Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 127 из 138



— А что значит: «Ты — подобное сардису Солнце»? Королева Луиза расчесывала свои пышные огненные волосы, она с нежностью и любовью взглянула на Мюриэл.

— А, это сэр Клервель, — засмеялась королева. — Не подпускай его к себе!

Но главное преимущество превращения в принцессу в самый подходящий момент и самым подходящим образом состояло в том, что Мюриэл избавилась от идей своих бывших друзей-простолюдинов. Она поняла это после одного странного случая, более глубокий смысл которого до конца был ей ещё не ясен. А произошло вот что.

Однажды, когда Мюриэл в сопровождении двух фрейлин поехала кататься по окрестностям в открытом экипаже, послышались отдаленные раскаты грома; Мюриэл с тревогой посмотрела на небо — и она, и фрейлины были одеты совсем легко — и крикнула кучеру:

— Эй, любезный, поворачивай и гони домой, не то пропали наши платья и шляпы!

Кучер послушно пустил лошадей галопом по направлению к замку, но, как ни спешил он, принцесса Мюриэл видела, что тучи несутся гораздо быстрее, чем бегут лошади. Тучи нависли над ней, как черные клубящиеся горы, ослепительно серебристые по краям, где пробивались лучи солнца. Они громоздились друг на друга, делались все темнее и темнее, словно повинуясь колдовству, и вот уже принцессе стало казаться, что это гигантские дикие лошади в бешенстве поднялись на дыбы, готовые задавить её насмерть.

— Быстрей! Быстрей! — кричала Мюриэл.

Фрейлины тоже кричали, но их голоса, сливаясь со зловещим шумом ветра, звучали как хохот ведьм, ужасающий и издевательский. Конечно, фрейлины вовсе не были ведьмами. Справа от Мюриэл сидела мадам Вамп — фрейлина самой безумной королевы Луизы: у её величества в тот день было предчувствие, что с Мюриэл должно случиться какое-то несчастье, и королева велела своей собственной верной фрейлине сопровождать принцессу. Королева Луиза давно заметила: если с кем-то случалось несчастье, мадам Вамп, как правило, всегда была рядом. А в отношении правил королева Луиза была консерватором. И вот теперь кучер со страдальческим видом повернулся к мадам Вамп, по его красному грубому лицу текли слезы, он протягивал к фрейлине руку, словно моля о пощаде, но мадам Вамп сказала только:

— Быстрей, любезный! — и сунула ему в руку кошелек. Превозмогая ужас, кучер со стоном повернулся к лошадям и стал хлестать их ещё сильнее. Въехали в густой темный лес. И сразу же сквозь дубовую листву с шумом обрушился ливень — была поздняя весна, — и Мюриэл в мгновение ока промокла до нитки.

— Мы сейчас перевернемся! — кричали в непроглядной темноте фрейлины.

И не успела принцесса понять, в чём дело, как в следующий миг она уже сидела одна посреди дороги, а вдали затихал грохот колес и стук копыт.

«Я выпала из экипажа, — подумала Мюриэл, — и никто не хватился меня!»

Следующая её мысль была ещё тревожнее. Уж больно неподходящее это было место для принцессы и даже для крестьянки Тани. Сюда, в огромный темный лес, никогда не забредал никто, кроме насильников, анархистов и грабителей. Мюриэл вздрогнула. Потом, собравшись с духом — ведь, как говорили в её деревне, «Нет худа без добра», что, как ни странно, не всегда подтверждалось, ну да ничего, — Мюриэл встала с земли и поспешила к ближайшему дубу, чтобы укрыться от дождя.

Каково же было её смятение, когда, потянувшись к стволу дерева, она наткнулась на чьи-то пальцы, и кто-то цепко схватил её за руку. Мюриэл пронзительно закричала.

— Вот мы и встретились! — раздался зловещий голос.

— Фрокрор! — выдохнула Мюриэл и упала в обморок.

Она очнулась не в пещере контрабандистов в глубине черной скалы, как предполагала (бывшая крестьянка, она падала в обморок только обдумав последствия), а в подвале деревенской церкви среди своих друзей детства. Мюриэл села, моргая и озираясь вокруг. На неё, улыбаясь, смотрели — круглые веснушчатые лица, ей были рады. Перед ней стоял Дюбкин, однажды поцеловавший её в амбаре, и Красотка Полли, о которой все сочиняли грустные или озорные песенки («Ворота запрем, расседлаем коней! Хо-хо-хо!»), и Добремиш, дочка лудильщика, в прошлом ближайшая подружка Мюриэл. Освещенный свечами подвал был весь заполнен улыбающимися друзьями. Не веря своему счастью, Мюриэл принялась обнимать и целовать их, но неожиданно, вспомнив о случившемся, воскликнула:

— А где Фрокрор?

