Страница 90 из 101
Дрожащее дыхание, ожидание приговора.
Мари прыснула, выплюнув в кружку какао, и расхохоталась.
― Шутишь? Ты чего, нет, конечно! Чёрт… Ты и Марсель? Офигеть! Надо переварить информацию… ― Мари приложила ко лбу кружку и в недоумении захлопала глазами. ― Но вообще-то это смешно, уж никак не обидно или ужасно. С кем спит Марсель ― забота одного лишь Марселя, меня он совершенно не волнует. Как и все мужики на свете. Меня волнует только мой мужик, ― подытожила она, довольная собой.
― Ты не представляешь, какое облегчение услышать это! Не знаю, что в итоге получится, но мне с ним весело, так что просто буду жить сегодняшним днём и получать удовольствие от происходящего.
― Крис, ты нашла из-за чего париться. Я же с ним не любовь крутила, а чисто скуку убивала. Марсель, конечно, такой себе подарок, но, если тебе всё нравится, то пользуйся на здоровье. Даже благословение дам! ― Мари театрально взмахнула рукой.
Проболтав с Кристиной по телефону почти до вечера, Мари засобиралась в участок, позволив себе окончательно бросить домашнюю работу. Ей надоело без конца чувствовать себя загруженной и уставшей. Покончив с макияжем, спустилась вниз и увидела отца с мачехой, сидящих в обнимку перед телевизором. Наблюдать за тем, как они делают маленькие шаги обратно друг к другу, было вдохновляющим зрелищем, возвращающим веру в брак.
― А чего это вы тут такое смотрите? ― любопытным, хитреньким голоском спросила Мари и смешно вытянула губы.
― Документалку про Диего Риверу¹{?}[мексиканский живописец, муралист, политический деятель левых взглядов. Муж художницы Фриды Кало. В 1932 году Эдсель Форд заказал Ривере украсить здание музея Детройтского института искусств пятью крупноформатными фресками на тему «Человек и машина».], ― ответил Роджер, лениво указав кистью руки на экран. ― Я в живописи ни черта не разбираюсь, ты ж знаешь, доча, но теперь хожу по музеям да выставкам с Клэри и хочу понимать хоть что-то.
― Ясненько. ― Она одобрительно закивала. ― Пойду за Коннором тогда, а то соскучилась по нему, сил нет! И, пап, когда мы вернёмся, не заходите, пожалуйста, в мою спальню до утра.
― Без проблем.
― Тогда пока! Я убежала!
И через пару секунд хлопнула входная дверь, а затем резво повернулся ключ в замке.
― Так, погоди, что, что она сказала?! ― встрепенулся Роджер, наконец уловив смысл сказанного. ― Что значит, не заходить в её спальню?!
― Родж, ты как маленький, ей богу. ― Кларисса ласково улыбнулась, гладя мужа по спине. ― Она уже взрослая девочка и давно закрывает дверь на щеколду.
― Да как же, да они же… Так этот пластмассовый ублюдок мою дочь с детства окучивал? Соломку на будущее стелил!
― Он теперь не пластмассовый. И перестань уже с ума сходить! Что вот за чушь сморозил? ― Клэри взяла с подлокотника пачку сигарет и закурила. ― Они друг друга знают много лет, всё будет хорошо. И ты поздно распереживался: у них это летом началось.
― Дак она молчит, ничего не рассказывает даже…ну, что у них отношения.
― Это тебе она ничего не рассказывает, ― похвасталась она и деловито выпустила колечко из дыма, ― а со мной поделилась сразу, как мы из Греции прилетели. Остуди голову и выдохни. Всё уже давно случилось. И я тебя очень прошу, не устраивай только Коннору сцен. Он очень любит нашу Мими, ты и без меня знаешь.
Темнело, и по сырым улицам шнырял голодный сумрак, зажигая фонари. Мари запрокинула голову и очарованно поглядела в чёрную высь, по которой растекались тонкие розовые кляксы-облака: «Какой необъятный холодный простор. Небо поэтически высокое, драматичное, отчуждённое от всего живого. Так странно и мрачно на душе. Загадочно, как в чёрно-белом кино. Словно сегодня кто-то непременно должен умереть…» На противоположной стороне дороги она увидела бредущую сквозь темноту миссис Джонс в ночном белом платье ― светящуюся подобно призраку старины, что не может найти покоя. Мари подбежала к ней, чтобы как можно скорее отвести домой, но старушка начала жалобно причитать и отпираться, совсем не узнавая в ней милую соседскую девушку. «Позови своего ангела ― и он не придёт. Приползёт лишь с рассветом, на раздробленных крыльях, ― бормотала миссис Джонс, нездорово качая растрёпанной головой. ― Позови. Не придёт. Не придёт. Не услышит, не узнает, не спасёт…» ― и горько заплакала. Мари сделалось жутко. Силком проводив и передав старушку на руки родственникам, заказала такси до Департамента и долго пыталась в дороге вернуть себе весёлый настрой.
Вбежала в стеклянные двери участка, словно на ковчег взошла, ощутила успокаивающую безопасность. Издалека приметила Коннора: склонился над рабочим столом, рассматривая папку с фотоматериалами. Бросилась к нему со всех ног, прижалась к тёплой спине холодной щекой, обвила крепкий стан и сцепила руки в замочек на животе своего милого друга. «Я тебя краду, ― простонала в ткань рубашки. ― Пошли скорее отсюда!» ― поцеловала несколько раз в лопатку и прижалась теснее.
Как только Коннор покончил с делами, отправились гулять по любимым местам рядом с домом Мари. Впервые за долгое время ей было спокойно на душе. Аллея, по которой они шли, была почти безлюдна, но двое ребятишек, брат с сестрой, оживляли её громкими визгами, смехом и топотом резиновых сапожек. Поднимали горсти мокрых листьев и, хохоча, кидали их под ноги улыбающимся родителям, шагающим под ручку. Мари не перебивая слушала своего спутника и вглядывалась в яркий голубой огонёк вдалеке, воображая, что это волшебный посланник из будущего, возвещающий о грядущем счастье. Коннор рассказывал о том, как несколько дней подряд смотрел в интернете дома на продажу: осторожничал в выражениях, боялся спугнуть её чрезмерной решительностью.
― Мне нравится. ― Она почувствовала недосказанность в его голосе. ― Хочу завтра посмотреть вместе с тобой. Кстати, правильно делал, что выбирал в нашем районе. Тоже пока не особенно хочу переезжать далеко отсюда.
― Значит, поближе к твоему или моему дому? ― Коннор вмиг приободрился.
― К твоему. Папа с Клэри вдвоём, им не скучно. А вот Хэнку будет тоскливо в одиночестве, сможем чаще приходить к нему или приглашать.
― Очень практично. Спасибо, что заботишься о моём старике.
Рядом послышались два тоненьких шёпота: «Я стесняюсь! Вдруг решат, что мы приставучие?» ― говорил девичий голос, и резвый мальчишеский отвечал: «Не будь трусихой, давай!» К Мари и Коннору, переминаясь с ножки на ножку, подошли игравшие на аллее дети. Зажёгшийся фонарный столб осветил лучезарные лица с выпученными глазёнками.
― Добрый вечер, ― важно и галантно начал мальчуган, ёрзая подошвой сапога по песку.
― Это вам, ― продолжила девочка, и дети синхронно протянули им два ярких венка из кленовых листьев ― уже начинающих сереть и сохнуть, но всё ещё радующих глаз буйством осенних красок. ― Вы очень красивая пара. Как мамочка с папочкой, ― смущённо буркнула напоследок девочка, схватила брата за руку и дёрнула прочь.
― Спасибо! ― растерянно крикнула им вслед Мари, желая донести до ребят благодарность.
― Очень неожиданно, ― произнёс Коннор, с улыбкой крутя в разные стороны венок, чтобы получше рассмотреть, ― и мило.
― Агась, ― задумчиво поддержала Мари, всё ещё глядя на удаляющихся детей. ― Какие они замечательные. Такие кареглазенькие… ― добавила шёпотом, сминая пальцами бархатистые листья.
Обратно шли молча. Коннору хотелось продолжить разговор, но он видел на лице Мари потерянность и всё разгорающуюся печаль.
― Ты можешь поделиться. Я пойму. Знаю, из меня не лучший кандидат в мужья, да и обо всех возможностях семейной жизни со мной можно забыть, но…
― Всё в порядке, Коннор. ― Мари обернулась и посмотрела ему в глаза. ― Боже, да я вообще не из тех, кто мечтает о детях! Совершенно спокойно обойдусь до старости без наследников. Просто… Случись хоть крохотная возможность, я бы хотела, чтоб мои дети были похожи на тебя, ― серьёзно и нежно подчеркнула Мари. ― Но у нас их не будет. Это ничего, не страшно. ― Легко поцеловала его в щёку.