Страница 96 из 101
Наконец он вышел прочь из этих стен. Подальше от тошнотворного запаха и замутнённого паучьего взгляда. В прохладе осенней ночи, в шорохе разноцветной листвы он видел десятилетнюю Мари в резиновых сапожках и туго затянутом капюшоне, из-под которого шаловливо торчали вьющиеся от влаги светлые пряди. Обернулась к нему и пошла спиной вперёд, ласково улыбаясь. Сорвала пожухлый лист и вложила в его ладонь. Подбежала к наполовину лысому кусту и погладила мокрые ветви, стряхнув вниз прозрачные дождевые капли: «Ветки устали и спят, ― приговаривала, уйдя в свои детские фантазии. ― Я тоже хочу: всю ночь во сне от паука убегала. Знаешь, вот если бы я была каплей, то легла бы отдохнуть вместе с ними, на умирающих листьях. Или в луже, ― хмыкнула, смешно поджав губы. ― Тогда по мне ездили бы вонючие автомобили и баламутили меня вместе с водой! ― загоготала, вздёрнув носик, и взяла своего друга за руку. ― Вдохни-ка поглубже! Как свежо и душисто! Чувствуешь?»
Коннор посмотрел на блестящий мокрый асфальт, втянул холодный ароматный воздух, совсем как тогда, много лет назад, но не почувствовал ничего, кроме горячей слезы, скатившейся к подбородку. Остановился и набрал Хэнка, чтобы тот приехал за ним.
― Иисусе, это что, кровь? ― напряжённо спросил Хэнк, опустив стекло автомобиля, как только подъехал к тротуару спустя двадцать минут после телефонного звонка.
― Отвези меня к дому Эвансов, ― сухо бросил Коннор и сел внутрь.
Андерсон без промедлений развернулся и поехал, куда нужно, с опаской поглядывая в сторону Коннора, вжавшегося в спинку кресла.
― Пристегнись, сынок, ― спокойно попросил Хэнк, и Коннор подчинился. ― Итак, почему я здесь и что стряслось?
― Паук догнал Мари. ― Он посмотрел Хэнку в глаза. ― А я догнал паука.
― Блядство, ― протяжно ругнулся Андерсон, поморщившись. Посмотрел в боковое зеркало и сощурился: ― Откуда ты пришёл?
― Из дома Роберта. Чуть не убил его за то, что… ― Опустил усталые веки и сглотнул, мотнув головой. ― Он изнасиловал её. Сегодня вечером.
― Сука!.. Твою ж мать, ― огрызнулся себе под нос Хэнк и озлобленно хмыкнул.
― Нашёл личный дневник… У него просто крыша из-за неё ехала. Целых десять лет. ― Он трепетно выдохнул и сфокусировался на успокаивающих монотонных движениях зелёной юбочки статуэтки танцовщицы у лобового стекла. ― Я почти на сто процентов уверен, что Мари в шоке и даже не собирается идти в полицию. И вряд ли Роджер с Клариссой в курсе произошедшего. Поэтому всё надо делать быстро, и для этого мне нужен капитан. Ты поможешь?
― Я всё сделаю. ― Андерсон коротко кивнул, не отрывая взгляда от дороги. ― И Роджеру до взятия кузена ничего не будем говорить, а то он, не дай бог, рванёт к нему раньше нас и точно пришьёт нахер.
— Согласен. ― Коннор достал из бардачка салфетки и принялся небрежно вытирать кровь с лица.
— Господи, без стакана думать обо всём этом дерьме паршивее некуда.
Доехали быстро. На первом этаже горел свет в гостиной: видимо, у Клариссы опять бессонница, решил про себя Коннор, выходя из автомобиля. Нетерпеливо постучал в дверь, безуспешно сдерживая непрекращающееся волнение. Дверь действительно открыла миссис Эванс. Она была не готова к визиту гостей и слегка отпрянула, как только Коннор вошёл в прихожую, весь взвинченный и потрёпанный.
― Мари у себя? ― сухо спросил из дежурного приличия, пересекая гостиную.
― Да должна быть… Она что, не звонила тебе, когда домой вернулась? Я ей сказала, чтоб позвонила. Что ты переживаешь за неё и ищешь. ― Он уже не слушал её и отправился наверх, перешагивая по лестнице через две ступеньки. ― Да что случилось? ― растерянно бросила ему вслед Клэри.
Осторожно вошёл в спальню, чтобы резко не разбудить, если Мари спит. Но сквозь темноту блестели её открытые глаза, устремлённые в потолок. Она лежала на полу, безжизненно раскинув руки, без единого движения, мысленно блуждая по мрачным закоулкам детских воспоминаний. Все запертые двери отныне можно было отворить и заглянуть внутрь, увидеть гнусность и подлость в беспросветной черноте. Мари не отреагировала на скрип пола, на доносящийся извне тихий зов, пока не ощутила прикосновение.
― Родная, прости. ― Коннор опустился рядом на одно колено и мягко потянул её за руки, ― Но тебе нужно поехать со мной.
― Родная? Я-то? ― робко переспросила Мари, прижавшись спиной к боковине кресла. Лицо напротив казалось ненастоящим, почти незнакомым; по нему тревожно перекатился белый свет фар из окна ― совсем как в чёрно-белых нуарных детективах прошлого века.
― Со мной Хэнк. Мы отвезём тебя в участок, ты должна сообщить о том, что сделал Роберт, ― он говорил торопливо, но внутренне одёргивал себя, чтобы не начинать давить. ― Посмотри на меня, прошу: действуем быстро, судмедэкспертизу нужно назначить в ближайшие часы, но это я всё беру на себя, твоя задача сейчас просто пойти со мной без промедлений. ― Умолк на несколько секунд, поглядев себе под ноги, нахмурился и вновь посмотрел в лицо Мари. ― Это будет унизительно, но это необходимо. Тебе придётся потерпеть. Обещаю, я сделаю всё, чтобы это закончилось как можно скорее. ― Коннор заключил в ладони её ослабевшие пальцы, легонько поцеловал и прижал к щеке, измученно выдохнув.
― У тебя кровь, ― с вялым беспокойством заметила его ободранные костяшки.
― Пустяки.
― Что ты сделал?
― Ну, я его не убил…
Мари издала сдавленный смешок, но на её лице не дрогнул ни единый мускул, и глаза всё так же бесцветно смотрели сквозь пустоту. Коннор помог ей подняться и проводил вниз. Кларисса кружила подле, как испуганная пчела, изо всех сил пытаясь выяснить, что происходит и почему они оба себя так странно ведут.
― Мы просто едем покататься, Клэри, ― буркнула Мари, натягивая сапоги, ― ложись спать, я, наверное, домой не приеду.
― Мими, ты какая-то бледная совсем, детка. Может, лучше не надо?
― Я поэтому хочу покататься с открытым окном ― чтобы ветерок в лицо…
― А, ну, да, ― неуверенно согласилась Кларисса, нервно потирая озябшие плечи, укутанные шалью. ― Но ты всё равно… звони, если что.
Падчерица лишь устало кивнула ей в ответ и вышла на улицу.
Остаток ночи и утро казались Коннору нескончаемыми. Вопросы, ответы, вопросы, ответы, выяснение обстоятельств, поездка на место преступления. Его тело словно забыло, что он не спал уже целые сутки, и продолжало по инерции подчиняться командам мозга. Пока забирали Роберта и собирали в доме улики, он неотрывно глядел на паучий дневник, валяющийся среди вещдоков. Злосчастная тетрадка умоляла дать ей ещё один шанс рассказать гораздо больше, не взирая на попытки Коннора доказать себе, что он узнал достаточно. Повинуясь навязчивому бумажному зову, он медленно подошёл, беспокойно оттягивая на ладони материал резиновой перчатки. Дневник вновь оказался в его руках, и Коннор открыл первые страницы ― те, что так и не прочёл. Самые ранние записи были датированы 2010-м годом и сделаны ещё детским, кривоватым, но старательно выведенным почерком.
«3-е апреля, 2010-й год.
Весь день было скучно. Мама всё время говорила, что я ей мешаю. Зато вечером пришёл какой-то дядька из их с папой фирмы и угостил меня конфетами. Это было мило. От него сильно пахло мамиными духами и вишнёвым табаком».
«15-е января, 2011-й год.
Почему папа вечно попрекает меня, что я “прямо как мать”, а мама говорит то же самое, но, что “прямо как папаша”? Неужели это так стыдно ― быть похожим на своих родителей?»
«11-е мая, 2011-й год.
Постоянно просят меня помолчать и вести себя тихо. Но когда долго молчу, кричат, что я рохля и терпила. Как понять, когда нужно говорить, а когда не надо?»
«24-е сентября, 2014-й год.
Не могу признаться Бет в своих чувствах. Её никогда не поймёшь: она то флиртует, то холодна. А порой так смотрит… как будто я значу для неё всё, всё-всё в этом мире. Тогда я возношусь до небес. Папа говорит, что в четырнадцать ― это у меня никакая не любовь, а спермотоксикоз. Мне захотелось придушить его шейным платком. Старый идиот, который никогда никого не любил, кроме своих дурацких лоферов от Гуччи! Ну, да, они же из Италии, а моя Бет всего лишь из какой-то там Америки… Ненавижу его».