Рассвет в забвении

После они стояли несколько минут в торжественной тишине, крепко сжимая друг друга в объятиях, пока настенные часы с боем не пробили двенадцать.

Комментарий к 10 Глава. «Жар огня»

*даже лично был знаком, ты не поверишь, с эмигрировавшим Сергеем Рахманиновым! - В 1917 году, после революции, русский композитор Сергей Васильевич Рахманинов отправился с серией концертов по Европе, а в 1918-м эмигрировал в США.

Музыка к главе: E

Арт к фанфику (так сказать, отражение основной тематики): http://s017.radikal.ru/i422/1510/a8/583f8aab0512.jpg

========== 11 Глава. «Falling for Tina» ==========

Утром следующего дня ни Леони ни Джим не заговорили о поцелуе в библиотеке. Обоим нужно было осознать произошедшее, нужно было решить, что делать дальше. В самолёте, по пути домой, Джим общался только с другом и Дарреном, Леони праздно слушала болтовню Алисии и Брэнды.

Явившись на другой день в салон, друзья застали Тину, которая оживлённо вела беседу с мужчиной. Можно было решить, что всего лишь клиент; он стоял спиной ко входу, и Джиму отчего-то вся его статная фигура показалась знакомой. Обернувшись, незнакомец снял очки.

- А это, кажись, твой муж и его друг – я помню второго! – задорно улыбнулся он. – Советовал мне одну дельную вещицу.

Это был тот странный человек – Себастьян, который вызвал внутри Джима волну смятения и тревоги. И тот жуткий сон.

Джим не мог бросить своё детище на маленькую команду продавцов, потому перед отъездом посоветовал Теренсу попросить Тину хотя бы просто немного присмотреть за работой салона. Он переживал и решил, что это обеспечит хотя бы видимость контроля за ситуацией.

Себастьян не мог пустить ситуацию на самотёк. Та необычная встреча и его поставила в тупик, заставила искать решение ситуации. Неделю назад, в тот вечер, когда Джим и Теренс улетели в Англию, он нагрянул в салон, желая застать там Джима. К его удивлению, смену закрывала незнакомая женщина, а Джима там не оказалось. Пришлось завязать неловкий разговор. Себастьян вдруг понял, что это знакомство не следует обрывать сразу же: Тина оказалась незаменимым источником необходимой базовой информации, и вскоре Себастьян разведал о том, как жил Джим, практически всё, что хотел.

Себастьян Моран работал на Мориарти. Помимо него у злодея-консультанта «ели с руки» ещё семеро опытных киллеров – снайперы высшего класса, но Мориарти негласно отдавал предпочтение Морану, фактически сделав его своей правой рукой. Отношения между ними многим казались прохладным противостоянием. Моран и Мориарти в разговоре друг с другом зачастую спорили, язвили, причём Моран делал это, в отличие от Джеймса, грубо и хлёстко: бранно ругался, повышал тон и даже бил звериными кулаками по столу, пытаясь словесно свергнуть элегантно-вычурный и вместе с тем эксцентричный сарказм Мориарти. Выходило не всегда. Почти никогда не выходило. Но Джеймс Мориарти души не чаял в Моране за попытку, ибо никто кроме него не осмеливался оспаривать решения «пещерного короля».

- Он… он твой друг? – смутился Джим, указав пальцем на Себастьяна.

- Нет, мы познакомились в тот вечер, как вы улетели. Он искал тебя, хотел приобрести байк, который ты ему показывал, – добродушно вещала Тина.

- Да, я помню. Вы странный чувак, – отшутился Джим.

- У меня была накануне весёленькая ночка, и я… не до конца пришёл в форму. Почему-то решил, что вы один мой давний знакомый – похожи очень. Обознался, стал вести себя как придурок. Каюсь, – он по-братски дружелюбно улыбнулся, смешливо сдвинув брови.

Этот человек обладал своеобразным брутальным обаянием, которое при первом рассмотрении кажется грубостью и пошлостью, но со временем к такому поведению привыкаешь и даже начинаешь обожать его обладателя. Он не мог не произвести на Джима этого неоднозначного приятного впечатления. «Я бы выпил с ним. Он кажется классным мужиком; необъяснимое чувство… будто лет сто с ним знаком», – внезапно подумалось Джиму.

- Ну, и как? Уже брали в прокат? Понравилось? – Джим деловито поджал губы.

- Нет, не брал. Я вообще-то хотел его купить, – уверенно ответил Моран.

