Страница 126 из 138
— Мы призвали вас, сэр, с одной-единственной целью, — объявил король Грегор. — Как нам известно, вы авторитетный специалист по Библии.
Король Джон скользнул вокруг подозрительным взглядом. У королевы Луизы лицо было необычайно серьезное. У Шута и у принцессы — тоже. Наконец король Джон сказал:
— Ну, допустим, я в какой-то степени знаком с этой книгой.
Он небрежно смахнул с рукава ниточку корпии.
— В таком случае, я полагаю, вы не будете возражать, если я задам вам один простой вопрос.
Король Джон прикрыл один глаз, а другим внимательно посмотрел на короля Грегора.
— Допустим, я не буду особо возражать, — ответил он.
— Превосходно, сэр. Вопрос таков. Действительно ли, как утверждают некоторые, следующая цитата заимствована из Библии:
Ответьте: да или нет?
Король Джон наклонил голову вниз. Он украдкой взглянул на прибывших с ним стражников, потом — на собравшуюся толпу, потом — на королеву Луизу.
Королева Луиза сказала:
— Король Джон не зря зовется справедливым, — и улыбнулась.
— Да или нет? — повторил король Грегор, всем корпусом подавшись вперед.
— Вообще-то, — сказал король Джон, — древнееврейский язык многозначен.
— Ага! Стало быть, вы не знаете?
Король Джон небрежно махнул рукой, отгоняя дурацкий вопрос.
— Ну конечно знаю, — сказал он.
В тронном зале воцарилась полная тишина. Все в нетерпении подались вперед. Король Джон снова взглянул на свою стражу, потом на королеву Луизу. Король Грегор мог бы поклясться, что королева Луиза подмигнула королю Джону.
— Да! — торжественно объявил король Джон. — Это цитата из Библии, хотя и немножко неточная.
Толпа разом пришла в движение. Все закричали «ура!» — ведь кончилась война, — в воздух полетели шляпы, а Шут стал скакать на своей скамеечке, как обезьяна. Принцесса разрыдалась и бросилась на грудь к какому-то раненому рыцарю, а королева, прыгая от восторга, предложила, чтобы все тотчас же отправились купаться голышом.
— Нет уж, так дело не пойдет! — прогремел король Грегор. — Кто управляет королевством, в конце-то концов?
Зал сразу затих.
Король Грегор, довольный действием своих слов, сияя улыбкой, с величественным видом обвел всех горящим взором и повторил:
— Кто управляет королевством?
Все посмотрели на Шута. Что-то уж больно у него невинный вид, подумал король.
— Ну конечно же вы, мой повелитель! — воскликнула королева Луиза, глаза у неё блестели, она бросила презрительный, прямо-таки уничтожающий взгляд на седобородого карлика. Все закричали «ура!», король Джон проворно пустил по кругу стаканы, и присутствующие выпили за здоровье короля Грегора.
— За храброго короля Грегора! — крикнули все как один.
Королева Луиза произнесла лукаво:
— Друзья мои, время позднее — пора в постель.
Еще о короле Грегоре можно сказать, что он очень любил свою семью.
МЮРИЭЛ
Самое лучшее во внезапном превращении в принцессу было то, что Мюриэл избавилась от скучных и крайне опасных идей, которые считали необходимым отстаивать её друзья. Были, конечно, и другие преимущества.
Одним из них на некоторое время стал платяной шкаф принцессы. Причиной темных кругов у неё под глазами была, в сущности, не только беременность — каждую ночь, когда весь замок погружался в сон, Мюриэл, выскользнув из золоченой кровати с пологом, зажигала все свечи в своей огромной каменной спальне, прокрадывалась к шкафу, занимавшему целую стену, и примеряла наряды. Казалось, проживи она хоть сто лет, ей не удастся перемерить их все. (Выяснилось, что это не так.) К некоторым туалетам прилагались остроконечные шляпы с длинными вуалями. Мюриэл прохаживалась взад-вперед по спальне, через плечо глядя на себя в зеркало; серебристая, пунцовая, желтая или голубая ткань мягко мерцала при свечах, и Мюриэл, чуть дыша от восторга, шептала: «Привет! Как поживаете, граф?» или «Ах, от ваших слов у меня голова кружится!»
