, что сросшаяся много лет назад кость стала ныть, я заснуть толком так и не смог.

– Аллё! – завопил я в трубку.

(Главное, чтобы на том конце провода поняли, что я не шучу)

– Здравствуйте, – спокойно сказали мне. – Это тот, кто звонил вам вчера вечером.

– Ты, Слава? Ты уже протрезвел?

(А потом я вдруг понял, что это не Слава)

– …А-а, это вы. Я же сказал, чтобы вы заткнулись.

– Вы меня не поняли вчера.

– Я всё прекрасно понял! Мне не нужно ничего кроме того, что у меня есть.

– А что вы так волнуетесь?

– Это мои личные проблемы. Прекратите мне звонить!

– Не вешайте трубку…

Когда я услышал эти слова, я её, разумеется, тут же повесил.

Взглянул в окно, пытаясь понять, почему в комнате так мрачно. И понял причину ночной боли в ноге – всё небо было забито тучами до отказа, как и позавчера.

Мне вдруг страшно захотелось плюнуть в потолок, и не сделал я этого только потому, что знал – у меня не получится.

Снова звонок. Снимаю трубку.

– Слушай меня, ТЫ, – говорят мне, и я опять готов вернуть трубку на место. – Тот, кто не принимает моих предложений, кончает плохо. Ты считаешь, что показал мне фигу?

– Так точно, – сказал я. – Если скажешь ещё хоть слово, я отключу телефон, и можешь сколько угодно беситься у своего аппарата.

– Тебя ждут неприятности.

– Прекрасно. Я тоже их жду.

– Идиот.

– Взаимно.

На этот раз первым повесил трубку он.

В конце концов, какие у меня могут быть неприятности? Смерть? Так ведь это сущая безделица не только для меня, но и для любого здравомыслящего человека. Пытки? Я перенёс много страданий всякого рода за свою недолгую жизнь, и то, что меня лишний раз погладят утюгом по головке, как-то не впечатляет. Может, они причинят боль моим близким? Но у меня нет близких!

Я подумал об этом и вдруг почувствовал, насколько одинок.

Единственное близкое мне существо – говорящая собака. Но ведь это неестественно – вроде как игрушечный человек. Я весь пропитан желчью, которая не знает выхода. Я – великовозрастный ребёнок, который обиделся на свои игрушки.

– Хозяин! Ты проснулся? А у меня завтрак готов.

– Прости, Анита, что-то не хочется.

– Ты уходишь?

– Погуляю.

– В такую погоду?

А что особенного в погоде за окном? Всего-навсего дождь. И я только глубже закутываюсь в куртку.

Сажусь в СААБ. Еду – как всегда, ещё не зная, куда. Дворник елозит по стеклу то вправо, то влево и ещё больше навевает тоску… Какое-то гиблое чувство.

Я не могу понять причину этой тоски. Неужели только одиночество? Нет, мне кажется, что я упустил что-то неуловимое, скользкое, прекрасное, даже не заметил, и сейчас не могу понять, где и когда это случилось.

Машина выезжает за город, и мне становится ещё тяжелее. Я никогда не любил деревни. Ассоциировались они у меня с плесенью, грязью, обветшалостью, с извечными и бесполезными ковыряниями в огороде, от которых кожа становилась сухой и шершавой, напоминая кору старого дерева, со стариками и старухами, которые давным-давно выжили из ума, ну, в крайнем случае, с мужиками, волосы которых выцвели на солнце, а улыбка с годами поглупела и превратилась в демонстрацию гнилых зубов.

Я остановил машину. Вышел и подошёл к ближайшему забору – покривившемуся, кое-как покрашенному тёмно-зелёной краской. Собаки во дворе не было. Отворил калитку и направился между грядок к дому. Всё было так, как я себе и представлял. Дом прогнил насквозь, и нижние венцы погрузились в землю, обрастя травой. Наличники, прежде белые, теперь имели неопределённый цвет. Я постучал. Долгое молчание, потом негромкий скрип половиц и старушечий голос: "Кто?"