Друзья смотрели на неё смущенно и виновато.

— Забудь о нем, Таня! — Они стали тормошить и целовать её. — Как хорошо, что ты вернулась!

Но Мюриэл со страхом, подозрительно отстраняясь от них, повторила:

— Где он?

— Ах Таня, Таня, — произнесла милая Добремиш, через силу улыбаясь, несмотря на свой испуганный вид.

Мюриэл, подумав, сощурилась.

— Меня зовут Мюриэл, — сказала она.



Лица у всех вытянулись.

Тут Дюбкин, стащив с головы свою обвислую шапку, стиснул её в толстых пальцах и прижал к груди.

— Мы думали, ты будешь рада нам, Таня.

Еще немного, и все бы расплакались.

— Ну конечно я вам рада, — сказала она, — хотя зовут меня не Таня. Я теперь Мюриэл, Пропавшая Принцесса, а родители мои не простые крестьяне, как все вы думали, а Его Величество Король Грегор и Её Величество Безумная Королева Луиза.

— Ну да, мы знаем, — сказал Дюбкин, для пущей убедительности взмахнув рукой.

— Вот и хорошо, — ответила Мюриэл, почувствовав облегчение и на минуту забыв о своих подозрениях.

— Расскажи нам о придворной жизни, — попросила Красотка Полли.

Это была бледная изящная девушка, вполне беременная теперь Бог знает от кого. Её красивые, тонкие руки походили на белые цветы. Из неё вышла бы настоящая принцесса, этого Мюриэл не могла не признать. Но каждому — свое, успокоила она себя и улыбнулась.

— Ну во-первых, — сказала она, — у нас тысячи таких вот нарядов.

Но, окинув себя взглядом, Мюриэл заметила, что кто-то снял с неё парчовое платье и надел грубые крестьянские обноски.

— Ну не совсем таких, конечно, — поправилась Мюриэл.

Она принялась подробно расписывать свои наряды. Глаза её друзей блестели от восторга, Дюбкин бессознательно поглаживал её по коленке. Она мягко убрала его руку.

— А рыцари посвящают мне стихи, — сказала Мюриэл и засмеялась.

Она процитировала несколько самых путаных стихотворений, делая вид, что прекрасно понимает, о чём в них речь; все так и покатились со смеху, кроме Красотки Полли, та была явно взволнована.

— А королева Луиза, какая она? — наперебой стали расспрашивать друзья, но вид у них почему-то по-прежнему был виноватый.

И Мюриэл с нежностью и преданностью поведала им о Безумной Королеве Луизе.

— Когда она в себе, — сказала Мюриэл, — у неё роскошные длинные рыжие волосы, самое белое, самое прекрасное в мире лицо и веснушчатый носик. Все признают, что она душа общества. Она рассказывает песни и поет сказки, а иногда, если у всех плохое настроение, объясняет свою жизненную философию. Но когда она не в себе — никто точно не знает, отчего это бывает, — она превращается в огромную кроткую жабу. Первое время разницы почти не замечаешь: королева почти такая же, как всегда, разве что выражение глаз и губ у неё меняется, но постепенно, если приглядеться, разница становится ясна как день. Руки у неё становятся короче, появляется огромный болотно-зелёный живот, и её безмятежная, улыбка растягивается от уха до уха, — это — не опишешь, это надо видеть. Она очень милая — в любом облике. Устраивает замечательные благотворительные балы, останавливает войны и Бог знает что ещё делает.

В ней столько величия! Я думаю, она святая.

Взоры у всех затуманились. Дюбкин спросил:

— И это все, чем там занимаются, — примеряют наряды, пишут бессмысленные стихи, устраивают благотворительные балы и войны и тому подобное?

Дюбкин вовсе не хотел никого обидеть.

— Но ведь это же члены королевской семьи! — объяснила Мюриэл.

Дюбкин кивнул. Такой ответ, казалось, более или менее его удовлетворил.