Еще одно преимущество — общество, в котором вращаешься, будучи принцессой. Раньше Мюриэл никогда в жизни не доводилось разговаривать с рыцарями, хотя, бывало, в поле во время жатвы (как ей смутно припоминалось), поднимая глаза, она видела рыцарей, скачущих мимо верхом. Они совсем не походили на людей. Сидя на своих сверкающих броней лошадях, они напоминали железные статуи или зловещие машины. Их покрытые металлом локти и колени, закованные в сталь руки и ноги никогда не двигались. В развевающихся на шлемах страусовых перьях было не больше жизни, чем в траурных флагах на катафалках. Сама того не замечая, Мюриэл воображала, что эти темные фигуры на лошадях короля Грегора — всего лишь пустые доспехи. Ей даже не приходило в голову, что, быть может, это военная хитрость и пустые доспехи сажают на лошадей, чтобы создать видимость многочисленной армии. Она не задумывалась о них; для неё, крестьянки, это было просто очередное проявление непостижимой государственной необходимости. Возможно, способ транспортировки военного снаряжения.
Каково же было её удивление, когда в первый вечер, проведенный в замке (ее взяли туда в качестве камеристки, и только на следующий день выяснилось, что она принцесса), Мюриэл услыхала звуки трубы и, подбежав к окну, увидела, что цепной мост опущен и по нему в замок пропускают полсотни лошадей с восседающими на них помятыми доспехами (и стадо коз), она увидела, как доспехи с помощью пажей слезают с фыркающих окровавленных лошадей, устало похлопывая их по крупу, и, пошатываясь, проходят по каменным плитам в тронный зал. Мюриэл стремглав сбежала вниз, чтобы посмотреть на них. Даже сейчас своим крестьянским умом она воспринимала их как некие механические фигуры. Но, приближаясь к возвышению, где сидели король Грегор и королева Луиза, они снимали шлемы. Длинные волосы рассыпались у них по плечам, ниспадая у некоторых до узких девических талий. Тут были старые воины — седина их отливала серебром. И молодые — совсем ещё юноши — с каштановыми или черными как вороново крыло локонами. И белокурые, и по-мальчишечьи белобрысые. Они не были красавцами в обычном смысле, эти рыцари. У некоторых лица покраснели от напряжения, а некоторые после долгой битвы стали бледны как привидения. Но, конечно, таких мужчин Мюриэл несомненно никогда прежде не встречала.
В тот момент ей казалось, что её, простую смертную, взяли на небо, чтобы она одним глазком взглянула, что там творится. Но на другой день безумная королева Луиза решила, что Мюриэл и есть её собственная пропавшая дочь Мюриэл (хотя, если бы не уверенность королевы и всего двора, Мюриэл думала бы, что её зовут Таня), и, естественно, Мюриэл, или, может быть, Таня, стала общаться с этими великолепными рыцарями, как с равными или даже с низшими. Её настоящая мать, как ей смутно припоминалось (или, по крайней мере, беззубая крестьянка, называвшая себя её матерью), частенько предупреждала её: не все то золото, что блестит.
— Пусть знают, что ты девушка благородная, — говорила старуха, с ожесточением смазывая колеса какого-нибудь проезжего экипажа, остановившегося возле их хижины. — Будут кое о чём просить тебя, — добавляла она многозначительно, — так не забывай, кто ты есть.
С одиннадцатилетнего возраста, когда старуха впервые заговорила с ней об этом, Мюриэл, или Таня, недоумевала, в чём суть этих слов.
Но кто бы она ни была — что давно уже перестало её заботить, — удивительно было оказаться вдруг в окружении рыцарей, получать от них любовные послания в стихах (насколько она могла судить, стихи эти изобиловали тяжеловесными оборотами и неясными сравнениями, и Мюриэл, поначалу ужасно робевшая, вскоре научилась принимать эти листки с любезной равнодушной улыбкой, как другие изысканные дамы, говорить при этом: «Благодарю, вы очень милы» — и, сложив листок, засовывать его за корсаж, чтобы потом, когда все уснут, пытаться разгадать стихи). Рыцари состязались между собой в непонятности изложения; каждый, стараясь превзойти другого, приходил в ярость, если у кого-то получался более заумный оборот. Мюриэл держала у себя под огромной шелковой подушкой словарь, который дал ей менестрель королевы Луизы; утомившись от примерки нарядов, она доставала словарь и занималась стихами рыцарей, пока не засыпала. Поначалу эта работа очень её увлекала, хотя ей не удавалось понять и половины из того, что там написано, но это, вероятно, и не имело особого значения. Однако стихов поступало гораздо больше, чем Мюриэл могла разгадать, в конце концов это занятие ей наскучило, и она стала наклеивать стихи в альбом, не читая. Первое время все эти трудности с современной поэзией вызывали у неё чувство собственной неполноценности, но потом королева Луиза все уладила — она всегда умела все уладить. Мюриэл спросила, как бы между прочим, будто к ней самой это не имело отношения: