Страница 42 из 51
BB-8 гордо повернул шляпку и укатил в сторону гаражной мастерской.
Бен обратил взор к вышине. По небосклону пронесся метеор, прощально мигнув белой искрой. «Почему ты не сказала, что знаешь меня? Ты этого стыдилась? Или испытала настолько сильную боль, что проще было избавиться от воспоминаний о нас и вышвырнуть их прочь? Наверное, это было странно — впервые целовать меня после всего, что произошло? Ещё страннее было приласкать меня. Наша связь для тебя проклятие? Я думаю о самом худшем, и мне страшно, что ты снова оттолкнёшь меня, — сложил на коленях руки и припал к ним подбородком, смежив веки. — Ведь то, что случилось сегодня днём, было прекрасно. Со мной не случалось ничего прекраснее этого. Сила, я даже не мечтал о таком! Я был готов, что ты оставишь меня истлевать в храме ситхов, а не станешь целовать, что ты забудешь о том, что я когда-то существовал, а не разденешь в этом красивом месте и прильнёшь всем телом… Но ты всё равно убегаешь. Снова и снова. Безжалостно затыкаешь мне рот. Уже должен бы и привыкнуть. Неужто притяжение ко мне тебе так омерзительно?»
Когда Рей и Коул приехали в центр города, погас последний луч заходящего солнца, и на город легла сонная тьма. Они расположились в любимой кантине Коула. Рей почти не говорила и не могла сделать ни глотка подаваемых коктейлей. Меж тем её спутник говорил безостановочно: он видел, что она всё более становилась отрешённой и унылой. Для него не было загадки в том, почему она скучает, поэтому Коул развлекал свою даму целый час, вспоминая взрывные истории юности и выдумывая шальные байки. Они развеселили бы и мертвеца. Но Рей всё сильнее чувствовала тревогу и стыд.
«Что я здесь делаю? Сижу, разодетая как кукла, в этом идиотском платье, слушаю парня, который мне не нужен, упиваюсь своей ничтожной местью. Как же я была жестока с Беном! Это было трусливо и нечестно — не позволить ему объясниться. Что если я не права? Он, похоже, говорил мне правду, пытался сказать, что я небезразлична ему. Он действительно мог остаться Арди́ другом, а я просто не вижу всей картины. Ревность сожрала мою душу. До чего я была упряма и слепа».
— Ты какая-то бледная, давай-ка на воздух, — Коул взял её за руку и вывел наружу.
У входа спорили два продавца спайса, не поделившие территорию сбыта, смеялась компания молоденьких девушек, к которым приставали два изрядно поддатых пилота, громко рассказывающих шутки со службы. Коул двинулся вверх по улице, но Рей вдруг одёрнула руку и потёрла её за запястье.
— Ты чего?
— Я не должна здесь быть, — произнесла она расколотым голосом и спрятала в ладонях лицо, тихо всхлипнув.
С минуту Коул не мог подобрать слов, исполнившись разочарованием и тщетностью. Он почувствовал угрозу ещё у её дома, как только увидел Бена: он знал, что этот человек был его незримым соперником на протяжении пары месяцев. Коул быстро раскусил Рей, ещё при знакомстве, и подспудно понимал, что её неказистый флирт — это бесконечное бегство от самой себя. Он догадывался, что она скажет. Боялся, но знал, что она уйдёт. Он всегда был к этому готов, но не сдавался, надеясь, что ему может улыбнуться удача.
С тоской, притаившейся в уголках всегда улыбчивых губ, он подошёл к Рей и ласково обхватил её за плечи.
— Ты хочешь уйти к нему?
— Прости меня! — не вынесла она и взвыла, упав лицом на его грудь. — Прости, прости, прости! — впилась ногтями в ворот его сорочки. Он сочувственно гладил её волосы и спину. — Мне так жаль, мне так жаль! Мне жаль, что я дала тебе повод. Ты просто… ты не Бен.
— Пф, да никто на свете не Бен! — грустно усмехнулся Коул и поцеловал её в лоб. — Я тебе под руку подвернулся. Я знаю это чувство. Тоже так втрескался, давно это было. Пытался забыть одну девчонку в постели с другой. Сказки не случилось: моя любовь меня не любила. Но твоя доковыляла до тебя чуть не помирая в дороге, — задорная улыбка вернулась к его губам. — Можешь мне поверить, такие финты будет вытворять лишь мужик, который пришёл забрать своё.
— Если ты больше не захочешь меня видеть, я не буду тебя проклинать.
— Я не знаю, что будет потом. Но ты, угрюмая девочка, ты обязана уйти и быть счастливой. Не знаю, захочу ли тебя видеть, но этого хочу для тебя точно.