- Да. Но я же не могла такими вещами распоряжаться без вашего с Теренсом согласия, а беспокоить не хотелось подобными вопросами. Да и Себ решил, что подождёт вашего возвращения.

- Надеюсь, старичок, ты ему не дедулину любимую «жемчужину» показал тогда? – рассмеялся Теренс. – Отец сказал, что дед в гробу перевернулся бы, если б узнал, что этот байк уплыл из семьи.

- Кажется, нет. Это был Harley Davidson 77-го года.

- О, тогда я спокоен. Оформляйте продажу! – скомандовал он парням-продавцам.

«Себ? – щёлкнуло между делом в голове Джима. – Тина знает его лишь неделю, а такие фамильярности, словно друзья детства…» – он ощутил лёгкое напряжение.

***

Моран часто захаживал в салон Теренса и Джима. С последним довольно открыто хотел подружиться. Поначалу Джим испытывал от этого дискомфорт, но вскоре природный магнетизм Себастьяна сделал своё дело: Джим захотел стать приятелем Морана, даже нашёл его весёлым и лёгким в общении человеком. Новые дружеские отношения сделали остаток апреля и начало мая разнообразнее и сняли напряжение в связи с большим потоком клиентуры. Моран весьма неплохо владел актёрскими навыками, оттого ему ничего не стоило выдумать фальшивую личность и прикинуться тем, кем он не являлся. Когда-то давно у него в этом деле был талантливейший учитель.

Увлечённость делами и новыми людьми заставила Джима отодвинуть любовные тревоги в тёмные коридоры душевных переживаний. Он не особо скучал по Леони, не знал, скучала ли она по нему. Он просто жил дальше, полностью забыв себя в самореализации и новых удовольствиях, что предлагала жизнь.

«У меня слишком интересная жизнь, чтобы постоянно думать о любви к ней».

Леони тоже не скучала по Джиму. Одобрили архитектурный проект Тины, и мисс Маллиган утонула в пучине интересных рекламных мероприятий и новых деловых знакомств. Как только заканчивалась одна работа, Леони с жаром и энтузиазмом бралась за новую. Ко всему прочему, она окончательно порвала с Калебом, решив, что более не желает размениваться по мелочам.

«У меня слишком интересная жизнь, чтобы постоянно думать, влюбилась ли я в него».

Было 29 мая, раннее утро. Леони собиралась на работу. Разбирая офисные документы, в одной из папок она обнаружила сложенный пополам листок. Тень недоумения коснулась её безмятежных черт, и Леони с интересом развернула лист – это оказалось письмо от Эвана. Глаза начали жадно поглощать с яростным любопытством строки, сердце участило ритм, Леони знала, чего ожидать от написанного в этом послании.

Эван писал о любви. О своей любви к ней. Леони знала, что этот парень прекрасно образован, перечитал массу прекрасных книг, отлично разбирается в искусстве, и его слог и манера подачи собственных чувств не могли быть бездарными, бестолковыми и сухими. Он обвинял себя в слепоте, в глупости, открывая самые желанные когда-то ею уголки собственной души.

Она всё ускоряла чтение, пытаясь быстрее подобраться к финалу этих сентиментальных излияний. В окончании даже было стихотворение собственного сочинения.

Как только Леони закончила читать, она почувствовала… что не почувствовала ничего. Ей даже стало жаль Эвана. Когда-то она грезила об ответной любви со стороны этого молодого человека, но теперь не хотела от него ровным счётом ничего. Настроение её внезапно испортилось, появилось раздражение: оно никак не относилось к Эвану Стенли и было вызвано посторонними причинами, в большей степени Леони сама себя накручивала.

Она взглянула в окно, на почти безлюдную улицу этого субботнего утра, объятого вязким, густым, тяжёлым туманом – ничего кругом не видать, лишь еле различимые очертания стволов деревьев, верхушками уходящих в хмурое небо, затянутое унылой пеленой. Леони содрогнулась при мысли о том, что ей сегодня ехать на работу по такой погоде: «Уж лучше пешком, а то ненароком задавлю собаку или неосторожного прохожего». Звонок в дверь вывел мисс Маллиган из задумчивости, и Леони, миновав лестничный пролёт, подскочила к входной двери и отворила её. В спешке она и не взглянула в дверной глазок, ошибочно решив, что никто кроме Эвана не мог сейчас объявиться на пороге её дома. Но она удивилась и отругала себя за суетливость, завидев в дверях Джима.