Когда они распрощались, Рей ещё долго стояла у проезжей части, в самом сердце ночной толкотни и гама. Выйдя из оцепенения, она поплыла в потоке лиц и голосов, увязая в ворохе воспоминай и желании вновь держать за руку Бена, тянуть его за собой через мокрые улицы, чтобы под крышей старенького отеля не позволить страхам отнять у них то упущенное мгновение, которое они должны были разделить вдвоём. Она не знала, куда направлялась. Ей хотелось остаться наедине с собой и вернуть утраченные силы, чтобы к утру набраться смелости для самого важного разговора. Неоновые вывески и цветные голограммы выплясывали перед ней чудны́е танцы, заливали дороги и здания безразличным ярким светом.
Вернувшись утром домой, Рей не застала Бена и тихо заплакала. Успокоившись и почувствовав себя слишком измождённой для самобичеваний, принесла из ванной выстиранный вчера чёрный свитер, облачилась в него и устало рухнула на кровать.
Рассвет лишил Бена надежды. К нему вернулись страхи и отчаяние. Усталость толкала его отправиться домой и вернуть свежесть рассудку.
Он поднимался по лестнице своего дома, стараясь не шуметь. В полудрёме возвращал на место стол, который выдвигал вчера в центр комнаты. Лёг на кровать не раздеваясь и забылся во снах.
Перед ним проплывали сюжеты недавно минувшего. Судьбоносный вечер в голокино, где он увидел её затылок и ощутил необыкновенное чувство в груди: словно он не влюбился, но продолжал любить. Продолжал любить эту смешную девчонку с забавным пучком на голове, что звонко смеялась и заставила его забыть печали и терзания.
Он увидел рощу на холме. И себя. Чужими глазами. Её глазами. Он мог ощущать за неё. Мог касаться её руками и чувствовать её печаль как свою. И почувствовал, как Рей представляла собственный прыжок с обрыва, когда Арди́ села рядом с ним и целовала его.
Он ходил по неизведанным дорогам её ногами. Вошёл в древний храм и желал за неё вернуть себя. Он рыдал на каменном полу из-за её провала.
«Ты больше со мной не случишься», — Рей лежала на холме, омытая гринстоковскими лучами, истязающая себя чувством вины за то, что живёт его жизнь вместо него. Дни, сбитые в кучу. Суета. Тоска. Бесполезные мечты. Она не сдавалась. Всегда была сильной.
За неё он выводил на пергаменте бесчисленное множество раз букву «Б». Сидел рядом с ней ночью на постели, пока Рей надевала на себя огромный, безразмерный свитер с заштопанными дырами, и утопал в её чувственных снах: «Забери меня! Хочу быть голой!» — умоляла она его в кабине пилота.
Неукротимый огонь её речей на заседании был готов спалить весь Сенат. Только бы они её услышали, только бы дали то, чего она хочет.
Выгрызающая дыру в сердце ревность не выпускала Рей из лап. Как она ни пыталась её избить и прогнать. Обида и гнев. Всякая близость с ним — сладкое мучение. Сжатые кулаки. Убитое, придушенное вожделение. Во всём самоконтроль, бессмысленный и испепеляющий.
Огни и рекламные голограммы ночного города. Её жёлтое платье с грустно примятым подолом. «Мне так жаль, мне так жаль! Мне жаль, что я дала тебе повод. Ты просто… ты не Бен»…
Тьма и безмолвие.
Он очутился в Центральной галерее искусств Гринстока. Безлюдно и тихо. По полу струилась грязно-синяя дымка. Бен нахмурил брови и вошёл распахнутые двери, увидев в конце зала Рей, стоящую к нему спиной перед огромным полотном во всю стену. Теперь он мог подойти к ней. Молча остановился подле, но Рей не видела его и смотрела вверх, на картину, открыв трясущийся рот и скомкав вырез туники напротив неуёмного сердца. Буйство стилей, глубина мысли, гениальная достоверность изображённых эмоций — женская фигура сжимала в объятиях мужской силуэт. Бен не мог распознать собственных чувств — их заменили чувства Рей. Стены галереи растаяли как воск, обнажив холодное мрачное пространство храма на Эксеголе, и живописное полотно повисло в воздухе, посреди тронного зала. Содержимое рамы треснуло и раскрошилось — внутри неё он увидел их двоих глазами Рей. Нежный поцелуй, обещающий конец несчастьям, её взгляд, наполненный радостью, и свою прощальную, гаснущую улыбку. «Последнее объятие…» — повторила она в точности тем же раздавленным голосом, как и в тот день, зажала рот рукой, удерживая внутри рыдания. По лицу Бена текли её слёзы, и под кожей разносилась её дрожь. Ужас. Неотвратимость.